Японская разведка название. Советская контрразведка против японской разведки на дальнем востоке

1. Информационно-исследовательское бюро (ИИБ) при кабинете министров
2. Органы военной разведки
3. Управление информации и исследований МИД
4. Главное полицейское управление (ГПУ)
5. Управление расследований общественной безопасности при Министерстве юстиции (УРОБ)
6. Органы военной контрразведки
7. Иммиграционное управление
8. Управление безопасности на море (УБМ)

Информационно-исследовательское бюро (ИИБ) при кабинете министров

Главная спецслужба Японии. Из-за малого числа сотрудников активно вербует иностранных граждан.

1. внутренней информации.
2. зарубежной информации.
3. по взаимодействию с другими спецслужбами страны.
4. с государственными учреждениями, частными фирмами и общественными организациями.
5. по связям со СМИ.
6. аналитический.

Военная разведка

Управление информации и исследований МИД

Занимается сбором данных для выработки внешнеполитического курса Японии.

Главное полицейское управление (Управление охраной)

Её задачей является контрразведывательное обеспечение государственной безопасности.

1. Отдел общественной безопасности.
2. Иностранный отдел.
3. Следственный отдел.

Управление расследований общественной безопасности

Военная контрразведка

Построена, как и военная разведка, на основе армии США . Тесно сотрудничает с офицерами военной контрразведки ВС США, находящихся на Японских островах.

Иммиграционное управление

Контролирует въезд и выезд граждан и иностранцев. Собирает разведывательную и контрразведывательную информацию. Тесно сотрудничает с контрразведывательными службами Японии.

Управление безопасности на море (УБМ)

Морская разведка, контроль рыбного промысла в 200-мильной зоне, оказания помощи терпящим бедствие в море.

Напишите отзыв о статье "Спецслужбы Японии"

Ссылки

См. также

Отрывок, характеризующий Спецслужбы Японии

По мнению многих исследователей, Япония считается классической страной всеобъемлющего и всюду проникающего полицейского шпионажа. Еще в эпоху раннего средневековья в Стране восходящего солнца была создана общенациональная система тайного надзора за всеми слоями населения и всем аппаратом государственного и местного управления. Организаторами этой системы были сегуны ("генералы", "полководцы"), вплоть до 1868 года фактически осуществлявшие в стране верховную власть.

В то время в Японии была явная и тайная полиция. Возглавляла ее группа лиц, так называемые омецуке ("великие цензоры" или "ревизоры"), которых называли "глазами и ушами сегуна". Обязанностью омецуке являлось наблюдение за деятельностью феодалов, представлявших тогда в стране значительную силу. Следующими по рангу полицейскими чинами были мецуке ("цензоры" или "ревизоры"), следившие за хатомото (знаменосцы) и самураями (дворяне, дружинники феодалов). Чиновники, в зависимости от их ранга, находились под наблюдением омецуке или мецуке. Практически надзор осуществлялся двумя категориями агентов: явными и тайными. Все чины полиции регулярно представляли по инстанции донесения обо всем увиденном и услышанном. Таким образом, все жители Японии - от простого селянина до министра - находились под неусыпным наблюдением полиции (1).

По данным Р. Гесса, заместителя А. Гитлера по НСДАП, японская разведка берет свое начало приблизительно с 1860 г., с того момента, как Япония стала открытой для иностранцев. Японское правительство в середине XIX в. посылало бесчисленное множество дипломатических, торговых и военно-морских миссий для сбора в основном экономической информации в Европе и Америке (2).

Незадолго до войны с Китаем, когда вооруженные силы страны были организованы по типу европейских армий, разведка стала частью государственного механизма (3). Систему разведывательной службы японцы позаимствовали у немцев. В 1875 г. японские эмиссары обратились к руководителю прусских спецслужб В. Штиберу с просьбой помочь создать разведку. Некоторое время спустя германская миссия, руководимая генералом Меккелем, отправилась в Японию, чтобы приступить к реорганизации и модернизации армии Микадо. И в 1878 г. была создана разведслужба императорского штаба Кансейкеку. В течение ряда лет немецкие уполномоченные неоднократно наносили визиты в Токио. В итоге создается Токуму Кикан, служба военной разведки. Каксейкеку, в свою очередь, стала в 1896 г. вторым отделом императорского генштаба. С 1908 г. этот отдел разделяется на два подотдела: западный (О-Бей-ка) и китайский (Шина-ка) (4).

Сбором секретных сведений за рубежом занималось также МИД. Информационно-разведывательный отдел министерства иностранных дел получал секретные сведения, в основном политического характера, через консульства, которые переправляли донесения в посольства специальными курьерами, а посольства, в свою очередь, посылали ее в Японию чаще всего дипломатической почтой. В Токио вся информация тщательно изучалась, классифицировалась, регистрировалась, а затем направлялась по назначению.

Взяв за основу доктрину всеобъемлющего шпионажа, японская разведка насаждала в соседних странах массовую агентуру. Кадры она черпала из созданных в конце XIX в. патриотических обществ, которые вели разведывательную и подрывную деятельность против главных на тот момент противников Японии - России и Китая – с целью воздействия на них.

Самым крупным из всех японских патриотических обществ был "Кокурюкай" - "Черный дракон", которое основал в 1901 г. Рехэй Утида. Члены этой организации ставили своей задачей захват Маньчжурии, Приморья, Приамурья и т. д. Следует также отметить, что кадровые руководители разведки готовились "Кокурюкай" (5).

В 1898 г. возникло "Восточно-Азиатское общество единой культуры". Его открытой целью являлась выработка и распространение единой иероглифической письменности, чтобы на этой основе добиться японо-китайского сближения. Деятельность этого общества ограничивалось лишь Китаем.

В Шанхае японцы основали школу, известную как колледж Тун Вэня. Она готовила своих слушателей для работы в Восточной Азии. К 1908 г. это учебное заведение окончило не менее 272 человек, отправившихся потом в Китай, Бирму, Индию, Филиппины и Монголию (6).

Следует обратить внимание, что для подготовки агентов привлекались не только патриотические общества, но и государственные закрытые учебные заведения, славившиеся своими традициями. Среди них были школы древних искусств рукопашного боя и восточных единоборств, готовившие сильных и волевых людей, способных в результате специальных тренировок переносить повышенные физические, моральные и психологические перегрузки (7).

К числу более мелких, но, тем не менее, важных обществ относилось "Пробуждение Великой Азии". Оно было создано в 1908 г. и развернуло свою деятельность в пяти направлениях: изучение экономической, географической, образовательной, колониальной и религиозной обстановки в Китае и Центральной Азии. Эта организация засылала туда агентов, создавала там свои отделения, вело устную и печатную пропаганду. Общество имело свои отделения в Китае, Сиаме, Афганистане, Турции, Персии и Индии (8).

Следует отметить, что все вышеперечисленные патриотические общества делали особый упор на патриотизм, который основывался на синтоистской идее богоизбранности японцев. Их объединяла одна общая цель: установление японского контроля над Азией, а впоследствии и над всем миром. Они добивались того, чтобы японский образ жизни в области культуры, экономики и административного управления был распространен на всех тех "несчастных", которые не происходили от прапраправнука богини Солнца и ее свиты, согласно синтоистским верованиям.

Члены обществ, отобранные для наиболее важной работы, обучались языкам и разведывательной деятельности. Агенты, которые предназначались для сбора информации, набирались из различных слоев населения: лавочников, туристов, продавцов литературы, порнографических открыток, медикаментов, а также рыбаков, студентов, ученых, священников и археологов. Главное требование к ним - стремление к выполнению поставленных руководством задач в любой ситуации.

Агентам не обещали никаких наград, но вместе с тем, подавляющее их большинство работало с почти невероятной, с точки зрения европейца, преданностью и самоотверженностью. Это объясняется как воспитанием, так и уверенностью, в своем спасении в сложной ситуации. Руководство разведки никогда не отказывалась от провалившегося агента. Дипломатические и консульские представители Японии всегда активно защищали неудачников. Вслед за арестом шпиона неизбежно следовали негодующие протесты, и немедленно давалось поручительство, даже несмотря на то, что подобные действия можно расценивать как признание в сотрудничестве с разведкой (9).

