Национальная литература

Национальная литература

НАЦИОНАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА. - В буржуазном литературоведении и критике этим термином обычно пользовались для обозначения литературы национальных меньшинств, литературы угнетенных народов в отличие от литературы господствующей нации. Так, в довоенной Австрии под Н. л. подразумевали литературу всех населявших это государство народов кроме немцев, литература к-рых считалась основной, главенствующей, руководящей. В старой дооктябрьской России под Н. л. понимали литературу не на русском яз., а на яз. других угнетенных царским правительством, русскими помещиками и буржуазией народов. В устах идеологов собственнических классов (помещиков, буржуазии, мелкой буржуазии) господствующей нации Н. л. обозначала литературу второго сорта. Идеологи русского самодержавия, помещиков в своем отношении к литературе других народов, населявших Россию, проявляли свой особый зоологический шовинизм, третировали эти литературы как варварские диалекты, как жаргоны, считали их носителями всякого рода вредных тенденций, проявлением плохого вкуса, продуктом низкой культуры и боролись с этими литературами не только и даже не столько средствами идеологического воздействия, сколько мерами полицейского угнетения и истребления. Наиболее открытые формы угнетения Н. л. практиковались русским самодержавием. Эта борьба была частью всей национальной политики царского правительства.
Проводившаяся политика обрусения поляков, украинцев, грузин, татар и мн. др. народов, ограничение в самых элементарных правах ряда народов, в особенности евреев, запрещение преподавать в школах на родном яз. или вообще язык и литературу этих народов, запрещение пользоваться другим каким-либо языком кроме русского в государственных учреждениях, недопущение открытия украинского, грузинского, литовского или польского университетов и гимназий в ряде городов или установление процентной нормы для евреев при поступлении в учебные заведения, средние и высшие, исключительно свирепое преследование прессы на нерусских яз., частые запрещения театров - вся эта чрезвычайно сложная система преследования и искоренения нерусской культуры не могла не отразиться на развитии литературы этих народов.
Прикрываясь либеральной фразой, идеологи буржуазии господствующей нации по существу вели всегда столь же националистическую политику угнетения по отношению к литературам покоренных народов. Буржуазия господствующей нации, или точнее господствующая национальная буржуазия, выказывает некоторую филантропическую заботу и гуманистическое сочувствие к литературе, как вообще к культуре других народов страны, до тех пор, пока она сама не становится у власти. Так было дело с русскими либералами кадетского толка, с польскими народными демократами. Чрезвычайно знаменательно поведение идеологов русской буржуазии в годы столыпинской реакции и в особенности в месяцы, когда у власти находилось Временное правительство. Забывая свою былую проповедь братского отношения к культуре других народов, русская буржуазия всячески стремилась возможно больше оттеснить, прижать, задержать развитие культуры других народов. И если идеологи помещиков, «господа Пуришкевичи, даже не прочь бы и вовсе запретить „собачьи наречия, на к-рых говорит до 60% невеликорусского населения России», то «позиция либералов гораздо „культурнее и „тоньше » (Ленин, Нужен ли обязательный государственный язык?, изд. 3-е, т. XVII, стр. 179). Они всячески выражают сочувствие развитию культуры других народов, но они отстаивают обязательность государственного яз. из высших, будто бы государственных соображений.
Защита «государственной целесообразности русского литературного языка», - пишет Ленин, - была своеобразной формой борьбы против культуры и литературы других народов, крайне затруднявшей развитие этих культур и лит-р. Ленин приводит ходячую аргументацию национал-либеральных «защитников» культуры и литературы инородцев: «Русский народ - велик и могуч, говорят нам либералы. Так неужели же вы не хотите, чтобы каждый, кто живет на любой окраине России, знал этот великий и могучий язык. Неужели вы не видите, что русский язык обогатит литературу инородцев, даст им возможность приобщиться к великим культурным ценностям и т. д.?» (т. XVII, стр. 180).
Ленин изобличает лживо-лицемерный характер этого стремления русских либералов облагодетельствовать угнетенные народы и «обогатить литературу инородцев». Он пишет: «Все это верно, господа либералы, - отвечаем мы им. Мы лучше вас знаем, что язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского - велик и могуч. Мы больше вас хотим, чтобы между угнетенными классами всех без различия наций, населяющих Россию, установилось возможно более тесное общение и братское единство. И мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться великому русскому языку. Мы не хотим только одного: элемента принудительности. Мы не хотим загонять в рай дубиной. Ибо сколько красивых фраз о „культуре вы ни сказали бы, обязательный государственный язык сопряжен с принуждением, вколачиванием. Мы думаем, что великий и могучий русский язык не нуждается в том, чтобы кто бы то ни было должен был изучать его из-под палки» (т. XVII, стр. 180).
Таким же образом господствующая в доверсальской Авртрии немецкая буржуазия или господствующая польская буржуазия в современной Польше, каждая на свой лад выражая либеральное сочувствие и симпатии к культуре и литературе других народов старой Австрии или современной Польши, по существу третируют эти культуры и литературы как сомнительные ценности третьестепенного сорта; под прикрытием фраз об исключительном значении великих немецкой или польской лит-р для роста чешских, словацких, украинских или еврейских «меньших братьев» проводили и проводят как мерами идеологической борьбы, так и средствами административно-полицейского воздействия германизацию или полонизацию этих культур и всячески затрудняют развитие лит-р этих угнетаемых наций. Если господствующая национальная буржуазия, хвалясь именами Гёте и Шиллера, Пушкина и Толстого, стремилась запугивать угнетаемые ею народы «великими культурными ценностями» своей литературы, то буржуазия и мелкая буржуазия угнетенных народов представляли свою литературу как источник гуманизма, бескорыстного человеколюбия, природного демократизма и народолюбия. Они без конца твердили о мессианистской роли своей литературы как заступницы всех угнетенных. Эти мотивы на различный лад варьировались в классической польской литературе, украинской, грузинской, армянской, еврейской, белорусской и целом ряде других лит-р. Но если в «Дедах» и «Пане Тадеуше» Мицкевича, в «Кляче» Менделе-Мойхер-Сфорима, в творчестве Шевченко и многих других поэтов угнетенных народов старой царской России, в особенности до 60-70-х гг. XIX в., все эти мотивы, порожденные угнетением царского самодержавия и русских помещиков, а затем и русской буржуазии, были выражением протеста против угнетателей; если самый факт литературного оформления национального самосознания в этой литературе был своеобразным бунтом против насильников; если эта литература на данном этапе в какой-то мере питала освободительные настроения, то уже с конца XIX в., когда на сцену вышел революционный пролетариат, а тем более после Октябрьской революции, эта литература в руках националистической буржуазии и мелкой буржуазии стала орудием шовинистической националистической пропаганды. Националистическая апологетика охарактеризованных мотивов, эпигонское варьирование этих мотивов современными националистическими поэтами и писателями буржуазии и мелкой буржуазии «малых наций» становятся факторами консервирования отсталости, фашизирования отсталых слоев городской и деревенской мелкой буржуазии и отвлечения от революционной борьбы тех или других отдельных отрядов рабочего класса.
Идеологи господствующих классов великодержавных наций, как и малых угнетенных народов, все они на свой лад давали шовинистическую реакционную постановку вопроса о Н. л., и этим метафизическим и антиисторическим постановкам необходимо противопоставить конкретно-историческую постановку проблемы Н. л.
Неверно само применение термина Н. л. лишь к литературе угнетенных господствующей национальной буржуазией народов или даже к литературам малых освобожденных народов, как у нас в СССР, но представляющих меньшинство в той или другой республике нашего Союза. Это неверно раньше всего потому, что тогда пришлось бы литературу того или другого народа одной эпохи рассматривать как национальную, а другой эпохи выключить из разряда Н. л. Скажем, чешская или польская литературы, к-рые до империалистической войны относились немецкими или русскими буржуазными историками и критиками к Н. л., вероятно по логике тех же историков после империалистической войны уже больше не могут быть рассматриваемы как Н. л.; нельзя также указать никаких особых признаков и качеств, к-рые характеризовали бы так наз. Н. л. и к-рые в той или иной форме не были бы присущи литературе «больших» народов в период их капиталистического становления, в период их борьбы за национальное объединение или же за национальное освобождение.
Н. л. является литература любого народа в одинаковой степени - и такого, к-рый представляет большинство, и такого, к-рый является меньшинством в данной стране, - как литература угнетенной, так и литература угнетающей нации. Н. л., как и сами нации, начинает преимущественно образовыватьсявместе с началом формирования элементов капитализма внутри феодального общества. Она является своеобраздой формой идеологического закрепления в образах социальной борьбы данного народа, особенностей борьбы классов в нем на всем протяжении его зарождения и развития. В отношении периода капиталистической формации, когда гл. обр. сложились и оформились современные нации, Ленин устанавливал, что «развивающийся капитализм знает две исторические тенденции в национальном вопросе. Первая: пробуждение национальной жизни и национальных движений, борьба против всякого национального гнета, создание национальных государств. Вторая: развитие и учащение всяческих сношений между нациями, ломка национальных перегородок, создание интернационального единства капитала, экономической жизни вообще, политики, науки и т. д.
Обе тенденции суть мировой закон капитализма. Первая преобладает в начале его развития, вторая характеризует зрелый и идущий к своему превращению в социалистическое общество капитализм» («Критические заметки по национальному вопросу», том XVII, стр. 140).
Сказанное Лениным целиком относится к Н. л. Н. л. отражает эти две исторические тенденции. С началом проникновения капитализма в данную нацию ее литература становится фактором пробуждения национальной жизни, формирования национального самосознания. Она является фактором борьбы за создание национального государства, фактором высвобождения этих народов из-под зависимости от чужеземных помещиков, буржуазии, борьбы против всякого национального гнета, поскольку буржуазия и идущая за ней мелкая буржуазия заинтересованы в том, чтобы сконструироваться в отдельный государственный организм или отстоять себя как особый национальный организм внутри государства, где хозяйничает более сильная национальная буржуазия. Этот первый период характеризуется интенсивным художественным закреплением «национальных особенностей». Отсюда исключительный интерес у молодой буржуазии к эпосу: у немцев к песням о Нибелунгах, Гильденбранде и Гудруне; у русских славянофилов - к собиранию народных песен и сказок; у поэтов и писателей этих молодых, пробуждающихся к национальной жизни народов велик интерес к поэтической обработке народного творчества и разработке легенд исторического прошлого, как и к художественному рассказу о действительных событиях исторического прошлого. По-разному эти процессы раскрываются в Н. л. различных народов в соответствии с особенностями классовой борьбы данного народа и общей исторической обстановкой, обусловливающей пробуждение национальной жизни и борьбу против национального гнета. Все это приводит к столь разнообразным литературным явлениям, как «Гёц фон Берлихенген» Гёте, сказки Пушкина или уже упомянутые «Деды» и «Пан Тадеуш» Мицкевича.
На этом первом этапе, характеризующем различные степени проникновения капитализма в данную национальную среду, в литературе выступают черты, резко отличающие один народ от другого и отражающие особенности их вековой жизни за крепкими феодальными стенами.
Но Н. л. начинают терять многие свои особенности во втором периоде «зрелого и идущего к своему превращению в социалистическое общество капитализма». Отмеченные Лениным черты второго периода: «развитие и учащение всяческих сношений между нациями, ломка национальных перегородок, создание интернационального единства капитала, экономической жизни вообще, политики, науки» («Критические заметки по национальному вопросу», т. XVII, стр. 140), сказались особенно в культуре и литературе одного и того же класса различных народов. Именно поэтому так созвучен стал мелкобуржуазный скандинавский писатель Ибсен русской литературе уже в последнее 10-летие до 1905 и в особенности в годы реакции, причем до революции он стал близок русской буржуазии и мелкой буржуазии одними своими чертами, а в годы реакции - другими. Этими общими тенденциями капитализма конца промышленной эпохи и начала империализма объясняется особая близость и схожесть модернистских лит-р Франции, Англии, Германии или модернистских писателей этих стран с творчеством многих русских писателей: символистов и декадентов. С приближением империалистич. войны, в годы войны и после Версальского мира, когда империалистические правительства всех стран стали готовиться ко второму туру империалистических войн, буржуазия усилила свой социальный заказ на националистическую литературу. Н. л. стали опять всячески культивировать националистические, ультрашовинистические мотивы. Однако эти литературы никак не выиграли в своем национальном своеобразии, ибо пангерманские или пананглийские облачения этих лит-р не нивелируют общего для всех них империалистического фашистского характера. Основным для всех лит-р эпохи «остается та всемирно-историческая тенденция капитализма к ломке национальных перегородок, к стиранию национальных различий, к ассимилированию наций, которая с каждым десятилетием проявляется все могущественнее, которая составляет один из величайших двигателей, превращающих капитализм в социализм». Это не значит, что еще при капитализме сотрутся грани между одной литературой и другой и произойдет процесс ассимилирования лит-р различных народов в одну литературу. Ленин, а затем Сталин, опираясь на Ленина, всегда утверждали, что эта задача будет разрешена только в социалистическом обществе. Ленин писал, что «национальные и государственные различия между народами и странами... будут держаться еще очень и очень долго, даже после осуществления диктатуры пролетариата во всемирном масштабе» (т. XXV, стр. 229). Опираясь на это положение Ленина, Сталин в заключит. слове по политотчету ЦК XVI съезду ВКП(б) говорил: «Что касается более далекой перспективы национальных культур и национальных языков, то я всегда держался и продолжаю держаться того ленинского взгляда, что в период победы социализма в мировом масштабе, когда социализм окрепнет и войдет в быт, национальные языки неминуемо должны слиться в один общий язык, который конечно будет ни великорусским, ни немецким, а чем-то новым» («Вопросы ленинизма», стр. 571, изд. 9-е). «...Вопрос об отмирании национальных языков и слиянии их в один общий язык есть не вопрос внутригосударственный, не вопрос победы социализма в одной стране, а вопрос международный, вопрос победы социализма в международном масштабе» (там же, стр. 572, изд. 9-е).
Указанная Лениным всемирно-историческая тенденция капитализма к ломке национальных перегородок, к стиранию национальных различий имеет огромное значение для Н. л. в смысле все большего увеличения общих для различных лит-р тем, мотивов, социальных типов, идейных настроений, характера художественного выражения этих мотивов и настроений в литературе одних и тех же классов, однородных социальных групп различных народов. Вот здесь-то и выступает одно из характернейших противоречий между современным состоянием производительных сил капиталистических стран и идеологическими задачами империалистической фашистской буржуазии. Состояние производительных сил и вся порождаемая ими экономическая жизнь способствует стиранию национальных различий, ломке национальных перегородок. С другой стороны, борьба между собой империалистических буржуазий диктует Н. л. необходимость создания националистических, шовинистических идейных перегородок, необходимость культивирования всякого рода идей национальной избранности, расовой исключительности, необходимость беречь «чистоту» «национального духа». По всем линиям культивируется интерес к тем явлениям прошлого Н. л., когда в них сильны были черты национальной обособленности, замкнутости. Издатели усиленно переиздают такие памятники литературы, историки литературы и критики без конца апологизируют их, поэты и писатели эпигонски варьируют и модернизируют их на империалистический фашистский лад.
Националистические идеологи собственнических классов всегда искали и находили в особенностях эпоса и творений классиков своего народа выражение и подтверждение национальной «избранности». В зависимости от тенденций данного класса эти идеологи раскрывали в этих произведениях такую сущность «национального гения», к-рая совпадает с их помещичье-черносотенным, буржуазно-либеральным или мелкобуржуазно-демократическим идеалом. За последние десятилетия империализма и фашизма идеологи буржуазии и мелкой буржуазии черпают из тех же источников аргументы для утверждения империалистической и фашистской сущности «национального гения», раскрывая единство «национального духа» песни о Нибелунгах и Гильденбранде с фашистским гимном. Этим откровенно классовым характером истолкования «национального гения», воплощенного в Н. л., «национального духа», раскрытого в Н. л., идеологи собственнических классов разоблачают лживость своей метафизической, реакционно-идеалистической постановки вопроса о сущности Н. л.
По существу же особенности данной Н. л., из к-рой националистические идеологи выводят свои шовинистические теории «национального гения», суть только выражение и отражение тех конкретных исторических условий, в к-рых происходили ликвидация феодализма и формирование капитализма у данного народа: выражение особенностей классовой борьбы данного народа в течение всего процесса ликвидации феодализма и развития капитализма или вообще всего исторического процесса их существования, поскольку речь идет о народах, развитие к-рых выходит за рамки феодальных и капиталистических формаций и литературы к-рых успели проделать ряд значительных исторических этапов. Национальная литература не есть выражение какого-то извечного, неизменного «национального духа», не, есть раскрытие какого-то имманентного «национального гения». Это видно и из того, что по существу ни одна Н. л. ни на одном этапе своего развития не представляет единого целого, а резко делится на весьма отличную друг от друга литературу угнетенных и угнетателей, литературу реакционную и прогрессивную или революционную. Причем, поскольку возможность творить культуру и создавать литературные ценности была несравненно в большей степени у классов эксплоататоров, у имущих собственнических классов, тенденции этих классов больше всего определяли характер любой Н. л.; затем, поскольку одни классы сменялись другими или поскольку одни и те же классы обретали новые исторические функции - из революционных превращались в реакционные, характер любой Н. л. беспрерывно изменялся в соответствии с конкретной расстановкой классовых сил и конкретными формами и условиями классовой борьбы. Стало быть ни о каком внеисторическом характере Н. л. как раскрытии «извечного» «национального гения» не может быть и речи. Любая Н. л. есть конкретно-классовая, конкретно-историческая категория. Ленин писал в уже цитированной работе «Критические заметки по национальному вопросу»: «Есть две нации в каждой современной нации, - скажем мы всем национал-социалам. Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре. Есть великорусская культура Пуришкевичей, Гучковых и Струве, - но есть также великорусская культура, характеризуемая именами Чернышевского и Плеханова. Есть такие же две культуры в украинстве, как и в Германии, Франции, Англии, у евреев и т. д.» (т. XVII., стр. 143).
