Солдатские сказки.
Солдатская записная книжка
Территория
Армейского
Время от времени в армии я собирал поговорки и высказывания своих товарищей по службе. Бытует мнение, что солдат не развивается творчески, я хочу сломать этот стереотип. Это далеко не так. За два года я собрал устное солдатское творчество, именно солдатское: чем он живёт, о чём он думает, о чём мечтает, о его надеждах, чаяниях, конечно же, и о солдатской любви.
Не будьте очень строги, мой читатель, будьте, пожалуйста, снисходительны к творчеству тогда ещё восемнадцатилетних юношей.
Итак, солдатский фольклор.
Перифраз песни популярного в начале 90-х певца Сергея Минаева:
Да, неожидан был удар, когда попал служить в ОТАР.
Здесь горы, сопки и пески, здесь люди гибнут от тоски,
Здесь нет полей, лесов и рек, зачем живёт здесь человек.
Стоит жара под сорок пять, а мы бежим на кросс опять.
Вот кто-то сзади весь в поту кричит: «Я больше не могу».
Команды: « К бою! », «Рота, встать! » Нет силы голову поднять.
И вот лежим мы час, другой, сержант всегда над головой.
Когда шесть месяцев пройдёт, когда всё в прошлое уйдёт.
Пройдёт по Родине тоска, и мы уедем в войска.
Кто не был – тот будет,
Кто был – не забудет
730 и 1 день в сапогах.
Физическое
Изнасилование
Здорового
Организма
Колоссальная
Универсальная
Абсолютно
Нежелающая
Трудиться
Масло съел и день прошёл,
Замполит домой ушёл.
Дембель стал на день короче,
Спи, солдат, спокойной ночи!
Очнись, солдат, нас обманули,
Проснись, солдат, нас обокрали -
Два года юности украли.
Армия – это большая семья,
но лучше бы я был сиротой.
Кто прошёл через эти два года,
Тот поймёт смысл слова свобода.
Проводы – всё остаётся людям,
Курсанты – шайка бритоголовых,
Наряд – а зори здесь тихие,
Каптёрка – остров сокровищ,
Наряд по роте – Д, Артаньян и три мушкетёра,
Тревога – что? Где? Когда?
Кросс – никто не хотел умирать,
Часовой – спящая красавица,
Патруль – Тимур и его команда,
Солдат в работе – человек невидимка,
Отбой – как прекрасен этот мир,
Хлеборезка – багдадский вор,
Завтрак – я ещё жив,
Обед – борьба за жизнь,
Ужин – люди и звери,
Отпуск – десять дней, потрясшие мир,
Наряд по столовой – Али-баба и сорок разбойников,
Встреча с патрулём – их знали только в лицо,
15 гр. масла – кусочек жизни,
Повестка – жизнь дала трещину,
Наряд – преступление и наказание,
Баня – человек меняет кожу,
Присяга – лебединая верность,
Вечерняя проверка – вспомни имя своё.
Собака – друг человека, но не дай, Бог, друг окажется собакой
Если Земля – это тело, то Отар – это попа.
Масло съел и день прошёл,
Съел яйцо – прошла неделя,
чтоб ещё такого съесть,
чтоб два года пролетело.
Любовь к девушке, как ремень,
Чем ближе к дембелю, тем слабее.
Бог создал покой и тишину,
Чёрт создал подъём и старшину.
Ты помнишь, друг, как мы гуляли.
Вино, девчонки, кабаки.
А вместо этого нам дали
ХБ, портянки, сапоги.
У вас январь – у нас январь
Одни и те же даты.
У вас в руках бокал вина,
У нас же – автоматы.
Мама ждёт вечность,
друг – два года,
подруга – один год,
старшина – 45 секунд.
Два года, не жалея ног,
Топтать мне кирзовый сапог.
Товарищ, верь, взойдёт она,
звезда пленительного счастья,
когда из списков этой части
исчезнут наши имена,
казармы рухнут, и свобода
нас встретит радостно у входа
и на обломках КПП
возникнут буквы ДМБ.