К началу ХХ в. японцы, готовясь к предстоящей войне, раскинули на территории Российской империи огромные шпионские сети. Например, военный атташе в Петербурге полковник Акаси и сотрудник посольства капитан Тано, вербовали агентов в российской столице с целью получения военных и других секретов. "Полковник Акаси, - отмечалось в отчете разведочного отделения Главного штаба, - работает усердно, собирая сведения, видимо, по мелочам и ничем не пренебрегая: его несколько раз видели забегавшим в английское посольство, расспрашивающим о чем-то на улице шведско-норвежского военного агента... и наблюдали его в сношениях... с целым рядом японцев" (10).

Активно занимался сбором секретной информации японский консул в Одессе К. Ижима. С началом войны он обосновался в Вене, где, по данным Департамента полиции, возглавил "центр японской разведочной службы" с агентурой в Харькове, Львове и Одессе (11).

Активную работу вела и морская разведка. В сентябре 1904 г. русская охранка арестовала двух японцев, служивших в коммерческих предприятиях Петербурга. Они много лет прожили в России, и оба, как выяснилось, оказались офицерами морского флота. Японцы глубоко вошли в жизнь русского общества, завязали много полезных знакомств и связей в торговых кругах, а через их посредничество вступили в контакт с личным составом русского флота. Один из них, чтобы укрепить свое положение, решил жениться на русской и даже, приняв православие, добросовестно выполнял все религиозные обряды (12).

О том, что Вена, Гаага, Париж и Стокгольм являются "центрами японской разведочной службы" русскому Департаменту полиции стало известно только в феврале - марте 1904 г. (13). Именно тогда японские дипломаты расшифровали себя, пытаясь выведать российские секреты через другие страны с целью воздействия на ход русско-японской войны.

Впрочем, военная разведка Японии вела активную работу не только в столице, но и на окраинах империи. Многие офицеры японского генерального штаба специализировались в качестве содержателей публичных домов и курилен опиума в крупных населенных пунктах Дальнего Востока. "Японские" улицы Владивостока, Никольска-Уссурийского и других городов состояли из подобных заведений. Агенты не гнались за деньгами, а выкрадывали из полевых портфелей и карманов посетителей документы (14). Офицеры генштаба – резиденты - также устраивались парикмахерами на станциях и в городах, где стояли российские гарнизоны, устанавливали состав расквартированных частей.

В Маньчжурии и Уссурийском крае японские разведчики и агенты жили под видом торговцев, парикмахеров, прачек, содержателей публичных домов, гостиниц, курилен опиума и т. д. Им ставилась задача широко изучать порученный район или участок, начиная от топографии и климатических условий местности, производственных и стратегических объектов, кончая бытом местных жителей.

Среди японских агентов, обосновавшихся в России, были лица различных национальностей: австрийцы, англичане, греки, евреи, корейцы, китайцы, русские и прочие. Однако подавляющее большинство из них являлись все-таки японцами. Данный факт объясняется тем, что трудный японский язык в то время знали лишь немногие иностранцы, в том числе и русские. Это немаловажное обстоятельство исключало подслушивание, сложная письменность давала возможность делать записи не прибегая к кодам. Расовое отличие от европейцев исключало возможность проникновения в шпионские организации агентов контрразведки.

Преданность своей стране, императору, а также идеям и идеалам общества, к которым они принадлежали, в случае провала фактически исключало перевербовку японцев разведкой или контрразведки другой страны. Разведка, осуществляемая в интересах родины, являлась почетным и благородным делом и находилась в полном соответствии с их идеалами патриотизма (15). В отличие от европейцев (за исключением немцев), считавших разведку презренным занятием, японцы принимали предложение спецслужб стать их агентами как почетную обязанность, что позволяло руководителям разведорганов проводить в жизнь доктрину тотального шпионажа без лишних хлопот. Каждый японец, намеревавшийся посетить Россию или жить там, только тогда получал право на выезд, когда полиция убеждалась в его надежности.

Расовое отличие японцев, которое являлось в разведывательной деятельности больше недостатком, чем преимуществом, компенсировалось массовостью. Благодаря тому, что на российском Дальнем Востоке, а также в районе строительства КВЖД проживало большое количество японцев-иммигрантов, являвшихся агентами секретной службы, жесткого контроля над ними со стороны жандармерии и охранки не было, поскольку установить тотальную слежку за тысячами японцев не предоставлялось возможным.

По причинам, указанным в предыдущей главе, японская разведка перед войной имела благоприятные возможности для активной деятельности. Агенты и резиденты, изучая порученный им район или участок, вели работу среди влиятельных чиновников, купцов и подрядчиков. Наименее устойчивые из них, слабости, которых были изучены японскими шпионами, завербовывались для разведывательной работы (16).

В отечественной историографии деятельность японской разведки в годы русско-японской войны на театре военных действий, а также в России и зарубежных странах исследована весьма основательно. Хотя данный период истории и выходит за рамки диссертации, но вкратце остановиться на нем все же следует. Это даст возможность обстоятельно ознакомиться с методами работы японской разведки, которые, кстати, применялись в России и в послевоенный период.

К началу боевых действий японская спецслужба имела прочные позиции в районе проведения предстоящей компании. Опираясь на своих резидентов, командированных задолго до войны на территорию России, Маньчжурии и других стран, японская разведка разбила весь район фронта и тыла русской армии вдоль линии железной дороги на сектора, что облегчало наблюдение за передвижением русских войск и обеспечивало своевременное получение информации от широко раскинутой агентурной сети. На японской территории такими секторами руководили офицеры, а в тылу русской армии – в основном китайцы (17).

Японские группы располагали значительными средствами для разведывательной деятельности, в частности, для приобретения помещений, среди местного населения, что давало возможность получать необходимую информацию.

Очень часто (и это было наиболее эффективно) группы агентов работали в качестве строителей над возведением укреплений, собирая точные сведения о размерах сооружений, тем более что царское командование в годы русско-японской войны показывало исключительные образцы преступной халатности в отношении хранения военной тайны. Например, при постройке фортов на Куандченской позиции подрядчиком-китайцем были выданы их планы. Более того, даже охрана фортов состояла из китайцев (18).

Каждый из этих шпионов получал конкретное задание, например, произвести рекогносцировку определенного участка оборонительной линии и установить наблюдение за передвижением какого-нибудь войскового соединения царской армии. Это не составляло большого труда, т. к. указатели дорог и вывески о расположении частей и штабов расквартированных русских войск очень облегчали такого рода разведку (19).

Беспечность некоторых русских генералов давали возможность японской разведке использовать для шпионажа даже малограмотных и неграмотных корейцев и китайцев, которым давалось задание только зарисовать погоны, воротники или шапки солдат частей, расположенных на участке. Полученные таким путем сведения о расположении русских войск в соединении с другими данными, представляли материал большой ценности.

Для того чтобы японские войска не задерживали своих агентов, им выдавались пропуска на крохотных кусочках бумаги, которые могли быть спрятаны в папиросе или пачке табака, а также зашиты в одежде (20).

Японские шпионы буквально наводнили и нейтральную зону, образовавшуюся в связи с тем, что Китай во время русско-японской войны заявил о своем нейтралитете. Здесь они создали не только густую агентурную сеть из китайцев, но даже базу для снабжения армии генерала Ноги во время Мукденской операции (21).

Обширная своевременно организованная сеть сильно облегчала работу войсковой разведки, иногда почти заменяя ее. Об этом пишет хорошо осведомленный французский полковник Ниссель: "Японская служба разведки, по крайней мере, до мукденских боев, была почти целиком возложена на шпионаж, организованный до компании" (22).

Большой интерес представляет система связи между разведчиками на театре военных действий. Надо сказать, что связь через фронт, передача сведений были затруднительны, особенно в первый период войны, когда японская армия передвигалась мелкими частями. Чтобы донесения не попадали к русским, их вплетали в косы китайцев, помещали в подошву обуви, зашивали в складки платья и т. д. (23). Японские агенты переходили через линию фронта под видом бродячих рабочих, носильщиков, странствующих китайских купцов, погонщиков скота, искателей корня женьшень и т. д. Прекрасное знание русского языка многими японскими солдатами и офицерами давало им возможность переходить через передовые позиции. Для доставки сведений по назначению, особенно в ночное время, они надевали форму русских солдат, офицеров и санитаров.

Когда об этом стало известно русской контрразведке, японцы начали искать новые способы. Например, записывать свои донесения с помощью лупы и рисовать кроки местности на мельчайших кусочках пергаментной ткани, после чего скатывать их в шарик, величиной с булавочную головку, который вкладывать в один из пустых золотых зубов. Принимались и другие уловки: наряжались уличными торговцами, неся в корзинах товары, обозначавшие род войск, количество и вид вооружения и т. д. Нередко применялась передача информации устным путем (24).