Поэтому Ленин настаивает, что одинаково неверно говорить о сплошной реакционности культуры одних наций, помещики и буржуазии которых являются господствующими в данной стране, как и о сплошной революционности литературы угнетенных народов. Он пишет: «В каждой национальной культуре есть, хотя бы и не развитые, элементы демократической и социалистической культуры, ибо в каждой нации есть трудящаяся и эксплоатируемая масса, условия жизни которой неизбежно порождают идеологию демократическую и социалистическую. Но в каждой нации есть также культура буржуазная (а в большинстве еще черносотенная и клерикальная), - притом не в виде только „элементов, а в виде господствующей культуры. Поэтому „национальная культура вообще есть культура помещиков, попов, буржуазии» (там же, стр. 137).
Сказанное Лениным о национальной культуре целиком относится и к Н. л. В указанных Лениным основных чертах национальных культур находят свое объяснение все особенности содержания и формы любой национальной культуры. Если говорить о капиталистической формации, то господствующей литературой как частью господствующей культуры во всех странах и у всех народов, у к-рых капитализм восторжествовал, является буржуазная литература. Буржуазное содержание есть то общее, что характеризует капиталистические, господствующие внутри своей нации литературы всех народов. Но эти Н. л. отличны друг от друга по своей форме.
Известно, что форма определяется содержанием (см. подробно об этом Литература , раздел «Форма и содержание», и в специально этому вопросу посвященной ст. Форма и содержание).
Почему же однако общее буржуазное содержание Н. л. порождает весьма отличные друг от друга национальные формы? Это объясняется особенностями самого содержания. Все европейские народы за последние 200-300 лет проделали путь от феодализма к капитализму, прошли через промышленный капитализм к империализму, а народы нашего СССР - и к строительству социализма. Но каждый из этих народов проделал этот путь в весьма отличных условиях. В одних условиях происходила ликвидация феодализма в Англии или во Франции, в других - в Германии или у народов, составлявших Российскую империю. Ликвидация феодализма в этих странах, борьба третьего сословия против старого режима, борьба классов между собой внутри третьего сословия за формы и методы ликвидации старого порядка и за пути дальнейшего капиталистического развития, за большее или меньшее торжество того или иного из двух основных исторических путей капиталистического развития - все это представляло собой специфическое содержание внутри одного и того же основного процесса; неудивительно, что это содержание определяло собой чрезвычайно отличные друг от друга формы Н. л. буржуазии. Только в различных условиях борьбы английской пуританской буржуазии против английской аристократии XVII в., французского третьего сословия против старого режима в XVIII в., раздробленной и слабой немецкой буржуазии против своих феодальных властелинов, крайне отсталой русской буржуазии против русского самодержавия и помещиков, сумевших сохранить крепостное право до середины XIX века, только в специфических особенностях социальных процессов в Англии, Франции, Германии и России, только в особенностях содержания классовой борьбы этих народов кроются причины выявления столь разных, отличных друг от друга форм Н. л., как напр. форма «Потерянного и Возвращенного рая» Мильтона или романов Ричардсона в Англии, творчество великих энциклопедистов и просветителей во Франции, поэтов и писателей «бури и натиска» в Германии или наконец творчество так наз. кающихся дворян и разночинцев в России.
Таким же образом все особенности дальнейшего развития лит-р этих народов в течение эпохи промышленного капитализма и империализма, а у нас, в СССР, в эпоху диктатуры пролетариата и построения социализма, все особенности формы этих Н. л. целиком и полностью определяются особенностями классовой борьбы в этих странах и у этих народов. Националистические идеологи собственнических классов, базируясь на этих особенностях и всячески отрицая классовый генезис этих особенностей, кичились своим национальным духом, своими национальными традициями, имевшими в той или иной степени всемирно-историческое значение. Ленин подчас говорил о всемирно-прогрессивных чертах определенных национальных культур, но он при этом исходил из факта наличия двух наций и двух национальных культур внутри каждой современной нации и каждой современной национальной культуры. Полемизируя с Бундом, Ленин писал, что в той части еврейской нации, у которой нет «кастовой обособленности, там сказались ясно великие всемирно-прогрессивные черты в еврейской культуре: ее интернационализм, ее отзывчивость на передовые движения эпохи (процент евреев в демократических и пролетарских движениях везде выше процента евреев в населении вообще)» («Критические заметки по национальному вопросу», т. XVII, стр. 138).
Отвергая бундовскую постановку вопроса национальной культуры как постановку «врага пролетариата, сторонника старого и кастового в еврействе, пособника раввинов и буржуа» (там же, стр. 42), Ленин считает, что те евреи, к-рые участвуют «в создании интернациональной культуры рабочего движения...» «внося свою лепту (и по-русски и по-еврейски)...» «те евреи... продолжают лучшие традиции еврейства» (там же, стр. 139).
Ленин отвергает оперирование особенностями национальной культуры вообще: в капиталистических условиях «национальная культура» вообще «есть культура помещиков, попов, буржуазии». Он говорит о всемирно-прогрессивных чертах, о лучших традициях Н. л. и культуры, вкладывая в них определенный исторический, классовый смысл. Всемирно-прогрессивные черты, лучшие традиции в ленинском смысле, надо так. обр. искать только по той линии русской Н. л., к-рая идет от Чернышевского, но никак не по той, к-рая идет от «Бесов» Достоевского: последние выражают другую традицию «национальной культуры» вообще. Форма этой национальной литературы определяется содержанием классового бытия реакционных русских сил.
Н. л. угнетенной революционной части нации отличается от Н. л. собственнических классов не только своим содержанием, но и своей формой. На XVI съезде партии Сталин говорил: «Что такое национальная культура при господстве национальной буржуазии? Буржуазная по своему содержанию и национальная по своей форме культура, имеющая своей целью отравить массы ядом национализма и укрепить господство буржуазии. Что такое национальная культура при диктатуре пролетариата? Социалистическая по своему содержанию и национальная по форме культура, имеющая своей целью воспитать массы в духе интернационализма и укрепить диктатуру пролетариата» («Вопросы ленинизма», стр. 565).
На XVI съезде партии Сталин ставил вопрос о культуре пролетариата в условиях диктатуры пролетариата. Но и в условиях буржуазной диктатуры пролетариат творит свою пролетарскую социалистическую литературу, которая отличается своими качествами и является пролетарской по содержанию, национальной по форме. Эта литература не является господствующей в общей Н. л., и удельный вес ее во всей Н. л. конечно много меньше, чем при диктатуре пролетариата, но, как это еще в свое время установил Ленин, «в каждой национальной культуре есть, хотя бы неразвитые элементы демократической и социал-демократической культуры, ибо в каждой нации есть трудящаяся и эксплоатируемая масса, условия жизни которой неизбежно порождают идеологию демократическую и социалистическую». Из формулы т. Сталина отнюдь не следует, что национальные культуры и литературы при господстве национальной буржуазии и при диктатуре пролетариата отличаются друг от друга только по своему содержанию и представляют нечто единое по своей форме. Отнюдь нет, ибо национальная форма проявляется в одном случае как буржуазная, а в другом - как пролетарская, социалистическая. Тут выступает так. обр. общая проблема классового анализа формы, классового характера стиля.
Творчество Толстого и Достоевского, Тургенева и Чернышевского, Чехова и Горького отличалось друг от друга не только своим содержанием, но и своей формой. Эти различия обусловлены тем, что творчество данных писателей выражало идеологию различных классов и различное идейное содержание находило себе свое адэкватное выражение в различных формах. Все эти писатели были русскими писателями. Их творчество, противопоставленное творчеству Гёте, Шиллера, Гейне или Николая Бараташвили или Чавчавадзе и Акакия Церетелли, представляет собой образцы русской Н. л. в отличие от немецкой Н. л. или от грузинской Н. л. Но внутри самой русской Н. л. каждой данной эпохи мы различаем особые стили, художественные формы, порождаемые различным и противоположным классовым содержанием. Стало быть нельзя говорить ни о какой единой национальной форме, таковой не существует; в действительности существует литературная форма у различных классов данного народа, представляющая диалектическое единство с содержанием литературы данного класса, данного народа. Нам поэтому приходится говорить не вообще о русской, белорусской или украинской национальной литературе и национальной форме, а о русской дворянской буржуазной или пролетарской литературе и об особой форме русской дворянской литературы, отличающейся от немецкой или польской дворянской литературы; русской буржуазной литературы, отличающейся, скажем, от еврейской или украинской буржуазной литературы; белорусской крестьянской литературы в отличие от русской или украинской крестьянской литературы, причем эта классовая национальная форма соответствует данному классовому национальному содержанию. Мы таким же образом отличаем друг от друга национальные пролетарские литературы по их национальной форме. Но здесь особая форма, скажем, русской пролетарской литературы в отличие от ряда пролетарских лит-р - украинской, белорусской, еврейской или от пролетарских лит-р тюркских народов - определяется особенностями всей истории борьбы русского пролетариата со своими угнетателями в отличие от тех своеобразных исторических условий, в к-рых развивалась борьба трудящихся этих народов за свержение власти помещиков и буржуазии и в к-рых в настоящее время происходит борьба за построение социализма.
Именно потому, что особенности формы определяются конкретными условиями классовой борьбы у данного народа, различные формы пролетарской или буржуазной литературы у различных народов не сводятся только к языковым отличиям. Возьмем такой пример: происходит борьба за ликвидацию кулачества и коллективизацию сельского хозяйства в нашем Союзе. Кулачество всех народов оказывает сопротивление революции. Но процесс коллективизации и ликвидации кулачества, с одной стороны, как и сопротивление кулачества - с другой, чрезвычайно своеобразны у различных народов СССР. Украинский «куркуль» (кулак) прикрывает свое сопротивление фразой о национальной самостийности, стремится дискредитировать коллективизацию третированием приехавших из Ленинграда или Иванова 25-тысячников как «москалей». Еврейский кулак, вчерашний местечковый лавочник, прикрывает свое сопротивление ламентациями и причитаниями о пережитых погромах, о царском гнете, об антисемитизме и т. д. и т. п. Северокавказский кулак, из бывших казаков, проводит свою агитацию против колхозов через романтизирование старого казацкого быта и расхваливание привилегий казачества при самодержавии. Своеобразие прошлого кулачества этих различных народов, особенности их сопротивления революции, особенности борьбы пролетариата и колхозного крестьянства этих народов против кулацкой контрреволюционности, отраженные в украинской, русской, белорусской, грузинской, армянской или еврейской пролетарской литературе, - все это является доминирующим фактором создания специфических форм национальных пролетарских литератур. Это своеобразие классовой борьбы у данной нации коренится во всем ее прошлом. Пролетарская литература ищет и находит адэкватное выражение этого своеобразия во всей исторически сложившейся в процессе классовой борьбы форме данного народа и из нее творит новую пролетарскую национальную форму. Русские, украинские или еврейские пролетарские писатели, чье творчество является идеологическим фактором социалистического строительства, делают общее для всего пролетариата интернациональное социалистическое дело. Их творчество интернационалистическое, социалистическое по своей установке, национально по своей форме постольку, поскольку они раскрывают своеобразие борьбы за социализм в условиях данного народа. Этот пример четко вскрывает отличие пролетарской национальной формы от буржуазной. Три кулацких писателя - украинский, русский и еврейский, - разрабатывающие ту же тему коллективизации и ликвидации кулачества, создадут произведения, проникнутые идеей капиталистической реставрации, идеей разгрома революции. Их объединяет общая буржуазная задача, общая собственническая сущность. Но они также будут проникнуты духом взаимной национальной вражды: антисемитизмом, руссофобством или украинофобством. Их национальная форма выражает и отражает их глубоко шовинистическую сущность.
Буржуазная национальная форма стало быть есть средство закрепления национальной замкнутости, ограниченности, культивирования национальной вражды, поскольку она определяется собственническим содержанием. Пролетарская же национальная форма является средством преодоления национальной розни, поскольку она проникнута интернационалистическим содержанием, социалистической идейностью.
Подчеркнутые особенности исторической судьбы классов различных народов сказываются во всей художественной системе Н. л., в частности и гл. обр. в характере усвоения Н. л. культурного наследства. В то время как буржуазная литература современности всячески варьирует мотивы религиозной литературы, всячески украшает свой язык библейскими метафорами и образами или различного рода сравнениями, взятыми из религиозно-церковного обихода, пролетарские литературы отталкиваются от этих источников и пользуются ими лишь в плане изобличения, отрицания. Литература угнетенных наций романтизировала национальное прошлое. Во многих случаях эта романтизация имела некоторое прогрессивное значение, поскольку она будила протест против угнетателей господствующей нации. Таков был смысл романтики в польской, украинской, белорусской, грузинской литературах в начале, а в некоторых литературах во всей первой половине XIX в. Но эта романтика впоследствии, с ростом революционного движения трудовых масс, приобретала определенно реакционный националистический характер. Эпигоны литературы собственнических классов поныне усиленно культивируют эту романтику. Она становится существенной частью их национальной формы как-раз потому, что она соответствует их националистическому содержанию и служит основной цели буржуазных Н. л. «отравить массы ядом национализма и укрепить господство буржуазии» (Сталин).
Наоборот, пролетарская литература именно в плане интернационалистических задач отталкивается от националистической романтики, всячески оберегает свое творчество от идеалистически-формальных элементов, характерных для буржуазной романтической Н. л. Пролетарская же Н. л. ищет прообразов для своей романтики в мировой революционной литературе в широком масштабе. Романтические элементы формы пролетарских Н. л. следовательно существенно отличаются от формы романтической Н. л. собственнических классов (подробнее об этом вопросе, как и вообще о проблеме Н. л. при диктатуре пролетариата и при социализме см. Пролетарская и социалистическая литература).
Национальная форма, определяемая буржуазным содержанием, является фактором культивирования национальной отсталости и обособленности, национальной вражды и следовательно - реакции. Национальная форма, определяемая социалистическим содержанием, проникнутая интернациональной идеологией, становится фактором сотрудничества трудящихся всех народов, фактором революции. Именно поэтому в условиях господства помещиков и буржуазии и возможно было развитие Н. л. только буржуазии и помещиков господствующих национальностей и всячески затруднялось, заглушалось, преследовалось развитие лит-р угнетенных народов. В условиях же диктатуры пролетариата становится возможным исключительный расцвет национальных культур и лит-р: «Расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур в условиях диктатуры пролетариата в одной стране для слияния их в одну общую социалистическую (и по форме и по содержанию) культуру с одним общим языком, когда пролетариат победит во всем мире и социализм войдет в быт, - в этом именно и состоит диалектичность ленинской постановки вопроса о национальной культуре» (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 566).
«...Расцвет национальных культур (и языков)», являясь интернациональным по своему социалистическому содержанию, подготовляет условия «для отмирания и слияния их в одну общую социалистическую культуру (и в один общий язык) в период победы социализма во всем мире» (там же, стр. 566-567).
Буржуазные Н. л. родились и оформились в борьбе за освобождение от феодального господства и были факторами национального объединения, столь важного для создания условий успешного развития капитализма. На этом своем прогрессивном этапе буржуазная Н. л. выдвигала лозунги религиозной терпимости и братства народов, создавала такие шедевры пропаганды единения народов, как «Натан Мудрый» Лессинга. Те дни давно миновали для Н. л. собственнических классов. Условия капиталистической конкуренции, империалистической борьбы за перераздел мира, необходимость борьбы с интернациональными идеями революционного пролетариата давно заставили буржуазию предать заветы гениальных борцов за ее собственное освобождение и лозунги «братства народов» заменить пропагандой зоологического национализма и шовинизма. Угроза торжества социализма давно заставила буржуазию начать культивировать «социализм для дураков», как Бебель называл антисемитизм, взаимную национальную ненависть. От «Натана Мудрого» до фашистских бульварных романов о богоподобности своего народа и звериной дьявольской природе других народов - таков путь буржуазных Н. л. Националистические фашистские тенденции принимают различный характер в литературе собственнических классов господствующих наций и в литературе собственнических классов угнетенных наций. Но наиболее характерной чертой для всех национальных литератур собственнических классов эпохи загнивания капитализма является резко выраженная фашистская направленность. Тенденции буржуазных Н. л. капиталистических стран в той или иной замаскированной форме обнаруживаются и в литературах национальностей СССР, выражаясь преимущественно в великодержавном шовинизме, в нацдемократизме и нацоппортунизме, в проявлениях антисемитизма и т. д.
Как великодержавный шовинизм, так и нацдемократизм, нацоппортунизм или антисемитизм в Н. л. представляют собой своеобразную форму борьбы классового врага, буржуазии, кулачества, против социалистической стройки, борьбы за реставрацию капитализма. Поэтому не случайна та или иная степень смыкания русских писателей, в творчестве к-рых сказались проявления великодержавного шовинизма, с белой эмиграцией или непосредственное участие ряда белорусских, украинских писателей-нацдемов в контрреволюционных организациях. С другой стороны, чрезвычайно закономерно, что процесс идеологической перестройки мелкобуржуазных украинских, еврейских, белорусских писателей или мелкобуржуазных писателей ряда тюркских народов был теснейшим образом связан с изживанием ими своих националистических настроений, с их разрывом с нацдемократизмом, с их отказом от своего нацоппортунизма.
Социалистические Н. л. на своей интернационалистической основе борются как с великодержавным шовинизмом, так и со всякого рода проявлениями местного национализма, и эта активная борьба развертывается тем успешнее, чем более эта социалистическая по содержанию литература является национальной по форме, ибо «только при условии развития национальных культур можно будет приобщить по-настоящему отсталые национальности к делу социалистического строительства» (Сталин).

Литературная энциклопедия. - В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература . Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929-1939 .

"Народность" как литературная категория возникает в литературе сравнительно поздно. Аристотель решает вопросы специфики произведения искусства в основном на уровне формального мастерства. Из пяти требований ("порицаний"), предъявленных им к произведению искусства, только требование соответствия нормам нравственности является "внешним" для этого произведения. Остальные требования остаются на уровне эстетических "правил". Для Аристотеля неприемлемо "вредное для нравственности" произведение. Понятие вреда основано здесь на общегуманистических принципах добра и зла.

До XVII в. в теории литературы сохраняется и даже углубляется нормативность в трактовке специфики произведений искусства. Незыблемым остается и требование нравственности. В "Поэтическом искусстве" Буало пишет:

Сурового суда заслуживает тот,

Кто нравственность и честь постыдно предает,

Рисуя нам разврат заманчивым и милым...

Только искусствознание XVIII в. делает на пути к определению понятия "народность" ряд решительных шагов вперед. А. Г. Баумгартен в незаконченном трактате "Эстетика" (1750-е) не только включает в научный оборот термин "эстетика", но и опирается на понятие "вкус". И. И. Винкельман в работе "История искусства древности" (1763) связывает успехи греческого искусства с демократизмом государственного управления.

Решительный поворот в европейской науке об искусстве происходит в 50–60-х гг. XVIII в. в трудах Ж.-Ж. Руссо, Г. Э. Лессинга, И. Г. Гердера. У Руссо это был цикл его "Рассуждений..." "О науках и искусствах" (1750), "О происхождении и основаниях неравенства между людьми" (1754), "Об общественном договоре" (1762), "Эмиль, или О воспитании" (1762), "Исповедь" (1782). В противовес античным и аристократическим нормам искусства он выдвигает идеи конкретного историзма и национального своеобразия произведений литературы и искусства. В работах Лессинга "Лаокоон, или О границах живописи и поэзии" (1766), "Гамбургская драматургия" (1769), а также в его статьях критикуется теория эстетического "спокойствия" Винкельмана, выдвигается идея немецкого национального театра.

Важнейшую роль в становлении концепции народности литературы в Европе и России сыграли труды: Ж.-Ж. Руссо и И. Г. Гердера. Эти работы в переводах были известны русскому читателю. В работах Руссо впервые был подвергнут сомнению и затем отвергнут главный принцип классицизма – теория подражания и "украшенного" подражания образцам. Намечаются признаки нового, сентиментально- романтического направления в литературе, открытого романом Руссо "Новая Элоиза".

Одним из крупнейших литературоведов, теоретиков новой философской школы в Европе был немецкий ученый И. Г. Гердер (1744–1803). Автор работ "О новейшей немецкой литературе" (1768), "Критические леса, или Размышления, касающиеся науки о прекрасном и искусства, по данным новейших исследований" (1769), "Исследование о происхождении языка" (1772), "Еще один опыт философии истории для воспитания человечества" (1773), "О народных песнях" (1779). Гердер учился у Канта и в то же время полемизировал с его эстетикой. Лично знакомый с Ф. Клопштоком, Г. Э. Лессингом, И. В. Гёте, Ф. Шиллером, он явился одним из основоположников теории романтизма. Был широко известен в России, оказал влияние на А. Н. Радищева, Η. М. Карамзина, В. А. Жуковского, С. П. Шевырева, Н. В. Гоголя. Принял участие в споре Винкельмана и Лессинга по вопросам специфики искусства.

Вместе с романтизмом пришла в русскую литературу концепция народности. Под влиянием идей Руссо Гердер разрабатывает свое учение об историзме и народности как основных признаках и источниках литературы каждой нации. Философско-исторические концепции Гердера, отразившиеся на развитии новой историографии, также восходят к Руссо, опираются на идеи гуманизма и народности: в противовес отвлеченному рационализму норм выдвигалась задача изображения живой личности из народа.

Итак, Руссо первым ориентировал общественную мысль на идею "естественности" жизни древних поколений, в отличие от современных ему форм феодальной "цивилизации". Кант ввел в науку в качестве обязательного принцип критического анализа, Гердер положил начало изучению народного творчества в рамках национальной культуры. Так выглядит философская родословная теории народности литературы в ее истоках.

Интерес к учению Руссо пришел к Гердеру от его наставника Канта, который был для Гердера предметом поклонения. Вероятно, истоки мировоззрения Гердера нужно искать в комплексе идей времени, но самое сильное влияние на него оказал Руссо.

Таким образом и во втором, и в последующих поколениях немецкой исторической школы обнаруживается влияние Руссо через Лессинга, Канта, Гердера, Шиллера, устанавливая последовательную цепь взаимовлияний и взаимосвязей, завершившуюся становлением народно-исторической литературной теории. Этот путь развития общественной мысли, однако, не является следствием количественного увеличения сходных идей, а служит в конечном счете показателем научного прогресса вообще.

Гердер был ученым энциклопедического характера. Помимо Руссо и Канта, ему известны были Вольтер, энциклопедисты, а в особенности Монтескьё, английские философы Лейбниц и Спиноза. К философскому направлению Гердера восходит немецкий романтизм, поэзия Гёте и Шиллера, философия Шеллинга и Гегеля. Гердер выводит закон об изменчивости человеческих понятий во времени в связи с особенностями быта, культуры и т.д. С возрастами человека он соотносит "возрасты" народов. Черты общечеловеческие (в том числе и гуманность) развиваются, по Гердеру, в рамках национальных. Он определяет национальную ступень как главную среди трех условий развития человека: "человеческое совершенство бывает национально, временно, индивидуально" (это положение выдвинуто задолго до известной формулы Тэна о "расе", "среде" и "моменте" как определяющих факторах развития общества). "Люди не создают ничего, кроме того, к чему дают повод время, климат, потребности, мир, судьба", – говорит Гердер. История – не абстрактный процесс самосовершенствования человечества и не "вечная революция", а зависящий от вполне определенных условий прогресс, совершающийся в национально-временных и индивидуальных рамках. Человек не свободен в личном счастье, он зависит от окружающих его условий, т.е. от среды. Именно поэтому Гердер первый выступил с отрицанием "права древних на господство в новейшей литературе", т.е. против ложного классицизма ("псевдоклассицизма"). Он призывал к изучению национального движения, которое рассматривало бы поэзию не как повторение чужих форм, а как выражение национальной жизни. Гердер утверждал, что современная история, мифология, религия, язык совершенно не похожи на природу, историю, мифологию, религию Древней Греции и Рима. "Нет никакой славы" быть "вторым Горацием" или "вторым Лукрецием", – говорит он. Воззрения Гердера на историю литературы выше взглядов Лессинга и Винкельмана, возвеличивавших античные идеалы литературы. История поэзии, искусства, науки, образованности, нравов – это история народов, полагает Гердер.

Но Гердер вовсе не хочет разделять с Руссо его идеализацию первобытного состояния человечества. Несмотря на свое глубокое уважение к Руссо, он называет "безумными" его призывы к возврату в прошлое, в древность. Гердер принимает идею национального воспитания, выдвинутую философом Монтескьё.

Задолго до Бенфея у Гердера уже намечается метод сравнительного изучения исторических явлений, в том числе и литературных на межнациональном уровне. При этом история всех народов рассматривается в рамках "одного человеческого братства".

Гердер придерживался широких взглядов на развитие литературы, на проблемы специфики народной поэзии. В своих литературных взглядах он опирался на учение Руссо о естественности человеческих стремлений, на глубокий интерес Руссо к положению народных масс. Этим в значительной степени объясняется огромное внимание, уделяемое Гердером народной поэзии. Труды Гердера послужили толчком к началу изучения народной поэзии, и не только в Германии. После Гердера интерес к изучению народных памятников стал в Европе повсеместным. Интерес этот был связан с практической деятельностью ученых по собиранию памятников старины и народного творчества. Гердер с огорчением говорит об отсутствии в раздробленной Германии национальной литературы, национального характера, взывает к чувству национального достоинства и патриотизма. Заслугой Гердера является также обращение к "мифологии", к изучению народных преданий. Гердер призывает "познать народы" не поверхностно, "снаружи", как "прагматические историки", а "изнутри, через их собственную душу, из их чувства, речи и дела". Это был поворот в изучении народной старины и поэзии и вместе с тем в развитии самой поэзии. Важным здесь было обращение к древней народной поэзии на самых ранних этапах ее развития, к народной жизни и проблеме народного характера.

Гердер изучает литературу малоисследованных европейских народов – эстов, литовцев, вендов, славян (поляков, русских), фризов, пруссаков. Гердер дает толчок к научному исследованию национальных особенностей поэзии славянских племен. Религия, философия и история у Гердера – категории, производные от народной поэзии. По мысли Гердера, у каждого народа, каждой нации был свой "образ мышления", своя "мифическая обстановка", зафиксированные в "своих памятниках" на своем "поэтическом языке". Особенно близка Гердеру мысль о синкретизме первобытных форм народной культуры, в которой поэзия была составным элементом.

Гердер выдвигает новый взгляд на характер библейской поэзии. Он рассматривал Библию как собрание "национальных песен", как памятник "живой народной поэзии". Великим "народным поэтом" Гердер считает Гомера. По его мнению, поэзия народа отражает характер народа: "Воинственный народ воспевает подвиги, нежный – любовь". Он придавал важное значение как "главнейшим", так и второстепенным чертам народной жизни, представленным на его собственном языке, сведениям о понятиях и нравах нации, об ее науке, играх и пляске, музыке и мифологии. Гердер добавляет при этом, используя способ классификации и терминологию "точных" (естественных) наук: "Как естественная история описывает растения и животных, так здесь описывают себя сами народы".

Основная мысль Гердера – о плодотворности развития литературы в национальных формах и рамках. Национально-исторический принцип здесь выступает у него как основной и единственный. Идея исторического национального развития распространяется Гердером не только на литературу, но также на язык, историю, религию. Он положил основание новой науке о языке, с его философией, согласно которой происхождение языка является фактором, определяющим содержание и форму народной поэзии. Гердеру принадлежит мысль о том, что язык "выработан" "мышлением" человека. Первичная цель языка и его функция, по Гердеру, "ощущение", и часто непроизвольное чувство, вызванное непосредственным воздействием внешних сил природы. Однако последняя цель языковедения – "истолкование" "человеческой души". Гердер понимал, что подлинно научное изучение языка и литературы требует данных других наук, в том числе философии, истории, филологии. Основной метод – сравнительное изучение. Труды Гердера предваряют последующие явления западноевропейской филологической науки – работы Вильгельма Гумбольдта, братьев Гримм с их фанатической любовью к народной старине и поэзии.

Ярким выразителем идеи народности в искусстве во второй половине XIX в. явился французский ученый Ипполит Тэн (1828–1893). Из трех источников искусства, рассматриваемых им в работе "Философия искусства" (1869) – раса, среда (географическая, климатическая обстановка), момент (исторические условия), – фактор "расы" (национальные особенности) является ведущим.

Основным условием возникновения национального искусства Тэн считал среду, а главным признаком среды – "народность" ("племя") с его врожденными способностями. Уже вкусы ранних эпох развития народов он считал естественными и всеобщими. Так, причиной расцвета итальянской живописи эпохи Возрождения, по Тэну, были "поразительные" художественные способности всех слоев народа, а французский национальный тип отражает "потребность в отчетливых и логически связанных между собою идеях", "гибкость и быстроту ума".

Плодотворная в принципе постановка вопроса о "национальном характере" у Тэна и вообще о "характерном" в искусстве излишне заострена положением о неизменности, "незыблемости" национального характера. Поэтому вопрос о "плебее нашего века" или "вельможе классической эпохи" решается Тэном в абстрактной плоскости, включен в антропологическую систему, перенасыщенную естественно-научной терминологией. Расцвет национального искусства ставится Тэном в центр исторических периодов, между бурными потрясениями, характеризующими становление нации, и периодами ее упадка. Век, народ, школа – таков путь возникновения и развития искусства, по Тэну. При этом школа может быть национальной (итальянской, греческой, французской, фламандской) или же определяется именем гениального художника (Рубенс, Рембрандт). Национальный характер создается "национальным гением" и выражает особенности расы (китайцев, арийцев, семитов), у которых по строению языка и роду мифов можно провидеть будущую форму религии, философии, общества и искусства. Иногда встречаются такие типы характеров, которые выражают черты, общие почти всем национальностям, всем "группам человечества". Таковы герои произведений Шекспира и Гомера, Дон Кихот и Робинзон Крузо. Эти произведения выходят за обычные пределы, "живут без конца", являются вечными. "Незыблемая национальная основа", создающая "национальных гениев", восходит у Тэна к случайным признакам субъективного плана. Например, испанскому национальному характеру присущи экзальтация и любовь к острым ощущениям. Искусство, по Тэну, порождается народом, массой как совокупностью индивидуумов с определенным "состоянием умов", в которых "образы" не "искажены идеями". Талант, воспитание, подготовка, труд и "случай" могут привести художника к созданию типа национального характера. Национальный характер (как, например, Робинзон или Дон Кихот) несет в себе общечеловеческие черты "вечного" типа: в Робинзоне показан "человек, вырванный из цивилизованного общества", в Дон Кихоте – "идеалист высшего порядка". В великом художественном произведении литературы воспроизводятся черты исторического периода, коренные особенности "племени", черты человека "вообще" и "те основные психологические силы, которые являются последними причинами человеческих усилий". Тэн утверждает, что особенности психологии народов позволяют переносить типы искусств от одной нации к другой (например, итальянское искусство во Францию).