В деле шпионажа японцы показали себя подлинными новаторами, использовали любую возможность для получения интересующих сведений. В ходе боевых действий они быстро сориентировались в обстановке и схватились за дешевый, безопасный и вполне надежный источник информации - прессу.

В то время военной цензуры не существовало, и газеты печатали все, что угодно, в том числе распоряжения Военного министерства, сообщались даты окончания формирования воинских частей, списки убитых и раненых, сведения о мобилизации частей для отправки на Дальний Восток и прочие секретные сведения. Находившиеся в свободной продаже военные газеты попадали в руки агентуры и немедленно использовались генеральным штабом для оперативных целей.

Необходимые сведения также черпались из иностранной прессы, перепечатывавшей материалы из русских газет. Так, в одном из русских изданий в начале войны было сообщено о назначении командиров корпусов и начальников дивизий царской армии. Основываясь на данных, приведенных в заметке, французская газета "Ля Франс Милитэр" весной 1904 г. поместила сообщение о предстоящей отправке на фронт конкретных корпусов. Причем, назначение этих объединений в предстоящих операциях были сообщены газетой совершенно точно (25).

Впрочем, японцы в плане получения необходимых сведений через периодическую печать не являются первооткрывателями. Пионером, как выясняется, была немецкая разведка, перлюстрировавшая французские издания во время франко-прусской войны 1870 - 1871 гг. Японцы, являясь способными учениками, на свои позиции иностранных корреспондентов не допускали.

Отличительной особенностью японской разведслужбы в годы войны была гибкость, что позволяло оперативно реагировать на все происходящие изменения, применять различные новшества, как в сборе секретных сведений, так и в борьбе с русской контрразведкой. Инициатива и изобретательность позволяли спецслужбе обеспечивать свое командование оперативной и объективной информацией о планах, действиях, вооружении русских войск, что в определенной степени отражалось на ходе войны.

В годы войны японское правительство через свою разведслужбу стремилось воздействовать на внутриполитическое положение России, чтобы ослабить ее в военном отношении. Конкретная задача заключалась в разложении русской армии и затруднении ее комплектования, в стремлении заставить царское правительство отвести максимальное количество войск с театра военных действий на поддержание порядка в империи.

Кроме чисто военных задач, японская разведка преследовала и общеполитические цели: настолько накалить внутриполитическую обстановку в России, чтобы самодержавие не могло вести войну на два фронта - с врагом внешним и внутренним.

В своем стремлении ускорить заключение мира с Россией, правительство Японии пошло на прямое финансирование деятельности революционных и оппозиционных партий, передав им за годы войны не менее 1 млн. иен (по современному курсу 35 млн. долларов). Финансировались партия социал-революционеров, которую японцы считали "наиболее организованной" среди других партий, Грузинская партия социалистов-федералистов-революционеров, Польская социалистическая партия и Финляндская партия активного сопротивления. Прямые контакты с полковником Акаси, инициаторами и главными действующими лицами с японской стороны, поддерживали руководители ряда партий.

Японская помощь коснулась таких важных направлений деятельности российского освободительного движения, как печатание и распространение нелегальной литературы, упрочнения межпартийных связей, военно-техническая подготовка вооруженного восстания. Руководствуясь чисто прагматическими целями, правящие круги Японии не испытывали ни малейших симпатий к социалистическим идеям. Не случайно, что источник поступления денежных средств был перекрыт сразу после начала русско-японских мирных переговоров.

"Нельзя не согласиться с западными исследователями в том, - пишут Д. Павлов и С. Петров, - что субсидирование деятельности российских революционных и оппозиционных партий Японией никак не повлияло на исход войны. Все финансируемые золотом начинания не оказали серьезного влияния на ход российской революции. Обе оплаченные из Токио конференции (Парижская 1904 и Женевская 1905 гг.) не привели к созданию прочного блока партий; точно так же не состоялось "запланированное" на июнь 1905 г. вооруженное восстание в Петербурге; не удалась попытка ввоза оружия в Россию не пароходе "Джон Графтон"; успешно закончившееся в конце 1905 г. путешествие парохода "Сириус", доставившего на Кавказ 8,5 тыс. винтовок и большое количество боеприпасов, также нет оснований расценивать как событие, существенно повлиявшее на ход освободительного движения в России" (26).

На основании изученных материалов и документов можно прийти к выводу, что в годы войны японская стратегическая разведка уступала тактической, переоценив возможность революционных партий и движений оказывать влияние на ход событий в Российской империи.

После войны японская спецслужба по-прежнему собирала военно-статистические сведения о состоянии и степени обученности войск, настроении нижних чинов, их отношении к среднему и высшему командному составу. Как было установлено, агенты находились вблизи береговых батарей, стрельбищ, при занятиях обучению сигнализации и т. д. Японская разведка тщательно собирала информацию о состоянии грунтовых дорог, количестве земли отданной в аренду китайцам или корейцам и т. д.

Приемы японского шпионажа в послевоенный период имеют следующий характер: в городе появлялись один за другим несколько японцев, в большинстве случаев, как это установлено контрразведкой, военнослужащих или запасных нижних чинов (были среди них и корейцы-японофилы) открывали какие-либо торговые или промышленные заведения, начинали врачебную практику. Свои квартиры они выбирали с таким расчетом, что ни приехать, ни выехать из города незамеченным было невозможно. Такое положение вещей достаточно определенно указывало как на цель проживания в данном районе японцев.

Сообщение с родиной совершалось особой почтой, почти открыто действующей: каждый японский пароход, прибывающий из Японии, привозил с собой массу писем и посылок, которые на пристани принимались особыми агентами и разносились по адресам. Отправка консульских донесений совершалась специальными курьерами или через капитанов пароходов (27). Несмотря на заключение Портсмутского мирного договора, русско-японские отношения продолжали оставаться напряженными. Япония имела притязания на станцию Куаньченцзы, на ловлю рыбы вдоль берегов русских владений в Японском, Охотском и Беринговом морях, претендовала на тихоокеанское побережье России. Само собой разумеется, что Сибирь представляла особый интерес для японской разведки. По данным Департамента полиции, в Азиатскую часть империи потоком хлынули японские подданные под видом врачей, фотографов, прачешников, коммерсантов и прочих. Эта была послевоенная волна кадровых разведчиков и агентов, прибывших в Россию. Кроме них, продолжали свою работу агенты, появившиеся в нашей стране до 1904 г.

Работой агентурных сетей руководило главное разведывательное бюро, которое находилось при командующим маньчжурской армией в Порт-Артуре. В нем сосредотачивались все донесения по Китаю, Монголии и Азиатской России. Отделение этого бюро дислоцировалось в Чанчуне, возглавляемое полковником Миохарой, через которое велось сношение между находящимися в Сибири шпионами с порт-артурским бюро.

Кроме агентов-корейцев, Япония использовала и своих подданных, имевших коммерческие предприятия в Чите, Нерчинске, Сретенске и Верхнеудинске. Связь между ними и чанчуньским отделением поддерживалась через корейцев-курьеров или чинов цицикарского, харбинского и владивостокского консульств. В случае необходимости отправить срочное донесение, прибегали к помощи женщин, проживавших в вышеуказанных городах. В мирное время агенты при командировках снабжались записными книжками и шифрами, в военное - металлическими жетонами (28).

Интенсивность работы агентуры в Сибири менялась в зависимости от внешнеполитического курса правительства. Так, после окончания русско-японской войны 1904 - 1905 гг. японская спецслужба действовала в России довольно энергично. Однако с началом первой мировой, вступив в войну с Германией, она несколько ослабила внимание к империи, о чем свидетельствуют материалы русской контрразведки.