Послесловие редактора

Г отовя к печати материал М.А. Барабановой, я, естественно, внимательно просмотрел тот учебник, о котором идёт речь в статье. При знакомстве с ним мне бросилась в глаза одна его особенность, о которой Марина Анатольевна практически не говорит, но которая может быть весьма существенной для учителя, решившегося по каким бы то ни было причинам выбрать пособие С.А. Зинина, В.И. Сахарова, В.А. Чалмаева.

Это - язык, которым учебник написан.

Язык книги моделирует своего читателя. Можно сказать и наоборот: как себе читателя представляешь, так и пишешь. Вынужден отметить (как учитель литературы, ежегодно преподающий в 8–11-х классах), что реального девятиклассника авторы учебника представляют себе весьма туманно. С ним не разговаривают такими, например, словами: “Что же определяет национальное своеобразие отечественной литературы, делает её неповторимой? Переосмысливая художественный опыт европейских литератур, она сохранила особое звучание, связанное с неустанным созиданием духовных ценностей, определяющих «русскую картину мира»… Главными ориентирами для них (писателей. - С.В. ) всегда оставалась вера в духовные силы народа, в нерушимость внутренней связи человека с той «почвой», на которой он вырос и духовно окреп… Духовное подвижничество составляет своеобразный «генетический код» русской классики, излучающей особую животворную энергию. Постарайтесь почувствовать её, прикасаясь к живым страницам бессмертных книг. Читайте душой!” (с. 4). Не разговаривают - особенно о литературе.

Почему же? Да потому, что за этими словами ничего конкретного для ребёнка не стоит. Потому, что перед нами вереница давно выпотрошенных от частого употребления и ничего не значащих метафор, впрочем, очень жалуемых ныне на государственном уровне. Потому, что отовсюду торчат заячьи уши ложного пафоса.

Авторы учебника, видимо, полагают, что если в пространстве одного абзаца четыре раза сказать слово “духовный”, то проблема воспитания подрастающего поколения будет решена. Всё ровно наоборот. Такие слова - мёртвая шелуха, способная умертвить собой и “животворную энергию” русской классики.

Что может делать учитель с такими словами на уроке? Серьёзно их произносить? Невозможно. В докладе с высокой трибуны, с экрана телевизора, в проповеди - пожалуйста. На уроке, глаза в глаза - нельзя. Как нельзя, например, врать. Но может быть, их надо читать иронически - и превратить учебник в объект для высмеивания? Вряд ли авторы этого хотели. Может, стоит эти слова просто пропустить? Или предупредить учеников: “Вот тут, на странице такой-то, - не читать”. Боюсь, что страниц придётся тогда назвать слишком много. Боюсь, что единственное, что можно сделать с такими страницами, - это… вырвать их, как сделал герой знаменитого фильма «Общество мёртвых поэтов», учитель литературы Джон Киттинг, заставив своих учеников выбросить в мусорную корзину написанное “дурно пахнущими мёртвыми словами” введение к хрестоматии.

Примеров таких слов в учебнике предостаточно. Открываем почти наугад: “«Слово о полку Игореве» - не просто уникальный литературный памятник, а одна из вершин отечественной поэзии, ярчайшее проявление национального гения” (с. 25). Штампы - они на то и штампы, что с готовностью, без усилий выскакивают изо рта. Беда только, если производящий такую литературную продукцию сам себя не слышит.

А вот на соседней странице маскирующийся под научность вопрос: “Что характеризует стили­стику поэмы - эпическое, монументальное начало или авторский лиризм, придающий «Слову…» неповторимое эмоциональное звучание?” (с. 24). Настоящая научность состоит не в том, чтобы сказать непонятно и “умно”. Настоящий научный язык, кстати, можно было бы почерпнуть в книге А.Зализняка «Слово о полку Игореве: взгляд лингвиста», блестяще доказывающей подлинность текста СПИ (мы писали о ней в № 10, 2007). Впрочем, об этой книге, как и обо всей драматической истории изучения «Слова…», современный девятиклассник ничего не узнает - его ждут на страницах учебника лишь камлания на тему “немеркнущего значения удивительного творения безымянного русского гения” да утверждения в духе советского охранительного литературоведения: “Более поздние попытки опровергнуть древность и подлинность «Слова…» (работы французских учёных Л.Леже и А. Мазона) так и не смогли поколебать…” В «Списке рекомендуемой литературы» к главе он увидит книги и статьи 1960–1979 годов издания… Комментарии излишни. Кроме, разве, одного: рекомендованные книги можно найти (при очень большом желании) только в библиотеках. А там, заметим, есть гораздо более серьёзные каталоги и списки. Зачем же тогда странный, неполный, во многом не рассчитанный на девятиклассника список в учебнике? Потому что так требует жанр? Тогда уж можно просто написать: “Литературу для рефератов и докладов по теме стоит искать в библиотеках и Интернете”. Место бы сэкономили…

Но мы договорились обсуждать язык учебника. К нему и вернёмся. “Литература XVIII столетия унаследовала лучшие традиции древнерусской литературы - её патриотическую направленность, глубинную связь с народным художественным сознанием, гуманизм и ярко выраженное социальное звучание” (с. 28); “В их поэзии лирическое «я», ранее у романтиков свидетельствовавшее только о крайне резком, неповторимом состоянии индивидуального сознания, не просто расширило горизонты лиризма, обрело часто беспредельную «лирическую дерзость» (слова Л.Н. Толстого о Фете), но и психологическую сложность лирических интуиций и ассоциаций, сгущённость переживаний во времени” (ч. II, с. 193). Проверьте на девятиклассниках, просто спросите их: хотелось бы им читать учебник, написанный так? Думаю, что ответ очевиден. И закономерен, потому что авторы не чувствуют - увы! - своей ответственности за произносимые и тиражируемые ими слова.

Иногда авторы, правда, спохватываются и стараются расцветить череду унылых штампов как бы свежими красивостями. В результате получается чудовищная какофония, затемняющая суть дела ещё больше: “Автор «Фелицы» повернул молодую поэзию, увлёкшуюся одами, трагедиями и эпопеями, от мундирной «государственности» к главному её делу и образу творческой мысли - лирике, сумел вместить жизнь своего беспокойного простодушного сердца в отработанные официозные формы классицизма, а иногда эти формы и вовсе отбрасывал” (с. 60).

Считается, что учебник в школе нужен, в частности, затем, чтобы можно было без учителя (например, если ребёнок болеет) “пройти” материал. По мне, уж лучше ничего не “проходить”, чем “проходить” подобное только что процитированному. Представляю себе больного ученика, оставленного один на один с таким текстом о Державине. Или с таким: “В итоге русский романтизм, впитав мотивы и образы западных романтиков, обрёл своё, самобытное звучание, обусловленное, помимо исторических факторов, своеобразием самого литературного процесса: стремительно догоняя Европу, отечественная литература претерпевала соединение, наслоение различных художественных школ и стилей” (с. 85). Через это бессоюзное предложение с оборотами в каждой части, с однородными членами и уточнениями просто продраться физически трудно - где уж тут смысл уловить! Моё почтение редактору учебника.

А вот как рассказано о Жуковском: “Своеобразие романтической лирики Жуковского заключается не только в её автобиографизме (таковой в той или иной мере имелся у всех поэтов-романтиков от Дениса Давыдова до Бенедиктова), но и в некоторой намеренной размытости, обобщённости лирического «я», постоянной соотнесённости его с общезначимым опытом чувствований тогдашних читателей” (с. 91). Этому поэту тоже достались на долю монструозные конструкции размером в абзац с нанизыванием падежей: “Особый, таинственно-мистический колорит баллады достигается картиной скачки (при любой проверке части С ЕГЭ этот фрагмент квалифицировали бы как речевую ошибку. - С.В. ) в мрачном лесу отца и маленького сына и внезапного страшного явления иззябшему, больному ребёнку могучего и грозного лесного царя, пленившегося красотой мальчика и сулящего ему золото и жемчуга, радости жизни в лесу и игры своих прекрасных дочерей” (с. 99). Напомню, что цитирую учебник для 13–14-летних подростков.

Неясно, зачем этим подросткам краткие анализы - по одной-две (!) странички - «Обломова», «Отцов и детей», «Войны и мира», «Преступления и наказания», «Вишнёвого сада», «На дне», «Двенадцати» - и далее, до «Тихого Дона» и «Мастера и Маргариты»? Вернее, даже не анализы, а вот такие умозаключения: “Это, пожалуй, самый глубокий и «интимный» слой в многосоставном духовном мире Базарова. Снова бунт, правда такой печальный, чуждый всякого позёрства. Неизбежность конца, краткость дерзаний и радости, непрочность и хрупкость человеческого «я» в океане космоса” (ч. II, с. 185); “И даже то, что «философ и шалун» Пьер Безухов с его сложными духовными скитаниями, с его открытием идеального мужика Каратаева стал вдруг в романе одним из доверенных лиц истории, не уменьшило историзма произведения” (ч. II, с. 188). Скажите по правде, те, кто работает в 9-х классах: вы что, собираетесь читать с детьми все эти произведения? В те часы, которые отведены? Да в программу едва-едва Гоголь влезает, и то галопом по Европам. Значит, всю главу о последующей литературе (а это целых тридцать страниц) смело можно из второй части пособия выкинуть - она не для девятиклассников. Ну конечно, мы же понимаем: без неё не утвердили бы учебника, потому что так требует стандарт. Значит, чтобы тебя издали, нужно начать врать - только и всего. Что авторы и делают. “Довольно изящно”, как отмечает М.Барабанова.

Заложенное внутрь хорошего дела враньё разъедает его изнутри. Поэтому уже как-то и не обращаешь внимания на ошибки и неточности, встречающиеся в учебнике. Г.А. Гуковский на с. 83 превратился в Чуковского, а тургеневская Кукшина - в Кукушкину (ч. II, с. 184); герой державинской оды на с. 65 “желанием чАстей размучен”, тогда как в оригинале речь идёт о “чЕстях” (почестях); на с. 89 предлагается работать с заключительной строфой стихотворения Батюшкова «Есть наслаждение и в дикости лесов…», которая при этом в хрестоматии (с. 245) не напечатана (у этого стихотворения две редакции, в хрестоматии почему-то воспроизводится одна, а задание обращено к другой).

Не будем об этих мелочах. Sapienti sat.

Для того, чтобы выделить национальное, его функции и способы выражения в литературно-художественном произведении, необходимо определить, во-первых, что следует иметь в виду под национальным, и, во-вторых, как понимать произведение, какова его природа.

О последнем было сказано достаточно для того, чтобы можно было перейти к первому. -

Прежде всего следует отметить, что категория национального, будучи не собственно эстетической категорией, требует рассмотрения в различных плоскостях. Важно сосредоточиться на тех из них, которые могут иметь непосредственное отношение к художественному произведению. Предмет моего рассмотрения - не столько национальное как таковое, сколько национальное в литературно-художественном произведении.

Вопрос о национальном в литературе также следует рассматривать с учетом специфики эстетического как формы общественного сознания. Национальное само по себе не является формой общественного (следовательно, и индивидуального) сознания. Национальное является определенным свойством психики и сознания, свойством, которое "окрашивает" все формы общественного сознания. Само по себе наличие у человека психики и сознания, естественно, вне- национально. Вненациональной является также способность к образному и научному мышлению. Однако художественный мир, сотворенный образным мышлением, может иметь ярко выраженные национальные черты. Почему?

Национальная самобытность складывается из социокультурных и нравственно-психологических особенностей (общности трудовых процессов и навыков, обычаев и, далее, общественной жизни во всех ее формах: эстетической, нравственно-религиозной, политической, правовой и др.), которые формируются на основе природно-климатических и биологических факторов (общности территории, природных условий, этнических особенностей и т. д.). Все это приводит к возникновению национальной характерности жизни людей, к возникновению национального менталитета (целостного комплекса природно-генетических и духовных свойств). Исторически формируются национальные характеры (также, замечу, целостные образования). Как же они воспроизводятся в литературе?

Посредством образной концепции личности. Личность, будучи индивидуальным проявлением общечеловеческой духовности, в значительной степени приобретает индивидуальность как национальную характерность. Национальная самобытность, не являясь формой общественного сознания, - феномен, по преимуществу, психологический, приспособительный, адаптационный. Это способ и инструмент приспособления человека к природе, личности - к обществу. Поскольку это так, наиболее адекватной формой воспроизведения национального стал образ, образная концепция личности. Природа образа и природа национального как бы срезонировали: и то, и другое воспринимаются прежде всего чувственно и являются целостными образованиями. Более того: существование национального возможно именно - и исключительно - в образной форме. Понятия в национальной самобытности не нуждаются.

Что же конкретно в структуре литературного образа является содержательностью и материальным носителем трудноуловимого национального духа? Или: что представляют собой национальные смыслы, и каковы способы их передачи?

Материал для лепки "духа", т. е. арсенал поэтических образных средств, заимствовался человеком из среды обитания. Чтобы "прописаться" в мире, очеловечить его, возникла необходимость с помощью мифологии населить его богами, часто антропоморфными существами. При этом материал мифологии - в зависимости от типа формирующейся цивилизации: земледельческой, скотоводческой, приморской и т. д. - был разным. Образ мог быть скопирован только у окружающей действительности (флоры, фауны, а также неживой природы). Человека окружали луна, солнце, вода, медведи, змеи, березы и т. д. В прахудо- жественном мифологическом мышлении все образы обрастали специфическими символическими планами, бесконечно много говорящими одной этнической группе и почти лишенными информативности для другой.

Так формировалась национальная картина мира, национальное устройство зрения. Целостное единство принципов организации национального материала с опорой на какие- либо характерные для национальной жизни доминанты можно назвать национально-художественным стилем мышления. Становление такого стиля сопровождалось кристаллизацией литературных традиций. Впоследствии, когда эстетическое сознание приобрело высокоразвитые формы, национальный менталитет для своего воспроизводства в словесно-художественной форме потребовал специфических средств изобразительности и выразительности: круга тем, героев, жанров, сюжетов, хронотопа, культуры детали, языковых средств и т. д.

Однако специфику образной ткани еще нельзя считать основой национальной содержательности. Национальное, присущее в том числе и индивидуальному сознанию, является ничем иным как формой "коллективного бессознательного" (К. Г. Юнг).

Я считаю, что Юнг в своей концепции "коллективного бессознательного" и его "архетипах" максимально близко подошел к тому, что может помочь разобраться в проблеме национального смысла в художественном произведении. Приведя слова Гауптмана: "быть поэтом - значит позволить, чтобы за словами прозвучало праслово", Юнг пишет: "В переводе на язык психологии наш первейший вопрос соответственно должен гласить: к какому прообразу коллективного бессознательного можно возвести образ, развернутый в данном художественном произведении?"56

Если нас, литературоведов, будет интересовать национальное в произведении, наш вопрос, очевидно, будет сформулирован идентично, однако с одним непременным дополнением: какова эстетическая структура этого образа? Причем наше дополнение смещает акценты: нас не столько интересует смысл коллективного бессознательного, сколько художественно выраженный смысл. Нас интересует связь типа художественности со смыслом, таящимся в коллективном бессознательном.

Образ вырастает из недр бессознательных психологических глубин (я не буду касаться сложнейшей проблематики психологии творчества). Он и требует поэтому соответствующего "аппарата" восприятия, апеллирует к "недрам души", к бессознательным пластам в психике человека. Причем, не к личному бессознательному, а к коллективному. Юнг строго разграничивает эти две сферы бессознательного в человеке. Основу коллективного бессознательного составляет прообраз или "архетип". Он лежит в основе типичных ситуаций, действий, идеалов, мифологических фигур. Архетип - это некий инвариант переживаний, который реализуется в конкретных вариантах. Архетип - это канва, матрица, общий рисунок переживаний, повторяющихся у бесконечного ряда предков. Поэтому мы легко отзываемся на переживаемые архетипы, в нас просыпается голос рода, голос всего человечества. И этот голос, включающий нас в коллективную парадигму, придает колоссальную уверенность художнику и читателю. Говорящий архетипами говорит "как бы тысячью голосов" (Юнг). В конечном счете, архетип являет собой индивидуальный облик общечеловеческих переживаний. Вполне естественно, что коллективное бессознательное в шедеврах литературы по своему резонансу выходит далеко за национальные рамки. Такие произведения становятся созвучны духу целой эпохи.

В этом заключается еще одна - психологическая - сторона воздействия искусства на общество. Пожалуй, здесь уместно будет привести цитату из Юнга, где видно, как архетип может быть связан с национальным. "А что такое "Фауст"? "Фауст" - это (...) выражение изначально жизненного действенного начала в немецкой душе, рождению которого суждено было способствовать Гете. Мыслимо ли, чтобы "Фауста" или "Так говорил Заратустра" написал не немец? Оба ясно намекают на одно и то же - на то, что вибрирует в немецкой душе, на "элементарный образ", как выразился однажды Якоб Бурк- хардт, - фигуру целителя и учителя, с одной стороны, и зловещего колдуна - с другой; архетип мудреца, помощника и спасителя, с одной стороны, и мага, надувалы, соблазнителя и черта - с другой. Этот образ от века зарыт в бессознательном, где спит, покуда благоприятные или неблагоприятные обстоятельства эпохи не пробудят его: это происходит тогда, когда великое заблуждение сбивает народ с пути истинного"57.

У развитых народов, обладающих развитой литературой и культурой, арсенал образных средств беспредельно обогащается, изощряется, интернационализируется, сохраняя при этом узнаваемые национальные коды (преимущественно, чувственно-психологического происхождения). Примеры легко умножить, В русской литературе XIX века одним из основных архетипов является фигура "лишнего" человека, созерцателя, не видящего выхода из противоречий эпохи. Другой пример: генезис литературных героев братьев Карамазовых корнями уходит в народные сказки. Еще пример: концепция Л. Н. Толстого в "Войне и мире " - фактически народная концепция оборонительной войны, воплощенная еще в русских воинских повестях ХШ-ХУН вв. И фигура Наполеона - типичная для этих повестей фигура захватчика.

Обобщу: основу практически любого характера в литературе - характера не только индивидуального, но и национального - составляет морально-социальный тип (скупого, лицемера и т. д.) и даже маска, являющаяся основой типа. За самым сложным, самобытным сочетанием психологических свойств всегда сквозит национальный вариант общечеловеческого типажа. Поэтому неудивительно, что самые простые мифологические или сказочные мотивы могут "аукнуться" в сложнейших художественнофилософских полотнах новейшего времени.

Теперь рассмотрим актуальный вопрос о национальной идентификации произведений. Относительно самостоятельными в произведении могут быть и менталитет, и воплощающий его образный ряд (внутренняя форма), и язык, воплощающий образы (внешняя форма). (На этом тезисе, кстати, основан принцип художественного перевода.) Автономность менталитета относительно образной ткани ощутима, например, в "Хаджи Мурате" Толстого. Менталитет, как видим, может быть выражен не только через "родной" материал, но и через соответствующую интерпретацию инонационального материала. Это возможно потому, что экзотический материал передается посредством деталей, которые отобраны, скомпонованы и оценены субъектом повествования со своей национальной точки зрения и на своем национальном языке.

Однако подобные случаи достаточно редки. Значительно чаще менталитет и образы нераздельно слиты. В своем единстве они могут "отслаиваться" от языка, демонстрируя относительную независимость. С этим трудно спорить. Существуют англоязычная, испаноязычная и другие литературы - литературы разных народов и наций на одном языке.

С другой стороны, национальный менталитет можно выразить на разных языках. Наконец, существуют произведения, например, Набокова, которые вообще сложно поддаются национальной идентификации, так как они лишены сколько-нибудь ощутимой национальной идеологии. (Позволю себе небольшое отступление. Самостоятельность материала и языка могут иметь весьма интересные аспекты. Всякий оригинальный, или даже уникальный, национальный материал таит в себе художественный потенциал. Причем - разный потенциал. В силу того, что для образа важна индивидуальная выразительность, самобытный материал всегда ценен сам по себе, т. е. в известном смысле - самоценен. Поэтому в качестве основы будущего типа художественности различный национальный материал неравноценен: с учетом разных художественных задач материал, если так можно выразиться, бывает более и менее выигрышным. Богатство национальной жизни, истории, от природной речи, от моего ничем не стесненного, богатого, бесконечно послушного мне русского слога ради второстепенного сорта английского языка, лишенного в моем случае всей той аппаратуры - каверзного зеркала, чернобархатного задника, подразумеваемых ассоциаций и традиций - которыми туземный фокусник с развевающимися фалдами может так волшебно воспользоваться, чтобы преодолеть по-своему наследие отцов". ("О книге, озаглавленной "Лолита".)

Айтматов сделал русский и - шире - европейский "привой" на киргизский менталитет. В творческом смысле - уникальный и плодотворный симбиоз. Приблизительно то же самое можно сказать и о польскоязычной, латиноязычной литературе Беларуси. Спор о том, как производить национальную идентификацию литературы: по языку или по менталитету - представляется мне схоластическим, спекулятивным. И менталитет, и образность, и художественное слово - это разные стороны "коллективного бессознательного". Следовательно, когда менталитет органично живет в неродном слове, происходит наложение одного коллективного бессознательного на другое. Возникает новое органическое целое, национально амбивалентный симбиоз. Как же в этом случае решать вопрос о национальной принадлежности симбиоза? Искать, где больше коллективного бессознательного - в языке или в образах?

Подобная постановка вопроса провоцирует неадекватный подход к проблеме. Все это напоминает известную неразрешимую дилемму о курице и яйце. Ведь очевидно, что фактор языка, будучи не главным в передаче национальной самобытности, является определяющим в смысле отнесения произведения к той или иной национальной литературе (понятие национальной литературы в данном случае может быть дополнено понятием англо-, немецкоязычной литературы и т. п.). Литература на одном национальном языке, выражая разные менталитеты (в т. ч. космополитические), обладает большей органической целостностью, чем литература "одного менталитета" на разных языках.

Литература, по словам Набокова, - "феномен языка". Это, конечно не совсем так, но это и не пустая декларация. Пожалуй, язык как ничто иное втягивает в культурное пространство, создает его и в этом смысле является условной границей национального в литературе. Поскольку литературное произведение всегда существует на национальном языке, можно утверждать, что национальное, в известном смысле, является имманентным свойством художественного произведения.

Индустриальное общество, развитие городской культуры обозначили тенденцию нивелирования национальных

азличий в культуре вообще и в литературе в частности.

Дно из направлений развития литературы характеризуется тем, что начинают создаваться произведения все более наднациональные, вненациональные, космополитические (но отнюдь не более художественные). Это направление имеет свои достижения, которые нельзя обойти вниманием - достаточно назвать имя того же Набокова. "Природа" художественности такой литературы, ее материал и средства выразительности - совсем иные.

В принципе, в безнациональной тенденции развития литературы есть своя логика. Духовность человека невозможно обмежевать ориентацией только на определенные национальные образцы культуры. Однако духовность нельзя выразить вообще, вне конкретного литературного языка. И в этом случае именно язык становится критерием отнесения писателей к той или иной национальной лите-

атуре. В высшей степени характерно, что когда Набоков ыл еще Сириным и писал на русском языке - он считался русским писателем (хотя и не примыкал к русской духовной традиции). Когда он уехал в США и стал писать на английском - стал американским писателем (хотя и американская духовная и литературная традиции ему были чужды).

Как видим, литература может быть и национальной, и интернациональной, и вненациональной. Разумеется, я далек от мысли дать рецептурную схематизацию на все случаи жизни. Я лишь обозначил закономерности, которые в различных культурно-языковых контекстах могут проявить себя по-разному. "Степень участия национального в литературе" зависит от многих факторов. Становление белорусского самосознания на польском языке имеет свои особенности. Возможно, истоки каких-то белорусских литературно-художественных традиций (герои, темы, сюжеты и т. д.) зародились именно в польской литературе. В данном случае имеют значение факторы и языковой, и культурной близости. И если уж, скажем, высококвалифицированный пушкинист должен знать французский язык и французскую литературу соответствующего периода, то вполне возможно, для того, чтобы максимально полно воспринять творчество некоторых белорусских писателей, необходимо знать польских. Последние становятся фактором белорусской литературы. Считать же произведения польских писателей белорусской литературой мне представляется очевидной натяжкой.

Наконец, коснемся вопроса о национальном как факторе художественной ценности произведения. Само по себе национальное является свойством образности, но не сутью ее. А потому искусство может быть как "более" так и "менее" национальным - от этого оно не перестает еще быть искусством. Вместе с тем, вопрос качества литературы тесно связан с вопросом о мере национального в ней.

В заключение отмечу следующее. Национальное в литературе во всей полноте может открыться только в эсте- национальное является свойством образности, но не сутью ее. А потому искусство может быть как "более" так и "менее" национальным - от этого оно не перестает еще быть искусством. Вместе с тем, вопрос качества литературы тесно связан с вопросом о мере национального в ней.

" Зряшное" отрицание национального на низовых уровнях сознания вряд ли может пойти на пользу искусству, так же, как и гипертрофированное национальное. Отрицать национальное - значит отрицать индивидуальную выразительность, единичность, уникальность образа. Абсолютизировать национальное - значит отрицать обобщающую (идейно-мыслительную) функцию образа. И то, и другое - губительно для образной природы искусства.

Национальное по своей природе тяготеет к полюсу психики, оно состоит, в основном, из системы психологических кодов. Научное знание гораздо менее национально, чем сознание религиозное, этическое или эстетическое. Литературу, следовательно, можно располагать и в спектре национальном: между полюсом космополитическим (как правило, с преобладанием рационального над чувственнопсихологическим, но не обязательно) и национальноконсервативным (соответственно, наоборот).

Ни то, ни другое само по себе не может быть художественным достоинством. Национальная картина мира может быть формой решения общечеловеческих проблем. Национально-индивидуальное при этом может лишь ярче обозначить проблемы общечеловеческие. Национально окрашенное эстетическое сознание, "работающее" на философском уровне (или тяготеющее к этому уровню), как бы снимает свою национальную ограниченность, потому что вполне осознает себя как форму общечеловеческого. Чем ближе национальное сознание располагается к идеологическому и психологическому уровню, тем больше невыразимого, "разворачивающего душу", тем больше "заповедного" национального.

Поэтому очень часто "очень национальные" писатели бывают труднодоступны для перевода. В русской литературе к числу таких можно в различной степени отнести Лескова, Шмелева, Ремизова, Платонова и др.

Национальное относится к общечеловеческому как явление к сущности. Национальное хорошо в той мере, в какой оно позволяет проявляться общечеловеческому. Всякий крен в феноменологию, превознесение явления как такового без соотнесения его с сущностью, которую оно призвано выражать, превращает национальное в "информационный шум", затемняющий суть и мешающий ее воспринимать.

Такова диалектика национального и общечеловеческого. Важно не впасть в вульгарную крайность и не ставить вопрос о выверенной "дозировке" национального. Это столь же бессмысленно, как и абсолютизация национального или как его отрицание. Речь идет о пропорциях рационального и чувственно-эмоционального (а национальное и представляет собой одну из сторон последнего). "Точка золотого сечения", свидетельствующая о пропорциональности, близкой к гармонии, всегда угадывается художником, ощущается, но не просчитывается. Я ни в коем случае не ратую за "рационализацию" творческого акта.

Эстетическое восприятие - нерасчленимо. Невозможно оценить "красоту" художественного творения, абстрагируясь от национальной специфики. В восприятии "красоты" в качестве составляющего входит момент национальной самоактуализации. Невозможно убрать национальный материал и оставить "нечто", сотворенное по законам красоты. Художественная ценность становится свойством национального материала (в этом также проявляется целостность произведения).

Неудивительно, что на каждом шагу происходит подмена критериев художественных - национальными, или, во всяком случае, неразличение их. Бесспорно: великие художники становятся символами нации - и это убедительно свидетельствует о неразрывной связи национального с художественно значимым. Однако великие произведения становятся национальным достоянием не столько потому, что они выражают национальный менталитет, сколько потому, что этот менталитет выражен высокохудожественно. Само по себе наличие (или отсутствие) национального момента в произведении еще не свидетельствует о художественных достоинствах и не является непосредственным критерием художественности. То же самое можно сказать и о критериях идеологических, нравственных и т. д. Думаю, невозможно отбросить эти суждения и не впасть при этом в герменевтическую крайность в оценке произведения, вновь забыв о его фундаментальном признаке - целостности.

Подчеркну, что особенно актуализировалась национальная проблематика и поэтика в искусстве реализма. И это не случайно. В первую очередь, это связано с тем, что, скажем, "классицисты" или "романтики" из-за особенностей метода и поэтики не имели возможности раскрыть в своих произведениях противоречивую многосложность национальных характеров своих персонажей, принадлежащих к различным слоям общества, исповедующих различные идеалы.

В заключение отмечу следующее. Национальное в литературе во всей полноте может открыться только в эстетических переживаниях. Научный анализ художественной целостности не позволяет адекватно воспринимать "национальный потенциал" произведения.

Внерациональное, психологическое постижение национального кода произведения - сложнейшая проблема социологии литературы. Уже сама по себе актуализация коллективного бессознательного играет огромную роль в жизни наций. Правда, она может служить как средством продуктивной самоидентификации, так и "работать" на комплекс национального превосходства.

В конечном счете, вопрос о национальном в литературе - это вопрос о связи языка, психологии и сознания; это вопрос о коллективном бессознательном и его архетипах; это вопрос о силе их воздействия, о невозможности человека обойтись без них и т. д. Эти вопросы, пожалуй, относятся к числу наиболее непроясненных в науке.

Регистрация коллективного бессознательного, рационализация его, перевод на язык понятий - задача пока нерешенная. Между тем, в эффективности воздействия на общество заключается одна из тайн искусства. И все же не это делает искусство формой духовной деятельности человека. Духовное ядро в человеке вынуждено считаться с коллективным бессознательным, однако последнее отнюдь не фатально ограничивает свободу человека. Духовность в ее высшей форме - рациональна, она скорее противостоит стихии бессознательного, хотя и не отрицает его.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Мировое значение и национальное своеобразие русской литературы XIX века. Ваше мнение об известных Вам работах по данному вопросу. При изучении каких школьных тем можно воспользоваться методологией решения вышеназванной проблемы?

В России 19 века происходит небывалый взлет литературы и на равных включается в культурный процесс. Эту эпоху принято характеризовать «золотым веком»,временем расцвета творчества и зарождения философской мысли, формирования русского литературного языка, который оформился во многом благодаря А.С. Пушкину. Литературоцентризм - важная особенность. На произведениях литераторов того времени мы учимся человечности, патриотизму, изучаем нашу историю. На этой «классике» выросло не одно поколение людей - Человеков. Романтизм становится ведущим художественным методом, хотя на исходе 30-х годов XIX века ведущее место в литературе займет реализм.

Русская литература отлич своей гуманностью целеустремленностью и человечностью стремится высказать свое мнение. В России философия индивидуальна. Одной из главных проблем является проблема нравственности у каждого автора свои решения этой проблемы. Нравственная проблематика стала основной то и практически все русс писаети сходились в 1м формирование высоких идеалов. Высокое в России это преодоление эгоизма и индивидуализма. И высокое деятельное героическое те для русс писателей св-но самое требовательное отношение. В России никогда невозможно было жить отдельной судьбой. Русское общ-во всегда коллективно. Русс литре характерен нравств выбор за себя и за весь мир. Русс автор показывал жизнь в сообще со всем миром. С этим связана эпичность мышления русс герои всегда общаются с нацией герои гоголя толстого. Эта почва была оч. благоприятна для развития романов. Русс романы оказали большое влияние на запад. Герои были колоссальны они не были привычны зап читателю, русские умели выходить на вопрос бытия. Но суть и обратный момент когда авторы проникали в национальное. Для того чтоб более подробно рассмотреть этот вопрос можно обратится к работе Касьяновой «русский национальный характер» в книге она рассказывает что для русского человека характерна ценностная установка например способность достигнуть цели. У России и запада различные цели в жизни. Идея воспитания высоких чувств и идеалов это высокое а высокое это эгоизм.