1. Роуан Р. Очерки секретной службы. Из истории разведки. - СПб, “Логос - СПБ”, 1992. - С. 372 – 373.
2. Операции военной разведки / Автор-составитель В. В. Петров. - Мн.: Литература, 1997. - С. 248 - 249.
3.Черняк Е. Б. Пять столетий тайной войны: из истории секретной дипломатии и разведки. - 4-е изд., доп. и перераб. - М., "Международные отношения"", 1985. - С. 395.
4. Фалиго Р., Коффер Р. Всемирная история разведывательных служб: Т.1: 1870 – 1939. – М.: ТЕРРА, 1997. – С. 53.
5. Вотинов А. Японский шпионаж в русско-японскую войну 1904-1905 гг. - М., 1939. - С. 24.
6. Операции военной разведки /Автор-составитель В. В. Петров. - Мн.: Литература, 1997. - С. 256.
7. Кравцев И. Н. Спецслужбы России в русско-японской войне 1904-1905 годов. Рукопись канд. диссерт. - М., 1996. - С. 109.
8. Операции военной разведки /Автор-составитель В. В. Петров. - Мн.: Литература, 1997. - С. 258 - 259.
9. Там же. - С. 252, 260.
10. Павлов Д., Петров С. Японские деньги и русская революция. // Тайны русско-японской войны. - М.: ""Прогресс"": ""Прогресс-академия"", 1993. - С. 15.
11. Павлов Д. Б. Русская контрразведка в годы русско-японской войны. // Отечественная история. - 1996. - № 1. - С.17.
12. Роуан Р. Очерки секретной службы. Из истории разведки. - СПб, “Логос - СПБ”, 1992. - С. 209.
13. Павлов Д. Б. Указ. соч. - С. 23.
14. Вотинов А. Указ. соч. - С. 11.
15. Операции военной разведки /Автор-составитель В. В. Петров. - Мн.: Литература, 1997. - С. 268 - 269.
16. Вотинов А. Указ. соч. - С. 21 - 22.
17. Вотинов А. Указ. соч. - С. 37.
18. Там же. - С. 38.
19. Там же. - С. 38 - 39.
20. Там же. - С. 39 - 40.
21. Русская разведка и контрразведка в войне 1904-1905 гг.: Документы./ Сост. И. В. Деревянко. // Тайны русско-японской войны. - М., - ""Прогресс-академия"", 1993. - С 262 - 263.
22. Там же.
23. Вотинов А. Указ. соч. - С. 43.
24. Там же. - С. 44.
25. Там же. - С. 45.
26. Павлов Д., Петров С. Указ. соч. - С. 68.
27. Из истории русской контрразведки. - С. 61.
28. РГВИА, ф. 1450, оп. 7, ед. хр. 65, л. 9 - 9 об.

Николай КИРМЕЛЬ, кандидат исторических наук

"Когда еще учился в школе читал книгу Акунина "Алмазная колесница". Там в первом томе описывались некоторые диверсии на железных дорогах России вр время Русско-Японской Войны. А еще в одной книге немецкий шпион пытался сорвать принятие на вооружение бомбардировщика "Илья Муромец".
Интересно было бы почитать про диверсионную деятельность разных сторон во время Русско-Японской и Первой Мировой Войны"

Давайте так, все таки из за обширности темы (будущим заказчикам в столы заказов на заметку) остановимся все таки на Русско-Японской войне, а Первую мировую если есть интерес попросим прописать уже в февральском столе. Начнем разбираться с вопросом...

К началу русско-японской войны разведывательная служба в Японии имела многовековую историю. Уже в XVI в. была хорошо организована разведка и наблюдение за всеми слоями общества внутри страны. Необходимости же в заграничном шпионаже не было, так как вследствие политики «самоизоляции» внешние контакты вплоть до середины XIX в. были весьма ограниченными.

Наличие опыта внутренней разведки позволило японскому Генеральному штабу уже в конце XIX и особенно в начале XX в. быстро и сравнительно легко организовать широкую разведовательную сеть в государствах, которые Япония рассматривала объектом своей внешней экспансии, и в первую очередь в Китае. Победа в японо-китайской войне 1894-1895 гг. заставила Японию обратить взор на Россию, которая стала рассматриваться основным препятствием японской экспансии на Дальнем Востоке.

Готовясь уже с конца XIX в. к военному захвату Маньчжурии и русских дальневосточных земель, японцы стали активно проводить разведывательную работу внутри России.

Еще за 10 лет до начала русско-японской войны японцы направили в Россию, и в особенности в Маньчжурию и на Дальний Восток, большое количество своих шпионов и диверсантов, на основании получаемых от них сведений тщательно изучали организацию и боевые возможности российской армии и флота, будущий театр военных действий, и составляли оперативные планы ведения войны.

По далеко не полным данным, составленным на основании материалов жандармских органов России, количество японских шпионов, действовавших на территории нашего государства, к началу русско-японской войны доходило до пятисот человек. Разумеется, сведениями от японской стороны, вследствие специфики проблемы, мы не располагаем и по сей день.

Становление контрразведки в России связано с именем Владимира Николаевича Лаврова — ротмистра Отдельного корпуса жандармов, специалиста по тайному государственному розыску. В своем первом отчете за 1903 г. Лавров отмечал, что для ловли шпионов одного наружного наблюдения недостаточно. Нужна хорошая внутренняя агентура, работающая в разных правительственных учреждениях, в гостиницах, ресторанах и т. д.

К лету 1904 г. российская контрразведка освоилась с новыми условиями работы, вызванными войной, и, пытаясь перехватить инициативу у японцев, начала действовать с упреждением, в основном за пределами России. В самой же России к этому времени деятельность контрразведки велась достаточно планомерно, и сообщения различных учреждений, занимавшихся слежкой за иностранными шпионами, наводнили Петербург.

Несмотря на успехи российской контрразведки в борьбе с японскими агентами на территории России, в целом работа была поставлена из рук вон плохо. Ее отличали невнимательность, заорганизованность, а иногда и полная неорганизованность, недостаток сведений о Японии и японском менталитете. Возглавляемое Лавровым отделение вскоре после войны было ликвидировано.

Японские шпионские группы располагали значительными средствами для шпионско-диверсионной работы и для приобретения помещений, которые приближали их к массе населения. Как правило, приобретались небольшие мелочные лавчонки, преимущественно булочные, которые посещались всеми слоями населения. В эти лавочки в числе других покупателей приходили солдаты и офицеры русской армии, из разговоров которых, иногда неосторожных, можно было узнать очень многое, не говоря уже о том, что офицерские и солдатские погоны давали возможность определить, какие новые части русских появились в этом районе.

Обычно беседа с русскими офицерами и солдатами начиналась «случайным» вопросом, который задавал старший группы шпионов как хозяин заведения, а остальные шпионы работали «молча» приказчиками, грузчиками или просто толпились около лавчонки.

Немало шпионских сведений получили офицеры японского Генерального штаба и от посетителей опиекурилен.
Одной из наиболее распространенных среди японских шпионов и разведчиков профессий была профессия фотографа. Некоторые из фотографов-разведчиков оказывали большие услуги японскому Генеральному штабу.

Отдельные японские офицеры работали также «прачками» или охотно ловили «рыбу» в водах близ русских берегов.
Более того, уже во время войны было обнаружено несколько японских шпионов, работавших санитарами в русских госпиталях.

Японские шпионы работали также поварами, кочегарами и официантами на русских и иностранных пароходах, курсировавших между русскими и иностранными портами. Японские шпионки охотно устраивались на работу в качестве нянек и горничных в семьи к военным или к знакомым военных.

Неплохо были осведомлены о России задолго до войны и многие другие офицеры и генералы, работавшие в штабах японской армии. Так, начальник штаба маршала Ояма генерал Кодама, которого считают автором плана войны с царской Россией, долгое время прожил в Амурской области.

Очень часто шпионские группы работали в качестве строительных рабочих над возведением укреплений, собирая точные сведения о размерах этих укреплений, тем более что русское командование во время русско-японской войны показывало исключительные образцы преступной небрежности и в отношении хранения военной тайны. Так, например, при постройке портов на Куанчендской позиции подрядчикам-китайцам были выданы планы фортов. Более того, даже охрана этих фортов была организована из сторожей-китайцев.

В тылу царской армии во время войны такие шпионские группы японцев, действовавшие на территории сектора, обычно возглавлялись японскими шпионами-китайцами. Они, как и руководители шпионских групп на японской территории, имели в своем распоряжении группу шпионов от трех до пяти человек.

Сбором сведений в пользу японцев во время войны занимались также мелкие торговцы — китайцы и корейцы. Они торговали русским табаком и японскими папиросами, местными лакомствами и безделушками и под этим предлогом успешно собирали нужные японцам сведения.

У многих из царских офицеров служили денщиками китайцы. В Ляояне эти «денщики» аккуратнейшим образом два раза в неделю собирались у японских агентов и давали им сведения о своих господах.

Для получения информации японским разведчикам в большинстве случаев не требовалось никакой хитрости или изобретательности. Нужно было только иметь «своих» людей в общественных местах и слушать то, что болтали многие офицеры, а иногда и солдаты.