Мировое значение литературы тесно связано с национальным своеобразием: романтики обращаются к национальным событиям, поскольку 19 век - это век эпохальных событий мирового масштаба(война 1812), это изменения общественного сознания, выраженный дух патриотизма. Реформы 1861 года приводят к поляризации обществ.сознания и чувство личности находит свое выражения в образах литературы. Например, эпоха декабризма порождает идеал свободной личности, таким образом тема свободной личности становится центральной. Деятельность писателей не ограничивалось их субътективным духовным миром: они активно проявляли интерес к общественной жизни, фольклорными произведениями и взаимодействовали с зарубежными писателями. Поэтому литература 19 века несет глобальный охват всей общественно-политической жизни того времени и отражает мироощущение своей эпохи. Национальное своеобразие находит свое отражение в типологизации портретов людей, обобщения их пороков и ярко выраженных свойств личности: 1)В центре литр. 19 в проблема роста чувства личности:образ молодого человека не удовлетворяет современный уклад жизни 2). А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь обозначили основные художественные типы, которые будут разрабатываться писателями на всем протяжении 19 века. Это художественный тип «лишнего человека», образцом которого является Евгений Онегин в романе А.С. Пушкина, и так называемый тип «маленького человека», который показан Н.В. Гоголем в его повести «Шинель», а также А.С. Пушкиным в повести «Станционный смотритель».

3).Национальная атмосфера в литературе, разработка русского национального характера

4).Осуждение писателями оторванности интеллигенции от народа, как оторванность от своих корней. 5).идеал личности - соотношение одной личности с бытием всего народа(отсутвие эгоцентризма, своеволия)

6)внимание писателя к психологическому и социальному анализу. Также можно обратится к работе Белинского взгляд на русс литру. В школе этот вопрос можно использовать ни вводных уроках русск л 19го века. Например может б такая тема как худ литра как вид искусства

2. Проблемы периодизации русской литературы XIX века. Какую точку отсчета Вы предпочитаете взять за основу периодизации творчества писателей, изучаемых в 9 классе?

Цель периодизации -- не создание жесткой схемы, а обозначение ряда главных ориентиров на каждом этапе литературного движения.

Начался 19 век со становления романтизма. Идеологические предпосылки романтизма - разочарование в Великой Французской революции в буржуазной цивилизации вообще (в ее пошлости, прозаичности, бездуховности). Настроение безнадежности, отчаяния, "мировой скорби" - болезнь века, присуща героям Шатобриана, Байрона, Мюссе. В то же время им свойственно ощущение скрытого богатства и беспредельных возможностей бытия На первый план выходят стихотворные произведения поэтов Е.А. Баратынского, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского, А.А. Фета, Д.В. Давыдова, Н.М. Языкова. Творчеством Ф.И. Тютчева «. Тем не менее, центральной фигурой этого времени был Александр Сергеевич Пушкин - русская поэзия 19 века была тесно связана с общественно политической жизнью страны. Поэты пытались осмыслить идею своего особого предназначения. Поэт в России считался проводником божественной истины, пророком. Юношество определяет последующие пути развития характера зрелого человека -- вот в чем значимость этого возраста для человеческой жизни как исторического целого. 2й период. 2я половина 10х гг в рл зарождается новое революц-романтич течение, кот достигает подъема в 1й половине 20х гг в тв-ве Пушкина и поэтов- декабристов. Идейно-тв своеобразие револ романтизма связано с историч событиями (революция, коо развивала идеалы свобюоды братства и равества)

С середины XIX века происходит становление русской реалистической литературы, которая создается на фоне напряженной социально-политической обстановки, сложившейся в России во время правления Николая I. Назрела необходимость создания реалистической литературы, остро реагирующей на общественно-политическую ситуацию в стране. Литературный критик В.Г. Белинский обозначает новое реалистическое направление в литературе. Его позицию развивают Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский. Возникает спор между западниками и славянофилами о путях исторического развития России. Литераторы обращаются к общественно-политическим проблемам российской действительности. Развивается жанр реалистического романа. Свои произведения создают И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, И.А. Гончаров. Преобладает общественно-политическая, философская проблематика. Литературу отличает особый психологизм.

Вторая половина 19 в. и была эпохой расцвета русского критического реализма. В середине 50-х годов Россия пережила необычайно мощный общественный подъём. Царское правительство вынуждено было начать подготовку крестьянской реформы, вокруг которой развернулась идейно-политическая и литературная борьба.

Критическая деятельность Чернышевского и его ближайшего сотрудника Добролюбова способствовала проникновению в литературу передовых, освободительных идей, дальнейшему и развитию реализма. В атмосфере общественного подъёма, напряжённой идейной борьбы русскими писателями-реалистами было создано небывалое количество выдающихся художественных произведений. В этих произведениях в полном смысле слова классических, наиболее ярко вплетались характерные черты русской литературы: высокие гражданские чувства, широта изображения жизни, глубокое раскрытие её противоречий. Беспощадно разоблачая угнетателей народа - помещиков, буржуазных дельцов, крупных чиновников, русские писатели противопоставляли им людей труда, в которых нечто не убило лучших человеческих качеств: трудолюбия и самоотверженности, искренности и душевной чистоты.

Литературный процесс конца 19 века открыл имена Н.С. Лескова, А.Н. Островского А.П. Чехова. Последний проявил себя мастером малого литературного жанра - рассказа, а также прекрасным драматургом. Конкурентом А.П. Чехова был Максим Горький. Завершение 19 века проходило под знаком становления предреволюционных настроений. Реалистическая традиция начинала угасать. Ей на смену пришла так называемая декадентская литература

3. Особенности литературной жизни 1810-х годов

В 1810-е годы - экликтизм - смешение литерат. течение: сентиментализма, классицизма, романтизма. Жуковский как основоположник психологического романтизма. Как немаловажный фактор влияния на творчество романтистов 1810 годов было создание Карамзином реформы о русском слове, где писатель стремился добавить русскому языку пластичность и изысканность, привнося в обиход иностранные заимствования, заменяя церковнославянскую лексику. На первый план выходят стихотворные произведения поэтов Е.А. Баратынского, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского, Байрона, А.А. Фета, Д.В. Давыдова, Н.М. Языкова. Творчеством Ф.И. Тютчева «Золотой век» русской поэзии был завершен.

Главное событие этого периода это развитие романтизма. Первую треть XIX называют “золотым веком” русской культуры. Начало его совпало с эпохой классицизма в русской литературе и искусстве. В первые десятилетия века ведущим жанром в русской литературе была поэзия. А.С. Пушкин стал символом своей эпохи. Стремительный взлёт в культурном развитии России. Подъем общ-ой жизни вызывает быстрый рост журналистики. Возникает много новых журналов. Появляются лит.кружки, которые способствовали эстетич. самоопределению. Ведется идейная борьба. Нет шедевров, но зато письма и мемуары поэтов говорят, что это была бурная эпоха. Особенно развивается массовая лит-ра

4. И.А. Крылов-баснописец. Народность басен Крылова

Рядом с романтизмом продолжила жить и развиваться просветительская струя в русской литературе, представленная баснями Крылова. Автора интересовали не столько личные переживания человека, сколько тот социально-общественный организм, который вызывал эти переживания. Человек рассматривался им в качестве социального, а не частного индивида. Крылов дерзнул сделать народное сознание высшей ценностью в своей художественной системе: у него здравый смысл народа -- субъект художественного высказывания, верховный судья, который выносит мудрый, искрометно веселый либо уничтожающий приговор действительности.(в отличии от классицистов, сентиментал и рмоантик у которых народ - своего рода эмоционально воздействующие на сознание главного героя поле)

В заметке «О предисловии к переводу басен Крылова» Пушкин указывал на «веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» как на «отличительную черту в наших нравах» и именно в этом смысле считал Крылова «представителем духа» русского народа. Действительно, ироническая интонация повествования -одно из важнейших особенностей его басен,.

Проблема народности выдвигала перед русскими писателями задачу преодоления сословной ограниченности их мировоззрения и перехода на позиции «мнения народного».

Наиболее последовательно и впечатляюще народность творчества Крылова проявилась в баснях, посвященных Отечественной войне 1812 г. («Ворона и Курица», «Волк на псарне», «Щука и Кот», «Раздел», «Обоз», «Кот и Повар»). Крылов задолго до Л. Толстого противопоставил официальной версии побед над Наполеоном свою трактовку их с позиций народной нравственности. Не случайно в басне «Чиж и Еж» (1814) он с лукавой простотой отказался «петь» заслуги Александра I в победе над нашествием, прославляя Кутузова как народного полководца.

Уникальность басен в их самой идее - лишь слегка подтолкнуть человека самостоятельно проанализировать и хорошенько подумать, в чём суть, кто прав и виноват, и почему так, собственно, вышло. Типичность образов, созданных Крыловым, многогранность сатиры, наблюдательность автора, умение передать устойчивые черты человеческого характера, подлинная народность сделали басни его бессмертными. От того, что произведения Крылова напрочь лишены высокой философии и скорее походят на сказки, смысл басен касается самых обыкновенных в нашей жизни ситуаций. Это качество историй делает их столь полезными для размышления: ведь только на «житейских» простых примерах можно узреть нечто глубже.

Сознание русского человека освещалось Крыловым не с высоты «теорий» ученых мудрецов, а нравственным опытом народа, т. е. опытом каждого, без различия сословий и званий, ибо любой человек - часть прошедшей, настоящей и будущей истории. Читая басни Крылова, люди с охотой учились понимать самих себя. Басни Ивана Крылова действительно написаны доступным народным языком, что, однако не лишает их богатства художественно-выразительных средств, при помощи которых раскрывается красота литературного русского языка. Крылов вошел в их дома и сердца. Из писателя, известного литературным кругам, он сразу, вдруг сделался «своим» всей России. Благодаря лёгкому комичному языку истории Крылова доступны каждому и положительно усваиваются публикой. Наверное, это происходит по причине особой доброжелательной близости к народу и отсутствию лишних замысловатых сюжетных линий.

5. Полемика «архаистов» и «новаторов» по вопросу о русском литературном языке в начале XIX века

Проза и поэзия Карамзина оказали решительное влияние на развитие русского литературного языка. Карамзин целенаправленно отказывался от использования церковнославянской лексики и грамматики, приводя язык своих произведений к обиходному языку своей эпохи и используя в качестве образца грамматику и синтаксис французского языка. Карамзин ввёл в русский язык множество новых слов -- как неологизмов («благотворительность», «влюблённость», «вольнодумство», «достопримечательность», «ответственность», «подозрительность», «промышленность», «утончённость», «первоклассный», «человечный») , так и варваризмов («тротуар», «кучер») . Также он одним из первых начал использовать букву Ё. обладая незаурядным стилистическим чутьем, он ввел и русский язык такие варваризмы (прямые заимствования иностранных слов), которые органически прижились в нем: цивилизация, эпоха, момент, катастрофа, серьезный, эстетический, моральный, тротуар и др.;

Изменения в языке, предлагаемые Карамзиным, вызвали бурную полемику в 1810-х годах Писатель А. С. Шишков при содействии Державина основал в 1811 году общество «Беседа любителей русского слова», целью которого была пропаганда «старого» языка, а также критика Карамзина, Жуковского и их последователей. В ответ в 1815 году образовалось литературное общество «Арзамас», которое иронизировало над авторами «Беседы» и пародировало их произведения. Членами общества стали многие поэты нового поколения, в том числе Батюшков, Вяземский, Давыдов, Жуковский, Пушкин. Литературная победа «Арзамаса» над «Беседой» упрочила победу языковых изменений, которые ввёл Карамзин.

Иногда критика Шишкова его была меткой и точной. Шишкова возмущала уклончивость и эстетическая жеманность в речи Карамзина и «карамзинистов»: он считал, что вместо выражения «когда путешествие сделалось потребностью души моей» Можно сказать просто: «когда я полюбил путешествовать»; В пику карамзинской Шишков предложил свою реформу русского языка: он считал, что недостающие в нашем обиходе понятия и чувства нужно обозначать новыми словами, образованными из корней не французского, а русского и старославянского языков. Старовер, поклонник языка Ломоносова, Он ратовал за возвращение литературы к устному народному творчеству, к народному просторечию, к православной церковнославянской книжности. Он упрекал «карамзинистов» в том, что они поддались соблазну европейских революционных лжеучений. Стиль языка он считал приметой идеологической принадлежности автора.

Шишкову казалось, что языковая реформа Карамзина непатриотична и даже антирелигиозна

Где нет в сердцах веры, там нет в языке благочестия. Где нет любви к отечеству, там язык не изъявляет чувств отечественных». А поскольку Карамзин отрицательно отнесся к обилию церковнославянских слов в русском языке, Шишков утверждал, что новшества Карамзина исказили благородную величественную его простоту. Шишков упрекал Карамзина за неумеренное употребление варваризмов (эпоха, гармония, энтузиазм, катастрофа), ему претили неологизмы, его ухо резали искусственные слова: настоящность, будущность, начитанность.

6. Идейно-художественное своеобразие творчества «поэтов-радищевцев», их вклад в развитие русского классицизма. Анализ одного стихотворения (по выбору студента).

Цель искусства классицисты видели в познании истины, выступающей как идеал прекрасного. Они выдвигают метод его достижения, основываясь на трех центральных категориях своей эстетики: разум, образец, вкус. Все эти категории считались объективными критериями художественности. С точки зрения классицистов, великие произведения -- плод не таланта, не вдохновения, не художественной фантазии, а упорного следования велениям разума, изучения классических произведений древности и знания правил вкуса. Таким образом, они сближают художественную деятельность с научной. Вот почему для них оказался приемлемым рационалистический метод французского философа Рене Декарта (1596--1650), ставший основой художественного познания в классицизме. Декарт утверждал, что разум человека обладает врожденными идеями, истинность которых не вызывает никаких сомнений. Так, разум становится центральным понятием философии рационализма, а затем и искусства классицизма. Слабой же стороной такого представления было отсутствие диалектического взгляда. Мир считался неподвижным, сознание и идеал неизменными.

Характер. В искусстве классицизма внимание уделяется не частному, единичному, случайному, а общему, типическому. Поэтому характер героя в литературе не имеет индивидуальных черт, выступая как обобщение целого типа людей. Основной конфликт. Категория разума оказывается центральной и в формировании нового типа художественного конфликта, открытого классицизмом: конфликта между разумом, долгом перед государством -- и чувством, личными потребностями, страстями. Как бы ни разрешался этот конфликт -- победой разума и долга (как у Корнеля) или победой страстей (как у Расина), только человек-гражданин, ставящий свой долг перед государством выше частной жизни, является идеалом классицистов.

Права человеческой личности, свобода политическая и социальная, нация, народность -- все эти великие идеи, отражавшие изменения исторической действительности на перевале от феодализма к капитализму и намечавшиеся еще в литературе XVIII в., теперь стали основным ее содержанием. Они потребовали для себя и новых форм художественного выражения. В 1801 г., после возвращения А.Н. Радищева из ссылки, вокруг него сложился кружок молодых единомышленников - «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств» - И.П. Пнин, В.В. Попугаев, И.М. Борн, А.Х. Востоков и др. В историю литературы они вошли под именем поэтов-радищевцев. У них был свой журнал «Северный вестник» и альманах «Свиток муз». В разное время с «Вольным обществом…» сотрудничали Н.И. Гнедич, К.Н. Батюшков и другие литераторы. Мировоззрение и деятельность поэтов-радищевцев носили просветительский характер. Они были убежденными последователями и наследниками как французского, так и русского Просвещения XVIII века. Члены «Вольного общества…» ратовали за уважение к человеческой личности, за строгое соблюдение законов, за справедливый суд. Гражданин, по их убеждению, имел право свободно мыслить и безбоязненно утверждать Истину и Добродетель.

В своей творческой деятельности поэты-радищевцы были привержены к традициям классицизма. Их излюбленными поэтическими жанрами стали ода, послание, эпиграмма.. Рационалистический пафос общего, неотдиференцированность индивидуального начала от целого, абстрактность в понимании человека -- все это связывало еще поэзию радищевцев и гражданскую лирику декабризма с литературой XVIII в. и с поэтикой классицизма.

Отсюда в философской лирике Пнина ее широкая, вселенская рамка, космизм и аллегоризм ее образов; от классицизма в поэтике радищевцев и торжественное течение стиха, размеренная патетика поэтического синтаксиса, высокая отвлеченная лексика. философская ода Пнина («Человек») является как бы величественной ораторией,

Классицизм как стиль -- это система изобразительно-выразительных средств, типизирующих действительность сквозь призму античных образцов, воспринятых как идеал гармонии, простоты, однозначности, упорядоченной симметрии. Таким образом, этот стиль воспроизводит лишь рационалистически упорядоченную внешнюю оболочку античной культуры, не передавая ее языческой, сложной и нерасчленимой сущности. Не в античном наряде, а в выражении взгляда на мир человека абсолютистской эпохи заключается суть стиля классицизма. Он отличается ясностью, монументальностью, стремлением убрать все лишнее, создать единое и цельное впечатление.

7. Возникновение и развитие русского романтизма. Его эстетическая сущность и основные течения. Какая из работ, неоднозначно решающих вопрос о генезисе и сущности романтизма, Вам близка?

«В 1820-е гг. романтизм стал главным событием литературной жизни, борьбы, центром оживления и шумной журнально-критической полемики в России. Романтизм в России сформировался перед тем, как стране предстояло вступить в полосу буржуазных преобразований. В нём сказывалось разочарование русских людей в существующем порядке. В нём выразились общественные силы, которые начали пробуждаться, стремление к росту общественного самосознания» - так говорит Гуревич о возникновении романтизма в России в своей книге «Романтизм в русской литературе».

Маймин в своей книге «О русском романтизме» говорит, что русский романтизм был частью европейского романтизма, поэтому в русском романтизме есть приметы романтизма европейского, но русский романтизм так же имеет и свою истоки. А именно, война 1812 г., её последствия для русской жизни и самоосознания. «Она показала, - пишет Маймин, - силу и величие простого народа». Это явилось почвой для недовольства рабского уклада жизни простого народа, и, как следствие, для романтических и декабристских настроений.

Первые кто пытался разобрать что такое романтизм были Пушкин и Рылеев, позже появляется трактат Георгиевского и Галича. В работах Веселовского романтизм рассматривается как проявление либерализма. Замотин полагает, что романтизм это проявление, выражение идеалистического в литературе. Сиповский определяет романтизм как индивидуализм эпохи. Сокурин говорит что это ирреализм. В 1957 г происходит дисскусия по проблемам реалиазма. На этой почве появл. сборники и монографии о романтизме. Одна из работ - это статья Соколова «К спорам о романтизме», в которой автор приводит различные точки зрения на романтизм и делает не маловажный вывод: каждое из определений заключает в себе долю истины, но не одно из них «не составляет чувства полной удовлетворённости», потому что они пытаются определить романтизм «по одному его признаку». Между тем «все попытки охватить романтизм какой-то единой формулой неизбежно дадут обедненное, одностороннее и потому неверное представление об этом литературном явлении. Необходимо раскрыть систему признаков романтизма и по этой системе определить изучаемое явление». И тут, в свою очередь, делает своё замечание Манн: недостаточность любого дифференцированного подхода к романтизму, необходимость «раскрыть систему признаков» - отмечены Соколовым правильно, но при этом он не разъясняет понятия системности как таковой. Представление о романтизме, вместе с тем, не станет истиннее, если мы будем судить о нём «не по одному признаку», а по ряду признаков. В их перечислении нет никакой обязательности: его можно прервать и возобновить в любое время. Каждая новая черта находится в той же плоскости, что и все предыдущие, тогда как обязательность их связи была бы достигнута лишь в том случае, если бы мы могли проникнуть «через них» в самую организацию художественного явления. Тут же нельзя не отметить вводную статью Волкова к книге «История Русского романтизма», в которой автор ставит для себя задачу уточнить понятие «романтизма» и «романтики» с учётом разных национальных литератур, обращаясь к разнообразным работам по романтизму, в том числе и к статье Соколова, названной выше. Многозначность и разноречивость теории и истории романтизма он относит «больше к истории этой проблемы, чем к нынешнему состоянию её научного решения». Он говорит, что многие термины романтизма уже исчезли, потеряли свою значимость и, отметая их, он приходит к выводу о том, что в современном литературоведении существует только два значения термина «романтизм». Одно из них - «понятие о романтизме как "преобразующей" стороне всякого подлинно художественного творчества». Это понятие наиболее последовательно и полно изложено в учебнике Л.И. Тимофеева «Основы теории литературы». Волков, в свою очередь, говорит, что хоть теория реализма-романтизма Тимофеева и утверждает единство объективного и субъективного содержания в искусстве, познавательной и преобразовательной функций художественного творчества, но выбор термина «романтизм» для обозначения преобразующей стороны художественного творчества носит явно произвольный характер. Это он объясняет тем, что преобразовательную сторону можно назвать и сентиментализмом, и экспрессионизмом и интеллектуализмом, - ведь эти термины не менее, чем романтизм, указывают именно на субъективную сторону художественного творчества, и тогда может произойти подмена всего многообразия художественного творчества одной из его конкретно-исторических форм. И тогда в рамках этой теории больше подходит термин «романтика» (наряду с трагикой, сатирой и т.п.). «Остаётся одно, общепринятое значение термина "романтизм", - продолжает Соколов, - то, что относится к художественной системе, порождённой на рубеже 18-19 веков, и составившей в первой трети 19 века целую эпоху в художественном развитии человечества. Споры, которые идут в настоящее время о романтизме, относятся, главным образом, к этому, собственно романтическому искусству и к вопросу о возможности и наличии такового искусства в последующее время и наши дни». Гуревич в своей книге «Романтизм в русской литературе» пишет: «Романтизм - революция в искусстве. Революционна сама эпоха романтизма, это время великих разочарований и ожиданий, время решительных перемен в сознании людей». Дальше он продолжает: «Характерная черта романтизма - неудовлетворённость действительностью, подчас глубокое разочарование в ней, глубокое сомнение в том, что жизнь может быть построена на началах добра, разума, справедливости. Отсюда появляется мечта о переустройстве мира и человека, страстное стремление к возвышенной идеализации». «Невиданная острота реального и идеального порождают напряжённое, трагическое переживание. Это двоемирие - определительная черта романтического искусства». Маймин так же считает, что романтизм основан на разочаровании в действительности. Глубоким прафосом романтизма он считает противопоставление мечты и реальности, того, что возможно, и того, что есть. Гуляев считает что романтизм и реализм - две грани худ процесса субъект (ром) и объект (реал.). Р - явление кот возникает в опред эпоху проходит определенный этап и время его можно точно определить. Время возникновения 10 е гг, конец- 30. Буревич считает что русский романтизм возникает к 30м гг т е Жуковский, Батюшков, Рылеев, Языков, Пушкин и др. - не романтики. Возникает проблема течений.

Маймин в совей мнографии «О русском романтизме» пишет, что романтизм - это явление, которое понимается и толкуется самими романтиками по-разному. Здесь мы можем видеть объяснение того, почему в русском романтизме существуют разнообразные направления. У Гуковского можно увидеть несколько направлений романтизма. Первое представлено Жуковским и Батюшковым. Они, как говорил Гууовский, - родоночальники русского романтизма. Хоть романтизм и Жуковского, и Батюшкова, достаточно различен, но их произведения имеют одну, не маловажную черту: они не несут в себе никаких идей революционных, побуждающих к изменению мира. И тот, и другой поэты, создают свой, поистине романтический мир, и предпочитают жить в нём, не пытаясь принести свой идеал в реальность. Это существенно различие с романтизмом декабристским или гражданским, революционным, который, напротив, создавая образ идеального мира, желал воплотить его в реальности, откуда и взялись революционные идеи и призывы. Яркие представители этого направления - Рылеев, Кюхельбекер, Бестужев-Марлинский и др. Трагеди 25 декабря 1825 года на Сенатской площади разбила декабристские представления о жизни и изменило их творчество как таковое. Творчество Пушкина-романтика можно определить как отдельное направление в романтизме, потому что, не смотря на то, что в начале своего творческого пути «Пушкин выступал сторонником революционного потрясения» он, всё-таки, не являлся декабристом. «Пушкин, - как пишет Гуковский в своей книге "Пушкин и проблемы реалитического стиля", - начал свой путь как собиратель и объединитель противоречий и разнообразных течений русского романтизма». И, идя вперёд в своей эволюции, Пушкин достаточно быстро переходит от романтизма к реализму. Переход этот он совершает гораздо раньше своих «собратьев по перу». Переходя к четвёртому, и последнему направлению романтизма, следует вернуться к катастрофе 25 декабря 1825 года, которая, как уже было сказано выше, разрушила представления декабристов о жизни. Начинаются поиски новой концепции реальности, мучительные раздумья. Творчество этого направления характеризуется сложным отношением романтизма и реализма в творчестве писателей. Вершины этого направления - Лермонтов, проза Гоголя, лирика Тютчева.

Так как Оермонтов Гоголь, Тютчев освещают разное в жизни, у них разные пути, разные представления об идеалах, то это одно цельное направление, можно разделить ещё на несколько поднаправлений, чтобы не создавалось путанниц и неверных представлений. Иную, но всё-таки чем-то схожую с предыдущей, классификацию направлений романтизма предлагает Маймин: 1) романтизм Жуковского, характерный для раннего этапа русского романтизма, определяется как созерцательный; 2) гражданский, революционный романтизм декабристов, в частности Рылеев, Кохельбекер, Мерлинский-Бестужев: 3) романтизм Пушкина, имеющий синтетический характер и объеденяющий достоинства первого и второго направленийи включающий нечто особенное, неповторимо-высокое; 4) романтизм Лермонтова то же синтетический, но иначе, чем у Пушкина. Лермонтов развивает трагичносто второго и третьего направлений и бунтовской романтизм Байрона; 5) философский романтизм. Представлен Везевитовым, Тотчевым, прозаическими философскими произведениями Вл. Одоевского. Ещё одна классификация направлений романтизма представлена у Фохта: 1) отвлечённо-психологичное (Жуковский и Козлов); 2) гедонический (Батюшков); 3) гражданский (Пушкин, Рылеев); 4)философский (Венивитов, Варатынский, Вл. Одоевский); 5) сентетических романтизм - вершина русского романтизма (Лермонтов); 6) эпигоны психологичекого романтизма (Бенедиктов, напр.); 7) «лжеромантики» (Кукольник, поздний Полевой, Загоскин).Маймин считает эту классификацию не очень удобной из-за излишней дробности.

Т.о., рассмотрев основные точки зрения на возникновение романтизма, его сущность и основные течения, можно придти к выводу о том, что о романтизме существует весьма спорное мнение. Из работ, неоднозначно решающих вопрос о генезисе и сущности романтизма, мне более всего близка работа Гуревича «Романтизм в русской литературе».

8. Историко-литературное значение творчества В.А. Жуковского. Жанрово-стилевое своеобразие его лирики

Критика о Жуковском.

В русской науке шёл спор об исторической оценке творчества Жуковского. Был ли он новатором, прогрессивно двигающим русскую литературу вперёд? (Жуковский - романтик). Был ли в своей поэзии консерватором, даже реакционером, тянувшим русскую литературу во вчерашний день сентиментализма 18 столетия? Об том говорит в своей работе Белинский. С его мнением согласны наши современники. Во-первых, Жуковский романтик, даже основоположник, глава русского романтизма. Во-вторых, необходимый и положительный в своей исторической роли предшественник Пушкина. Пушкин считал Жуковского своим учителем.

Хотя романтизм Жуковского был лишён активности, проповеди либерализма и борьбы с реакцией, он вовсе не был в своей сущности реакционным явлением. Мир поэзии Жуковского мечтательный. Именно в этот мечтательный мир стремится улететь своей душой Жуковский от презренного мира реальности. Он поэт своих видений, а не поэт реальной действительности. Именно в этом видел Пушкин нечто приемлемое для поэзии прогрессивной.

Стилевое своеобразие лирики.

Сущность и идея стиля Жуковского, его поэзии - это идея романтической личности. Жуковский открыл русской поэзии душу человеческую, продолжив психологические искания Карамзина в прозе и решительно углубив их. Психологический романтизм Жуковского воспринимает весь мир через проблематику интроспекции. Он видит в индивидуальной душе даже не отражение всего мира, а весь мир, всю действительность саму по себе.

Личность в поэзии Жуковского либо одинока, либо находит понимание среди немногих, разделяющих её чувства. Одиночество не отвращает её от всего мира. Душа поэта необъятна, и она вмещает в себя всю вселенную. Жуковский принимает жизнь даже с её страданиями и печалями, потому что они содействуют нравственному возвышению человека. Он верит, что прекрасное и возвышенное в человеке победят. Их торжество наступит за пределами земного бытия, в той вечной жизни, где находится Царство Небесное. В системе Жуковского лирическая правда - есть высшая и даже единственная истина. А объективный мир - это лишь эфимерная видимость и логика суждений о нём - ложь. Находясь здесь, душа рвётся в прекрасное там. Такое раздвоение на потустороннее, загробное, идеальное и несовершенное, суетное, преходящее, раздвоение, свойственное не только Жуковскому, но и всему романтизму, называется романтическим двоемирием. Это значит, что душа романтика одновременно пребывает в двух мирах - реальном и нереальном.

Человек в поэзии Жуковского мыслит себя отдельно от государства, потому что те понятия, которые сложились в государстве, он не вполне принимает и даже отрицает. Жуковский убеждён, что цель человечества состоит в усовершенствовании своей природы, а смысл жизни человека - в том, чтобы воспитать себя душевным, чувствительным и чутким к чужим страданиям, бедам и несчастьям.

Счастье человека, а следовательно и смысл его жизни, по убеждению Жуковского, не во внешнем интересе, а в нём самом, в силах его души, в богатстве мыслей и чувств. Чем человечнее личность и чем больше таких людей, тем счастливее государство. Надо не подавлять или смирять страсти, а совершенствовать свой духовный мир. Человек для Жуковского не средство для достижения каких-то посторонних ему целей, пусть даже самых нужных, полезных и благородных, а сам - цель исторического процесса. Не человек для государства, а государство для человека - вот девиз Жуковского.

Единство лирического героя в творчестве Жуковского влекло за собой единство стиля. Произведения Жуковского объединены отнесением их к личности автора, который в то же время является героем произведения. Это относится и к балладам, где нет лирического «я», где герои другие, но где подлинным героем является всё-таки сам поэт, рассказывающий легенду, мечтой и настроением которого и является содержание баллады.

Современники считали Жуковского мастером пейзажной поэзии. Пейзаж у него имеет субъективный характер. Изображение природы у Жуковского - это «пейзаж души». Жуковский рисует душу, воспринимающую природу, у него пейзаж сопряжён с конкретным психологическим состоянием. Поэт сливает пейзаж и своё переживание. Между ними возникает прочная связь, но не отвлечённо-логическая, а конкретно-психологическая.

Использует особое семантическое наполнение слова, начинающего значить гораздо больше, чем оно значит терминологически, появляются иные смыслы, иные звучания. Таким образом, создавалось впечатление, что значение стиха рождается не в словах, а как бы между словами, то есть не в самом тексте, а в сознании читателя - явление суггестивной поэзии.

Жанровое своеобразие лирики.

Элегия, песня-романс, и дружеское послание - основные жанры поэзии Жуковского. На материале элегии Жуковский разрабатывал русский поэтический язык. Элегия особенно привлекала его своей тематикой, закреплённой общеевропейской традицией: погружением во внутренний мир, мечтательным и - позднее - мистическим восприятием природы. Жуковский - первый русский поэт, сумевший не только воплотить в стихах реальные краски, звуки и запахи природы - всё, что составляем её «материальную красоту», но наделить природу чувством и мыслью, воспринимающего её человека, так построена элегия «Вечер» - шедевр ранней лирики Жуковского. «Минувшее» - одна из любимых «словесных» тем Ж. Он всегда обращён к прошлому, но столь условная и почти банальная тема поэзии у него приобретает глубокое эмоциональное значение. В песнях и романсах Ж. есть удивительная музыкальная организованность. Господствуют полногласие, мелодические переходы ударных звуков. Большое место поэт уделяет в своих песнях разработке интонации. Вопросительные интонации свойственны этому жанру. Следует отметить чисто песенную систему восклицаний и обращений. Знамениты такие элегии, как «Вечер», «Сельское кладбище», «Море», и др.