Обширная своевременно организованная шпионская сеть значительно облегчала работу японской войсковой разведки, иногда почти заменяя ее.

Организацией и повседневным руководством разведывательной деятельности в России занимался японский Генеральный штаб. Он имел в своем распоряжении довольно обширную сеть различных организаций, обществ и бюро, на которые возлагалась практическая шпионская деятельность на территории России. Возглавляли эти организации обычно офицеры японского Генерального штаба.

Многие японские шпионы, офицеры Генерального штаба, «специализировались» в качестве содержателей публичных домов и курилен опиума. «Японские» улицы таких русских городов, как Владивосток, Никольск и другие, состояли почти сплошь из публичных домов. Число японских шпионов-сутенеров и содержателей публичных домов колебалось в среднем от одной трети до одной пятой всех японских подданных, проживавших в городах Дальнего Востока. И проститутки, и офицеры японского генерального штаба делали одно общее дело. Они не гнались за деньгами, а выкрадывали из полевых сумок, портфелей и карманов посетителей публичных домов различные документы.

Так, например, в городе Мукдене вплоть до русско-японской войны штаб-офицер Нагакио содержал четыре публичных дома, через которые собирал необходимые шпионские сведения для японского Генерального штаба.

В Порт-Артуре еще до войны 1904-1905 гг. долгое время существовал публичный дом, открытый американской подданной Жанетой Чарльз. Помимо «обычного» для данного заведения занятия, шпионское ремесло в его стенах достигло чрезвычайно больших размеров. После закрытия полицейскими властями заведения Жанеты Чарльз в Порт-Артуре, она переехала во Владивосток и так же открыла публичный дом под названием «Северная Америка». Так же, как и в Порт-Артуре, во Владивостоке велась разведывательная деятельность в пользу Японии и ее союзников (Великобритании и США).
Большую помощь японской разведке на территории России оказывали и немецкие подданные. Так, немецкая фирма «Кунст и Альберс», монополизировавшая торговлю на Дальнем Востоке, занималась шпионажем в пользу Германии и Японии. Японские агенты были внедрены в фирму под видом продавцов и мелких служащих, и их донесения о состоянии русских войск в регионе регулярно появлялись в Генеральном штабе в Токио.

Немало японских шпионов работало приказчиками не только у русских, но и иностранных купцов в городах Дальнего Востока. Один из английских торговцев, часто бывавший во Владивостоке, имел здесь своего приказчика-японца. В начале января 1904 г. этот «приказчик» заявил своему хозяину, что больше он работать не будет. Англичанин никак не мог уговорить его не бросать работы, хотя и обещал ему утроить жалованье. Каково же было изумление англичанина, когда он по приезде в Токио встретил на одной из главных улиц города «своего» приказчика в форме капитана японского Генерального штаба. Офицеры японского Генерального штаба нередко устраивались на работу в парикмахерских городов или станций, где стояли гарнизоны царской армии. Обслуживая офицеров и солдат, шпионы-парикмахеры устанавливали состав расквартированных частей армии, добывая сведения, нужные японскому Генеральному штабу.
Вместе с сотрудниками Генерального штаба, разведывательной деятельностью занимались и японские дипломаты, при этом особую активность проявил японский посол в Петербурге.

Таким образом, японский Генеральный штаб еще задолго до начала русско-японской войны сформировал обширную агентурную сеть в России, через которую собирал все необходимые сведения о будущем дальневосточном театре военных действий.

В первые месяцы войны Японии хватало кадров, завербованных еще в мирное время. Но с расширением театра военных действий их число не стало удовлетворять Генеральный штаб. Поэтому Япония спешно стала заниматься вербовкой новых кадров, главным ядром которых стали представители местного китайского населения.

Проведению успешной вербовки китайцев на сторону японцев способствовало почти полное в связи с войной прекращение местной торговли. Многочисленные китайские торговцы и приказчики остались без работы и охотно соглашались на предложения японцев заняться агентурной деятельностью. Особую ценность для японской разведки составляли китайцы, хорошо знавшие русский язык. На содержание этой категории своих шпионских кадров Япония тратила огромные средства. По свидетельству разоблаченных агентов, они получали по 200 иен ежемесячно, что по тем временам представляло довольно солидную сумму. Не знавшим русского языка и не представлявшим особую ценность агентам выплачивалось около 40 иен.

Особую ценность для японской разведки представляли те китайцы и корейцы, которые работали у русских в качестве переводчиков и писцов. Китайцы и корейцы, работавшие у русских и являвшиеся японскими шпионами, очень долго не были разоблачены. Лишь в конце 1904 г., т. е. спустя полгода после начала войны, из ряда дел о японских шпионах удалось установить, что среди переводчиков китайцев и корейцев, работавших в царской армии, были японские шпионы.

Наряду с довоенной вербовкой «неблагонадежных», японцы во время самой войны, захватывая территории, находившиеся до этого в руках России, немедленно развертывали активную работу по вербовке шпионов и разведчиков среди китайцев и корейцев, применяя те же методы: шантаж, подкуп, убийства.

Методы вербовки, применяемые японскими шпионами и диверсантами, в основном сводились к следующему: японцы изучали слабости человека, которого намечено было завербовать, после чего в ход пускались подкуп, шантаж, обманы всякого рода, угрозы, использование недостатков и промахов отдельных людей.

Кроме того, помимо посылки шпионов на тот или иной участок, японцы имели возможность получать подробные устные, а иногда и письменные сообщения о русских войсках через местных жителей, среди которых у них было много знакомых, вольно, а иногда и невольно доставлявших японским шпионам те или другие сведения.

Для того чтобы затруднить доступ шпионов и разведчиков со стороны противника, японцы применяли следующий прием: путем дознания они выясняли пути, по которым шел тот или иной русский разведчик, узнавали названия деревень, где он останавливался, владельцев домов, где он ночевал, после чего привлекали всех этих лиц во главе со старшиной селения к ответственности как пособников русской разведки.

Однако по мере развертывания военных действий японским шпионам и разведчикам становилось все труднее и труднее работать на линии фронта. Использование японцами китайцев и корейцев для разведывательной работы вскоре потеряло свое преимущество. Хотя корейцы и китайцы, как местные жители, хорошо знали местность, но и они стали вызывать у русских не меньше подозрений, чем японцы, особенно после того, как удалось установить наличие среди японских шпионов корейцев и китайцев.

Помимо вербовки китайского населения, японцы привлекали к агентурной работе и родственников солдат, состоявших на службе в российской армии и попавших в плен к японцам. В рапорте полковника Огиевского от 27 июня 1905 г. по этому вопросу сообщалось: «Из рассказов многих шпионов как на суде, так и на предварительном следствии обнаружилось, что японцы, заняв новую местность, путем расспросов выясняют, кто из местных жителей находился на службе в русских войсках или имел с ними сношения, и потом всех таких лиц заносят в категорию подозрительных. Затем, под угрозой жестокого наказания подозрительным жителям предоставляется право заслужить себе расположение японских властей, для чего рекомендуется отправиться на север и, пользуясь своими прежними связями с русскими, доставить интересные японцам сведения».

Разумеется, в условиях войны обучение агентов проводилось с большей поспешностью. После краткосрочного обучения и соответствующей практической подготовки шпионы группами в 3-4 человека направлялись для работы в тылы русской армии. Возглавлял такую группу обычно наиболее опытный агент, хорошо знавший русский язык.
Группе выдавались деньги, на которые она по прибытии в назначенный район открывала какое-либо торговое предприятие или мастерскую для конспирации своих истинных целей.

Члены группы, внедряясь в штат работников ресторанов, погонщиков при обозах, а также в госпитали, успешно собирали интересующие Токио сведения.

Скорейшей доставки собранной информации также уделялось большое внимание. С помощью специальных почтальонов она направлялась через линию фронта в Центральное японское бюро. Для этого к каждой агентурной группе приписывалось несколько надежных почтальонов, что обеспечивало оперативность доставки сведений о вооруженных силах России.
Серьезное внимание уделялось и сбору сведений о передвижении русских войск. Эта информация, несомненно, была стратегически необходимой японцам и давала возможность предупредительно передислоцировать войска. Для сбора такой информации японские агенты были заброшены на все крупные станции Сибирской железной дороги.

В то же время связь между японскими шпионами через фронт, передача донесений была очень затруднительна, особенно в первый период войны, когда японская армия продвигалась мелкими частями.