Во второй половине 18-19 веках огромное распространение приобретает жанр баллады, восходящий к народно-поэтической традиции. Баллада отличалась пристрастием к чудесам, ужасному - тому, что неподвластно логике и разуму, - преобладанием эмоционального начала над рациональным, сосредоточенностью над раскрытием чувств. У Жуковского этот жанр становится одним из основных. Почти все 39 баллад Жуковского - переводы. Жуковского справедливо называли гением перевода. Переводные баллады у Жуковского производят впечатление подлинника. Оригинальных баллад у Жуковского 5. Все баллады Жуковского представляют собой единое целое, их можно назвать художественным циклом, они объединены не только жанровым, но и смысловым единством. В них резко противопоставлено добро и зло. Их источник всегда и само сердце человеческое и управляющий сердцами таинственные потусторонние силы. Романтическоедвоемирие предстаёт в балладах в образах дьявольского и божественного начала. Идеей двоемирия проникнуты и эллегии, и баллады, и песни Ж. знамениты такие баллады, как «Людмила», «Светлана», «Эолова арфа», и др.

Историко-литературное значение творчества.

Жуковский - один из создателей новой русской поэзии. Поэт со своей специфической тематикой и интонацией. В художественной манере Жуковского преобладает лиризм, изображения душевных состояний.

Сыграл исключительную роль в разработке языка русской поэзии. Жуковский и его школа придали слову множество дополнительных звучаний и психологических красок. Важно, что стилистические нововведения вошли в русскую поэзию и литературу и остались её достоянием.

Жуковский не хотел и не мог быть учителем в поэзии. Он был лириком, раскрывавшим свою душу и не претендовал на общезначимость своих самораскрытий. Жуковский не стремится, чтобы все были такими, как он. Мораль заключается в самом праве души на самораскрытие, примат чувства и настроения, как высших ценностей свободы.

лирика поэзия романтизм басня

9. Истоки культа природы у романтиков. Анализ стихотворения В.А. Жуковского «Море»

Как и у других романтиков, пейзаж у Жук-го связан всегда с миром высокого, необыденного, возвышенного. Поэт любит в природе стихийное и таинственное (ночь, море, грозу). В море его привлекают чарующее безмолвие и бездны. Пейзаж в поэзии, в лит-ре вообще, всегда особенно тесно связан с внутр. миром и неповторимым обликом поэта. Толстой неотделим от пейзажа Ясн. поляны, Достоевский-Петербург (туманный, мрачный), Пушкин-пейзаж Михайловского и Тригорского. Жуковский - Павловск. Анализ. «Стою очарован» - ЛГ восхищен морем, здесь даже присутствует некий оттенок волшебства. Море его притягивает своей внутр. неясностью, непредсказуемостью. Описание, которое дает основание какое именно это море-нет. Эпитеты и глаголы олицетворяют море: «безмолвное», «лазурное»; «ласкаешь», «бьешься», «воешь», «подъемлешь». Поэт видит море, как стихию эмоциональную, духовную. Впечатление зависит от состояния души. Вяземский говорил: «у Жук-го все душа, все для души». Мир-это душа. Но здесь представлен не образ мира, а образ миро переживания. Жук-ийочарован своей собственной душой. Если, например, у Лермонтова «бездна» - это прямое значение, то у Жуковского-это символ. Много вопросов - всегда попытка понять размышления. Бытие лишено широты и простора. Душа живет тем, что стремится вырваться к свободному существованию. Возникает некое двоемирие, колебание, неуверенность - это далеко не все, что внутри у автора. Море - постоянный контакт с идеалом. Присутствие света есть жизнь души. Душа, которая борется за идеал жизнь - постоянный страх утраты этого идеала. Все построено на сплошных символах. Возникает две мелодии-симфонический принцип организации. «Словом можно воздействовать на человека» Жук-й.

10. Разработка В.А. Жуковским принципов суггестивной поэтики. Анализ стихотворения «Невыразимое»

Что наш язык земной пред дивною природой?

С какой небрежною и легкою свободой

Она рассыпала повсюду красоту

И разновидное с единством согласила!

Но где, какая кисть ее изобразила?

Едва-едва одну ее черту

С усилием поймать удастся вдохновенью...

Но льзя ли в мертвое живое передать?

Кто мог создание в словах пересоздать?

Невыразимое подвластно ль выраженью?..

Святые таинства, лишь сердце знает вас.

Не часто ли в величественный час

Вечернего земли преображенья,

Когда душа смятенная полна

Пророчеством великого виденья

И в беспредельное унесена, --

Спирается в груди болезненное чувство,

Хотим прекрасное в полете удержать,

Ненареченному хотим названье дать --

И обессиленно безмолствует исскуство?

Что видимо очам -- сей пламень облаков,

По небу тихому летящих,

Сие дрожанье вод блестящих,

Сии картины берегов

В пожаре пышного заката --

Сии столь яркие черты --

Легко их ловит мысль крылата,

И есть слова для их блестящей красоты.

Но то, что слито с сей блестящей красотою --

Сие столь смутное, волнующее нас,

Сей внемлемый одной душою

Обворожающего глас,

Сие к далекому стремленье,

Сей миновавшего привет

(Как прилетевшее внезапно дуновенье

От луга родины, где был когда-то цвет,

Святая молодость, где жило упованье),

Сие шепнувшее душе воспоминанье

О милом радостном и скорбном старины,

Сия сходящая святыня с вышины,

Сие присутствие создателя в созданье --

Какой для них язык?.. Горем душа летит,

Все необъятное в единый вздох теснятся,

И лишь молчание понятно говорит.

11. Отражение теории двоемирия в стихотворениях В.А. Жуковского «Тургеневу в ответ на его письмо», «Весеннее чувство»

Ещё Белинский увидел в романтизме 2 тенденции: 1-«средневек. романтизм», и, по мнению Бел-го, это лит-ра2емирия: «мир распадается на два мира-на презираемое здесь и неопределенное, таинственное там». «Там» - это идеальный мир, но он недостижим: он или в прошлом, или является лишь во сне, в фантазии, в мечтах. Презираемое «здесь» -- это современная действ-сть, где торжествует зло и несправедл-ть. Для такого романтизма главный интерес составляет описание «внутреннего мира сердца». Таков был романтизм Жуковского. 2емирие у Ж. представлено в виде концепции 2-х миров, представленных в виде оппозиций: земля и небо, там и здесь. Земля в лирике Ж-юдоль страданий и чел-к на земле обречен на страдания. На небесах же жизнь как возможность осуществления счастья. И цель жизни-подготовка к вечному счастью. 2емирие связано с идеей бессмертия души. Филос.двоемирие выражено во многих стихах Ж. Их объединяет то, что истинное блаженство откр-ся ч-ку только после смерти тела. Романтизм объявляет земной мир миром подлинных страданий, и на земле в некоторые моменты чел-ку приоткрывается завеса небесной жизни, которая ждет его впереди. Это и есть «чудное мгновенье». Так, в послании «Тургеневу, в ответ на его письмо» Жуковский, вспоминая эпоху Дружеского литературного общества, когда друзья, полные радужных надежд, «делили жизнь на лоне у Свободы», констатирует крушение «мира фантазии прелестной», столкнувшейся с жизнью. Резко осуждающий голос поэта слышится в словах о «гнусном свете».

Также послание «Тургеневу в ответ…» это обращение к другу - Александру Тургеневу - включает воспоминания о прошлом, скорбь от невосполнимости потерь (смерть Андрея Тургенева, утрата надежд, свободы). В стихотворении «Весенние чувство» теория двоемирия раскрывается тем, что главный герой (в данном случае сам автор) пытается узнать у ветра интересующие его вопросы, а именно, какого там за далекими краями? Также автор пытается выяснить сможет ли он добраться до этого места? из этого можно сделать вывод, что главный герой недоволен своим прежним местом, ибо не стал бы искать столь желанное Очарованное там.

12. Сравнительный анализ «Вакханки» С. Батюшкова и «Песни» (1811 г.) В.А. Жуковского. (К вопросу о творческой индивидуальности поэтов, принадлежащих к одному направлению)

Своим учителем в поэзии Жук-ий считал Карамзина, главу русского сентиме-зма. Сущность романтизма Жук-го очень точно охаракт-на Белинским, сказавшим, что он стал «певцом сердечным утра». По натуре своей Жук-ий не был борцом, его «жалобы» никогда не перерастали в открытый протест. Он уходил от наст.впрош., идеализировал его, думал о нем с грустью. «Песня» Жуковского ясна, музыкальна, исполнена поэт-имнастр-ем и глубокой грустью о былых днях. Осн. темой является изобр-е не видимых явлений, а выражения неуловимых переживаний. ЛГ Жук-го-чел-к глубоких чувств горестных, ушедший от действ-сти в свой внутр. мир, в свои воспоминания и мечты. Он постоянно уходит в прошлое: «Минувших дней очарованье, Зачем опять воскресло ты?» Поэт растворен в природе и не противостоит миру, не осознает жизнь в целом как нечто враждебное его душе. Жук-й, заглянув в мир тайны, спешит признать очарование реальной жизни. Восклицание о возможной близкой смерти, заключающее стих-е, не грозит тоской. Растворение, слияние оказывается общим законом мироздания. Как лучи солнца тают в вечернем сумраке, сливаясь с меркнущей природой, так и человек угасает, и все же остается жить в воспоминаниях. В лирике Жук-го мы почти не находим изобр-я физических черт возлюбленной поэта, вообще здесь нередко действуют «тени», лишенные «плоти» и символизирующие духовное соединение «за гробом». А Бат-ов, наоборот, прежде всего, хочет воспроизвести внешнюю привлекательность своих «богинь красоты», пленительность их женского обаяния, так в стихотворении «Волхонка» возникает образ юной нимфы, полной неотразимого очарования. Лирика Бат-ва стала выражением конкретного переживания личности в его сложности, в его многогранности, в его оттенках. В. Г. Белинский заметил: «Чувство, одушевляющее Батюшкова, всегда органически жизненно». Поэзия Бат-ва явилась выражением нового. Защищая право чел-а на радости жизни, на земное счастье, Бат-в ближе Жук-го подошел в своей поэзии к реальной действительности. Это сказалось на его художественной манере. Белинский сопоставляет поэзию Бат-ва с иск-ом скульптуры: «В стихах его много пластики, много скульптурности, если можно так выразиться». Стих-е «Вакханка» это подтверждают. В худ.языке Бат-ва взаимодействуют мир реальной действ-сти, отражаемый поэтическим сознанием, и мир, созданный воображением романтика. Стилю Бат-ва недостает той непосредственной соотнесенности слова с предметом и той близости к живой разговорной речи, которые отличают реалистический стиль. Так, в стих-и «Вакханка» Бат-в не избегает характерных для романт-го стиля метафорических выражений: «...пылающи ланиты розы ярким багрецом». Романтически опоэтизированный образ вакханки располагает автора к использованию традиционных славянизмов. Осн. тема стих-ия-тема любви -- «пылких восторгов» и «упоенья» земной страсти; это показывает, что он по-прежнему остается жизнелюбивым поэтом.

13. Основные этапы и мотивы поэзии К.Н. Батюшкова. Анализ стихотворения поэта (по выбору студента)

Батюшков сформировался как поэт в первом десятилетии 19 века. В эти годы происходит разложение феодально-крепостнического хозяйства и развитие прогрессивных буржуазных отношений. Пафос просвещения ярко окрасил философские и общественные взгляды довоенного Батюшкова.

Батюшков был воспитан на поэзии предшественников карамзинизма. Он давал высокие оценки поэтам, выразившим в своем творчестве внутренний мир личности. Но не принимал слащавую и слезливую сентиментальность. Таким образом, в подпочве поэзии Батюшкова скрещивались прямо противоположные влияния, что определило противоречивость лирики Батюшкова.

Константин Николаевич Батюшков вместе с Жуковским был отнесен к представителям «Новой школы» в русской поэзии (по статье «Опыты» Уварова).

В творчестве поэта можно выделить два периода: 1-ый период 1802-1812 (довоенный), 2-ой период 1812-1821 (послевоенный).

1) Первый период.

Самой важной чертой довоенной поэзии Б. была любовь к «земному миру», «к мирским наслаждениям», к зримой и звучащей красоте жизни. Возникает образ беспечного поэта-жизнелюбца, поэта радости.

Центральный образ лирики Б. возник на основе острого конфликта поэта с действительностью и против взглядов, господствующих в верхах Александровской России. Батюшков не согласен с мыслью, что обеспеченный человек должен быть всеми уважаемый. Чаще всего он является равнодушным членом общества.

Б. характеризовал свою лирику как дневник, отразивший «внешнюю» и «внутреннюю» биографию поэта. «Поэт-чудак» - лирический герой Батюшкова. Он отказывается от погони за «призраками славы», отвергает богатство. Одна из существенных его черт - способность мечтать. Мечта для Б. - «прямая счастья часть», волшебница, «приносящая свои бесценные дары». Культ мечты - один из устоявшихся мотивов лирики Б., предваряющий эстетическую теорию романтиков.

Видное место занимает в лирике Б. тема дружбы. Лирический герой - веселый и беспечный поэт - видит в друзьях свидетелей фактов его биографии, слушателей рассказа его жизни, о его радостях и печалях.

Поэзия любви. Б. трактует любовь как страсть, захватывающую и подчиняющую всего человека. («Вакханка»).

2) Второй период.

Начало Отечественной войны 1812 года стало рубежом, открывшим второй период поэтической деятельности Б.

...

Подобные документы

Начало военных действий. "Военная песнь" С.Ф. Глинки, стихи А. Востокова и М. Милонова. Поэзия В.А. Жуковского. "Гимн лироэпический" Г.Р. Державина. Басни И.А. Крылова. Поэзия Ф.Н. Глинки, Н.М. Карамзина, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова.

курсовая работа , добавлен 09.02.2004


Краткая биография наиболее выдающихся поэтов и писателей XIX века - Н.В. Гоголя, А.С. Грибоедова, В.А. Жуковского, И.А. Крылова, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова, А.С. Пушкина, Ф.И. Тютчева. Высокие достижения русской культуры и литературы XIX века.

презентация , добавлен 09.04.2013


XIX век - "Золотой век" русской поэзии, век русской литературы в мировом масштабе. Расцвет сентиментализма – доминанты человеческой природы. Становления романтизма. Поэзия Лермонтова, Пушкина, Тютчева. Критический реализм как литературное направление.

доклад , добавлен 02.12.2010


Поэтическая летопись Отечественной войны 1812 года как веха в истории русской литературы: презрение к врагу, вера в победу в поэзии Ф. Глинки, В. Жуковского; современные реалии в баснях И. Крылова; пророческое осмысление событий в творчестве А.Пушкина.

курсовая работа , добавлен 12.01.2011


Путь Жуковского к романтизму. Отличие русского романтизма от западного. Созерцательность романтики творчества, эклектизм ранних произведений поэта. Философское начало в лирике поэта, жанровое своеобразие баллад, значение для русской литературы.

курсовая работа , добавлен 03.10.2009


Детские годы Константина Николаевича Батюшкова. Участие в военных действиях в Пруссии. Участие в войне со Швецией. Значение поэзии Батюшкова в истории русской литературы. Отличительные черты прозы Батюшкова. Чистота, блеск и образность языка Батюшкова.

презентация , добавлен 30.10.2014


Гуманизм как главный источник художественной силы русской классической литературы. Основные черты литературных направлений и этапы развития русской литературы. Жизненный и творческий путь писателей и поэтов, мировое значение русской литературы XIX века.

реферат , добавлен 12.06.2011


А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов - два типа мировоззрения. Влияние кавказской темы на творчество А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. Концепции творчества Лермонтова, художественное своеобразие его произведений о Кавказе. Анализ произведений Пушкина о Кавказе.

курсовая работа , добавлен 15.05.2014


Биография и творческий путь Константина Николаевича Батюшкова. Элегия как жанр новой романтической литературы. Значение поэзии Батюшкова в истории русской литературы. Литературные вкусы, отличительные черты прозы, чистота, блеск и образность языка.

презентация , добавлен 31.01.2015


Звуковая организация стихотворения как одна из самых древних тем исследования в литературоведении. Роль звучания поэтических текстов в эпоху романтизма. Специфика организации и реализации звукообразов в элегиях В.А. Жуковского и лирике М.Ю. Лермонтова.