Своевременная доставка по назначению относительно легко собранных сведений нередко наталкивалась на непреодолимые препятствия. Воюющие стороны находились друг от друга на значительном расстоянии, и поэтому собранная информация часто запаздывала или попадала в руки русских.
Для сохранения и своевременной доставки собранных сведений «по назначению» придумывались всевозможные ухищрения. Так, донесения вплетались в косы китайцев, помещались в подошву обуви, зашивались в складки платья и т. п.

Наряду с этим японские шпионы, заметив, что китайцы перед началом боев в их деревне бросали свои дома и уезжали по различным направлениям, стали использовать их для передачи сведений по назначению. Этих беженцев японцы использовали и для прокладки телефонных линий. Так, русские разъезды неоднократно задерживали китайские арбы, груженные пожитками, среди которых оказывались катушки с японским телефонным проводом, а иногда даже находились и телефонные аппараты.

Японские шпионы переходили через линию фронта и под видом бродячих рабочих, носильщиков, странствующих китайских купцов, погонщиков скота, искателей корня женьшень и т. д.

Японские разведчики для доставки донесений по назначению, особенно в ночное время, надевали форму русских солдат, офицеров и очень часто переодевались русскими санитарами.

Для передачи сообщений через фронт применялась и такая уловка. Нарядившись уличным торговцем, шпион в корзине нес товары различных цветов, причем каждый цвет товара обозначал определенный род войск, а каждый мелкий предмет — оружия: трубки — тяжелую артиллерию, папиросы — полевые пушки, а количество этих предметов точно соответствовало количеству того или иного рода оружия на данном участке фронта. На товарах «торговца», кроме того, делались мельчайшими иероглифами записи, которые в отдельности ничего не значили, но, собранные агентом воедино, давали ему полное и четкое донесение.

Передача донесений от одного японского шпиона другому облегчалась их системой. Каждый агент получал крохотный металлический номер, который он мог прятать в косу, между пальцами ног, носить во рту.

В местах наибольшей глубины фронта, доходившей иногда до 60 километров, для быстрой передачи донесений японская разведка использовала специальных «проходчиков», которые передавали сведения от агентов, находившихся по ту сторону кордона. Вся работа этих «проходчиков» заключалась в том, чтобы непрерывно поддерживать связь между агентом, которому они были приданы, и тем органом разведки, которому их агент передавал сведения. В роли «проходчиков» выступали многочисленные нищие, китайцы и корейцы, проживавшие в прифронтовой полосе. Одним из самых доступных источников информации, активно использовавшимся накануне и в ходе русско-японской войны японцами, была российская и заграничная печать.

Очень много ценных сведений о состоянии и передвижении русской армии японский Генеральный штаб получал из русской прессы того времени, которая, несмотря на наличие цензуры, с преступной небрежностью публиковала многие вещи, не предназначенные для достояния общественности. Газеты оперативно сообщали о мобилизации той или иной части войск для отправки на Дальний Восток и даже сообщали сведения «из достоверных источников» о переброске войск в те или иные районы. Разумеется, все эти сведения по телеграфу передавались за границу, в результате чего японский Генеральный штаб имел полное представление о пропускной способности железных дорог, о количестве русских войск и пунктах их сосредоточения. Особо ценным источником сведений о русской армии для Японии был «Вестник Маньчжурской армии», в котором публиковались не только списки потерь, но и указания точных позиций русской армии. Так, в №212 и 245 «Вестника» были помещены «всеподданнейшая» телеграмма главнокомандующего генерала Линевича и приказ о производстве смотра прибывшим на театр военных действий пластунской бригаде, 4-й стрелковой бригаде и кавказской казачьей дивизии. В №225 был опубликован приказ главнокомандующего за №444 о производстве смотра 5, 17 и 9-му армейским корпусам 3-й армии и 10 и 6-му сибирским корпусам 3-й армии.

Число таких приказов было огромно, и естественно, что все эти сведения при свободной продаже русских военных газет и мощной разведывательной японской сети немедленно использовались японцами при планировании стратегических операций.

Военной тайной пренебрегала и другая известная газета — «Русский инвалид», в номерах которой давались объявления, призвавшие высылать материалы к годовщине того или иного полка. В подобных объявлениях указывался не только точный адрес воинской части, но и краткая история ее существования.

Уместным будет привести и такой факт: в 90-х годах XIX в. прусским артиллерийским офицером И. И. Германом был изобретен дальномер. Это изобретение привлекло внимание военных атташе всех больших государств, в том числе и японского военного атташе в Петербурге. Герман от продажи своего изобретения за границу отказался. Несмотря на это, во время русско-японской войны японская артиллерия, в отличие от русской, оказалась снабженной дальномером Германа, что еще раз подтверждает успехи японских агентов.

Своими успехами в разведывательной деятельности в России в 1904-1905 гг. японцы открыто гордились в 30-е годы XX в. Так, в 1934 г. в Японию был приглашен некий Симонов, руководивший во время русско-японской войны расстрелом шести японских шпионов, а после Октябрьской революции участвовавший в белогвардейском движении. В Токио господин Симонов был приглашен с единственной целью — прочитать ряд лекций на тему «о поведении японских героев-разведчиков в последние минуты их жизни». Еще одним характерным примером служит состоявшаяся в 1935 г. беседа министра иностранных дел Японии Хирота с корреспондентом журнала «Гэндай». В интервью Хирота рассказал о том, как перед самым началом войны с Россией начальник разведывательного департамента министерства иностранных дел Ямадза Ёндзиро готовил его к разведывательной деятельности в России. За несколько месяцев до начала русско-японской войны студент университета Хирота был ночью вызван к Ямадза, который заявил ему о том, что отношения с Россией натянуты и что война неизбежна.

«Поэтому вы скоро получите работу в министерстве иностранных дел и должны будете поехать с целью разведывательной работы в Россию, — заявил Ямадза. — Вы поедете вдвоем. Один из вас поедет через Владивосток в Сибирь, а другой — через Корею в Маньчжурию. Посылка вас как студентов для этих целей весьма удобна, так как вы поедете как бы для того, чтобы использовать свой отпуск в России с целью изучения языка на практике»{9}. Как далее сообщает Хирота: «Я побывал в Дайрене, Порт-Артуре, порту Инкоу, Наньзяне, Мукдене и в других пунктах, детально обследовал укрепленные пункты русских войск, воинские масти и т. д. и вернулся в Токио».

Все получаемые от своих шпионов в России сведения о передвижении русских войск и флота немедленно доставлялись в Генеральный штаб.

Японские агенты не ограничивали свою деятельность на территории России сбором информации. В их задачу входила также и организация диверсионных актов.

Диверсионная, подрывная работа японских шпионов и разведчиков давала себя чувствовать почти на каждом шагу. Все чаще и чаще казачьи разъезды ловили китайцев или японцев, переодетых в китайскую или монгольскую одежду, при разборке железнодорожных путей или порче телеграфных линий.

Офицеры японского Генерального штаба, еще до войны занимавшие те или иные должности на железнодорожных стройках Маньчжурии, руководили многими японскими шпионами, одетыми в китайскую, корейскую и монгольскую одежду и устроившимися работать в качестве строительных рабочих. Кроме того, некоторые из лиц других национальностей (китайцев, корейцев, маньчжур и монголов), занятых на строительстве этих железных дорог, также были завербованы японцами для шпионской работы. Проникновение японских шпионов на строительство железных дорог облегчалось тем, что, начиная с 1899 г., царское правительство выписывало на строительные работы десятки тысяч китайцев из Тяньцзиня и Чифу, где были сосредоточены крупные центры японского шпионажа. Естественно, что среди прибывавших партий строительных рабочих было немало японских шпионов и диверсантов.

Основной упор делался на организацию подрывов железнодорожных мостов и порчу железнодорожного полотна. Так, в феврале 1904 г. они создали в Пекине диверсионную группу из шести человек и направили ее в район станции Цицикар с целью разрушить там железную дорогу. В состав этой группы вошли подполковник Иосика, капитан Оки и четыре студента. Диверсанты пересекли территорию Монголии, но были задержаны русским разъездом.
В начале апреля 1904 г. в окрестностях Харбина были задержаны два японских офицера. Они были одеты тибетскими ламами и готовились к крупной диверсии. У них отобрали более пуда пироксилиновых шашек, несколько коробок бикфордова шнура, динамит и ключи для отвинчивания рельсовых гаек.
В конце апреля 1904 г. были арестованы пять китайцев, подложивших пироксилиновые патроны под русский воинский поезд около станции Хайлар.

В мае 1904 г. японцы создали в Тяньцзине диверсионную группу из восьми человек. Группе была поставлена задача просочиться в Маньчжурию, взорвать Маньчжурскую железную дорогу и совершить нападения на места расквартирования начальствующего состава русской армии. Диверсанты были снабжены взрывчаткой, пилами и топорами. Однако и эта диверсионная группа была своевременно задержана.

Судя по иностранным источникам, местоположение электрической силовой станции и главных передаточных линий, а также распределение минных полей около Порт-Артура были известны японскому командованию. Японцы были прекрасно осведомлены и о местонахождении больших прожекторов в Порт-Артуре, предназначенных русскими для ослепления противника при нападении с моря или с суши.

Японские диверсанты готовили также взрыв доков во Владивостоке, но, когда все приготовления к взрыву были сделаны оставшимися в городе японскими диверсантами, по счастливой случайности русские власти получили анонимное письмо, в котором сообщалось о готовящемся взрыве доков. Принятыми мерами диверсию удалось предотвратить.
Серьезного внимания заслуживает также деятельность большого количества сигнальщиков, завербованных японцами из местного населения перед войной и обученных японскими. офицерами. Эти многочисленные сигнальщики были во всех пунктах предполагаемых сражений. Они давали знать японцам о приближении русских войск различными сигналами. В ясные солнечные дни сигнальщики взбирались на вершины сопок и давали сигналы ручными зеркалами или ярко начищенными жестянками от консервов; в пасмурные дни они сигнализировали флажками или дымом костров, а ночью — факелами. Сигнальщики также часто корректировали стрельбу японской артиллерии.

Исходу войны во многом способствовало и игнорирование российским военным руководством очевидных фактов.
У наместника на Дальнем Востоке адмирала Алексеева никаких подозрений не вызвал факт повального бегства японцев из городов Дальнего Востока за несколько дней до начала войны. Почти все японские торговые фирмы в Порт-Артуре распродавали свои товары по самым дешевым ценам; во многих объявлениях японских фирм распродажа товаров назначалась до 25 января 1904 г. Чиновники «не заметили» массового, носившего характер паники, бегства 2000 японских подданных, уехавших 24 января 1904 г. из Владивостока на английском пароходе «Афридис».

Запоздалое и притом неудачное формирование царской агентурной разведки облегчало японскому командованию дезинформацию царской армии. И это было не так трудно, если учесть, что несколько сот миллионов золотых иен Япония затратила на организацию вредительства по заказам царского правительства, на подкуп руководящих газет капиталистических стран, на подкуп японоведов и военных корреспондентов. Так, в начале 1904 г. один из иностранных корреспондентов в Порт-Артуре, используя любезность и гостеприимство русских властей, тайком сфотографировал порт-артурские укрепления и уехал в Шанхай, где фотоснимки были переданы японцам.

Этим же подкупом иностранных корреспондентов и ряда руководящих газет можно объяснить то, что все известия о русской армии, особенно сведения, деморализующие ее, с завидной быстротой появлялись на страницах мировой печати, усиливая международные позиции Японии.

Особую ретивость в этом отношении проявили немецкие и английские газеты, особенно те из них, которые издавались в Шанхае. Им вторила печать и ряда других стран.

Разведка и шпионаж японцев во время войны были облегчены и тем обстоятельством, что царские генералы готовились к каждому маневру долго и открыто, без всякой маскировки передвигая войска, перемещая врачебные заведения, готовя продовольствие и фураж.

Более того, планы военных действий обсуждались офицерами русской армии открыто в станционных буфетах и вокзалах железных дорог. Естественно, что все это при широкой агентурной разведке японцев быстро доходило до последних.

Таким образом, подводя итоги теоретической части, следует отметить наиболее существенные моменты. Во-первых, отсутствие российской агентурной сети в Японии привело к отсутствию точной информации о военном потенциале Японии и о планировании ею стратегических и тактических операций в ходе войны. Проводя активную экспансионистскую политику на Дальнем Востоке, что шло вразрез с планами японской экспансии, царское правительство не могло не предвидеть неизбежности военного столкновения с Японией. Однако организация разведывательной агентуры не была на должном уровне. Более того, проект организации тайной разведки в Японии, Китае и Корее, разработанный в 1902 г. штабом Приамурского военного округа, был отклонен Главным штабом.

Между тем грамотная организация разведывательных органов на Дальнем Востоке могла бы дать весьма хорошие успехи в самое короткое время. Имелись все условия для создания работоспособной агентурной сети за счет местного, особенно китайского населения, которое активно использовалось японцами. В Маньчжурии проживало множество семей, члены которых погибли во время японо-китайской войны 1894-1895 гг. и которые особенно охотно согласились бы на работу против Японии.

Во-вторых, японские агенты наводнили Россию, особенно ее Дальний Восток, и получали точную информацию о многих оперативных решениях и совершали диверсии, которые негативно отражались на боевых возможностях отдельных подразделений. Получив от японцев с первых же дней войны хороший урок в организации разведывательной службы, России ничего не оставалось, как организовать широкую контрразведывательную сеть, которая в первые месяцы войны действовала крайне неумело. Однако к концу войны ситуация изменилась, и действия российских контрразведчиков стали приносить ощутимые результаты. При штабе главнокомандующего было создано центральное разведывательное отделение под руководством генерала Ухач-Огоровича.

Центральное разведывательное отделение при штабе главнокомандующего смогло организовать разведывательную и контрразведывательную службу во всех армиях, корпусах и отдельных крупных отрядах. Заведывание тайной разведкой в отдельных отрядах, корпусах и армиях было возложено на специально назначаемых офицеров, которые подбирали себе необходимое количество агентов и организовывали разведку на театре военных действий и в тылу японской армии.
Количество агентов, обслуживающих штаб корпуса, т. е. производящих непосредственную агентурную работу в лагере врага, колебалось от 10 до 20 человек.

Благодаря этим, хотя и запоздалым, мерам русскому командованию во время войны, особенно в 1905 г., удалось выловить целый ряд японских шпионов, действовавших как на театре военных действий, так и в тылу, и тем самым сорвать многие шпионские и диверсионные планы японского главного командования.
Значительно большие успехи были достигнуты Россией в борьбе с японской агентурой, действовавшей против России из Европы.

В начале войны в связи с разрывом дипломатических отношений между Японией и Россией находившаяся в Петербурге японская миссия во главе с японским посланником графом Курино 29 января 1904 г. выехала не в Токио, а в Берлин. Останавливаясь в Берлине, японская миссия имела целью организовать разведывательную работу против России на территории Германии. Кроме того, бывшее японское посольство в Петербурге посетило Швецию и на весьма длительное время остановилось в Стокгольме.

Но Германией и Швецией не ограничивается перечень стран, на территории которых японцы вели активную разведывательную работу против России. Японские агенты также активно действовали в Великобритании, Австрии и других странах Западной Европы. Японские агенты, орудовавшие в Австрии, подкупили австрийских заводчиков, выполнявших заказ на 500 000 шрапнельных снарядов для царской армии. Заказ австрийские заводы выполнили так, что эти снаряды не разрывались.

Но благодаря своевременно принятым мерам со стороны департамента полиции и особенно энергичной работе И. Мануйлова, руководившего в то время русской заграничной агентурой, деятельность японских шпионов против России через Европу была в значительной степени ограничена.

Только с марта по июль 1904 г. в руки русской контрразведки агентурным путем попало свыше 200 телеграмм и других документов японских шпионов и дипломатов. А в конце июля 1904 г. русской агентуре удалось достать секретный ключ для разбора шифрованных телеграмм, отправляемых японцами из Парижа, Гааги и Лондона.

Таким образом, несмотря на крупные недостатки в постановке русской контрразведывательной службы, японским шпионам не удалось в России достигнуть тех результатов, на которые рассчитывало японское правительство и Генеральный штаб.
Основная же причина слабости борьбы с японским шпионажем, как уже указывалось выше, состояла в недооценке российским правительством и роли Японии, которая, с победой в японо-китайской войне 1894-1895 гг., превратилась в крупную империалистическую страну, не скрывающую своих амбиций в отношении российского Дальнего Востока.

Только этим можно объяснить тот факт, что на борьбу с японским шпионажем отпускалось крайне недостаточно средств, а оперативные меры принимались, как правило, несвоевременно.

Глава 9. Разведка Японии

В Японии с древних времен поставщиками разведывательной информации слыли всякого рода астрологи, звездочеты, гадатели на числах и ветрах, специалисты в магии, прорицатели и так далее.

К 12-му веку нашей эры, когда к власти в стране пришли военные кланы, в деле добывания данных о противнике они стали меньше полагаться на сверхъестественные и оккультные силы и больше на обычных осведомителей.

Из знатных самурайских семей в разведчики набирались ниндзя. Ниндзя - это самурай постигший искусство быть невидимым и занимающийся прежде всего разведкой.

Японская империя, как пишет один западный историк, представляла собой одну большую шпионскую сеть, подозрение было возведено в ранг главного закона той системы государственной власти.

Воины-невидимки и разведчики, как часто называют ниндзя, до сих пор предстают перед исследователем восточной культуры загадочным ребусом, прочтение которого доступно лишь тому, кто знаком с символикой китайской и японской культуры и религии.

Тайна, скрывающая от нас образ жизни, историю возникновения и внутренний мир этих загадочных существ, полулюдей-полуоборотней, тем более непроницаема из-за практически полного отсутствия письменных источников - древних свитков, в которых мастера передавали молодым поколениям ниндзя сокровенные секреты своих школ.

Согласно традиции, если мастер не находил достойного наследника, то он должен был уничтожить все записи с описанием своего стиля ниндзюцу, чтобы избежать профанации.

Именно по этой причине та информация, которая дошла до наших дней о старых кланах ниндзя, их образе жизни и методах тренировок, носит большей частью обрывочный характер.

Вот и приходится многочисленным энтузиастам черпать сведения о воинах-невидимках из фильмов, актеры которых сами никогда ниндзюцу не занимались, а в лучшем случае - владели несколькими стилями будо.

Так и сложилось во всем мире мнение о ниндзюцу, как о некой системе восточного рукопашного боя, которую вполне логично упомянуть в досужих статейках в одном ряду с каратэ, таэквондо и дзюдо.

Волна подделок, увы, довольно быстро докатилась и до нашей страны, где вслед за США, Францией и другими странами стали, как грибы, расти секции и клубы ниндзя.

Не стоит говорить о том, что за разговорами об истинном мастерстве и пышными экзотическими атрибутами обычно скрывается неумение выполнить йокогери, это еще не самое страшное.

Однако черные костюмы, клобуки с прорезями для глаз и таинственные псевдоритуалы делают стену, отделяющую нас от понимания феномена ниндзюцу, все толще и выше.

Никто не знает, с какого именно периода следует вести отсчет истории ниндзюцу. Тем более трудно сказать, в какое время искусство невидимки приобрело черты целостной системы.

Одно не вызывает сомнения: ниндзюцу - это явление синкретического характера; вобравшее в себя фрагменты самых разных религий, философских учений, доктрин, народных обрядов и верований в сочетании с приемами рукопашного боя, психологической подготовки, магических ритуалов и множеством методов адаптирующей направленности, основной целью которых было обучение адепта оптимальным способам поведения в любой ситуации и среде.

Начать рассказ об истории ниндзя следует, пожалуй, со времен династии Тан, когда во всем Китае был известен легендарный Шаолиньсы - храм молодого леса, расположенный на склонах горного хребта Суншань в уезде Дэнфэн на территории теперешней провинции Хэнань.

Шаолиньское боевое мастерство считалось эталоном совершенства среди мастеров ушу Китая и включало в себя 18 видов боевого искусства, владеть которым должен был каждый монах, чтобы уметь постоять за себя во время длительных странствий, которые предпринимались с целью распространения в Поднебесной истинного учения Будды.

История Шаолиньского монастыря настолько увлекательна, что может стать темой целой книги, но нас интересует тот ее промежуток, когда, пав, увы, жертвой предательства, монастырь был разрушен практически до основания, а чудом спасшиеся монахи, лишившись крова, разбрелись по необъятным просторам Срединного государства.

Некоторые из них осели в других монастырях, иные вернулись к мирской жизни, но остались и верные родному монастырю хранители Шаолиньской традиции, которые превратились в вечно странствующих монахов.

В истрепанной одежде с переметной суммой и подвешенными к поясу веревочными сандалиями, бродили они от селения к селению, питаясь подаянием и проповедуя учение Будды, и никто не был властен изменить их образ жизни.

Власти боролись с нищими монахами и, обвиняя их в колдовстве и извращении учения, преследовали как только возможно. Монахи, однако, оказывали активное сопротивление, примыкали к шайкам разбойников, отрядам восставших крестьян, находившихся в открытой оппозиции императорской власти, обучали их секретам Шаолиньского ушу, искусству лечения травами и магическим ритуалам.

Особенно много бродячих монахов было во времена династии Сун, когда пламя крестьянских восстаний охватило всю Поднебесную.

Японские хроники периода Hара VIII века содержат записи о том, что японские монахи, проходившие в течение длительного времени обучение в Китае, основали за период между 625 и 753 годами шесть основных школ японского буддизма, весь философский и ритуальный канон которых был перенесен из Китая практически в неизменном виде.

Когда же появились школы ниндзюцу в чистом виде? Первое, что следует отметить, это то, что в понятие школа в древности, вкладывался совершенно иной смысл, чем в наше время. Постижение высшего смысла техники ниндзюцу, было возможно лишь в том случае, если ученик принадлежал к клану, в котором в лице Соке - прямого наследника традиции, сохранялась истинная техника данного направления ниндзюцу.

По сути дела, такие кланы, ведущие происхождение от семей монахов-воинов сложились уже к 1 тысячелетию нашей эры, хотя сами они еще не осознавали себя, как школы ниндзюцу.

Начиная с падения в 1185 года дома Тайра и установления Камакурского сегуната основной политической силой в Японии стало сословие самураев.

В связи с этим резко обострились противоречия между различными кланами самураев и вся Япония оказалась раздираемой мятежами, конфликтами и войнами князей друг против друга.

В такой обстановке возникла необходимость в квалифицированной разведке, которая могла в ряде случаев обеспечить решающий перевес одной из враждующих сторон.

Использование шпионов было давно известно в Японии, благодаря переводу на японский язык классических китайских текстов, одним из которых был трактат о способах ведения войны.

Высочайший уровень боевой подготовки самураев в то время поставил перед разведкой несколько условий, без которых ее успешное функционирование просто оказалось бы невозможным.

Самым главным условием был профессионализм шпиона, который должен был не только уметь добыть нужную информацию, но и доставить ее по назначению, а это требовало прекрасной боевой подготовки и безукоризненной техники владения всеми видами оружия и рукопашным боем, ведь противником был самурай.

Помимо этого шпион должен быть иметь незаурядную психологическую подготовку, разбираться в стратегии и тактике, знать секреты приготовления ядов и лекарств, обладать прекрасной памятью, список требований к подготовке древнего шпиона может занять несколько страниц убористого текста.

Поэтому неудивительно, что первыми профессиональными разведчиками в Японии стали представители сословия, обладавшего набором таких качеств - монахи-воины-сохэй.

От поколения к поколению система подготовки изменялась в соответствии с новыми требованиями и из оборонительной техники сохэй, подобно прекрасному, но смертоносному цветку вырастали первые школы ниндзюцу.

Во главе клана стоял верховный наставник - хранитель традиции и секретов своей школы, рядовые же ниндзя назывались гэнин и являлись первичными элементами в структуре клана.

Все острей разгоралась борьба между князьями и их дружинами, привлекавшими на свою сторону различные кланы ниндзя, и к середине 13 века возникло уже около 20 школ, пользовавшихся известностью в военных кругах, специализировавшиеся в организации диверсий и политических убийств.

Достигнув в питательной среде междоусобиц и конфликтов своего расцвета, ниндзюцу быстро пришло в упадок после объединения Японии в период правления Ода Hобунага и Хидэеси Тойотоми.

Большинство кланов, став безработными прекратили передачу традиции и, уничтожив свитки с секретами школ, занялись ремеслом, или торговлей. Оставшиеся школы, не находя применения своему смертоносному искусству, пришли в упадок и потеряли былую эффективность.

Были утеряны были многие секретные методики, делающие ниндзя неуязвимыми, а оставшиеся внешние аспекты скорее походили на традиционные боевые искусства-будзюцу, чем на целостную и грозную систему подготовки воинов-невидимок.

Таким образом, ко времени реставрации Мэйдзи в 1868 году, ниндзюцу, когда-то наводившее ужас на самураев, стало лишь легендой, красивой сказкой с печальным концом.