Лучше увидеть свою девушку в перекрёстке прицела,
чем на коленях другого парня.
Я буду помнить много лет
Солдатский суп и чёрный хлеб.
Скажи, в чём виноват солдат, когда ему девчонка изменяет,
когда он держит автомат, таких как вы … простите, охраняет.
Поверь, братан, придёт тот час,
когда ты выйдешь за ворота
и будешь пить за тех ребят,
кому служить ещё два года.
Для мамы я сын,
для сестры я брат,
для любимой девушки
я просто солдат.
Любите маму,
Любите как святыню,
Любите больше, чем себя,
Любите мать,
Она у вас одна!
Никто не сможет любить и ждать,
как долго ждёт родная мать.
Радость у солдата одна.
Вспоминать хорошее прошлое.
Девушка – это звезда,
а звезда прекрасна только ночью.
Жизнь – это книга,
Армия – это два листа,
вырванные на самом интересном месте…
Летят часы, проходят дни.
Служить всё меньше остаётся.
Ещё немного погрусти
И счастье скоро улыбнётся.
Чтобы дембелю помочь,
нужно спать и день, и ночь.
Как далеки мы друг от друга
и в тоже время так близки,
люблю тебя, моя подруга,
а ты люби меня и жди.
Мужчина – это такая сволочь,
хуже которого может быть только женщина.
Тебя люблю я- это тайна
В душе моей – это секрет,
хочу спросить тебя глазами,
меня ты любишь или нет?
Как тихая в море волна,
как светлая песня поэта,
пусть будет мила и нежна
тебе фотография эта.
Пусть пройдёт десяток лет,
под звон бокалов в ресторане
я не забуду никогда
два года службы в Казахстане.
Водка для солдата враг,
а солдат врага не боится.
Девушка становится женщиной за одну ночь,
а юноша мужчиной за два года.
Самоволка, самоволка,
что хорошего в тебе
пять минут ты на свободе,
десять суток на ГУБе.
Не верьте девичьим слезам,
ведь крокодилы тоже плачут.
Пишу письмо и очень грустно,
пишу и вижу образ твой.
Мне без тебя так одиноко,
хочу увидеться с тобой.
Кто виноват, что ты устал
И не доел, и не доспал,
Портянки плохо намотал,
Пришёл с наряда и упал.
И чья вина, что день за днём
Кричит дневальный нам: «Подъём! »
И снится нам родимый дом
И тот Приказ, с которым мы уйдём.
Армия – это хорошая школа жизни,
но лучше пройти её заочно.
Эх, Армия! Глухая сторона.
Два года ходят тут в «афганке»
и всё-таки нам Армия нужна,
Чтоб оценить все прелести гражданки.
Будь проклят тот день,
когда враг ткнул меня в грудь
и сказал: «ГОДЕН! »
Кто не был в Армии,
тот потерял многое,
кто был – тот потерял всё.
Это не рок, это не джаз,
это курсанты скребут унитаз.
Будет трудно – крепись,
Будет больно – не плачь,
Будет ветер – не гнись,
Помни, жизнь – это жизнь.
Чиздык, чирик, куку,
скоро дембель старику!
Держи нос морковкой, а хвост – пистолетом!
Прежде чем крутить любовь,
Научись мотать портянки.
Солдат должен иметь одну девушку,
но в каждом населенном пункте.
Солдат, помни, ты охраняешь сон своей девушки,
которая сладко спит с другим парнем.
Служи, солдат, и будь прилежен,
Твой дембель тоже неизбежен.
Запомни сам и передай другому,
Чем больше спишь, тем ближе к дому.
Чем больше в армии дубов,
тем крепче наша Оборона!
Людям – мир,
Солдату – дембель!
Почему в армии не играют в КВН?
Потому что все весёлые на ГУБе,
А находчивые – в отпуске.
Живи, люби, но осторожно,
Люби не всех и не всегда.
Не забывай, что есть на свете
Измена, ложь и клевета.
Пройдёт зима,
пройдёт и лето
Пройдут и лучшие года.
Всё в жизни будет позабыто,
Но годы службы – никогда.
Два года – это не вся жизнь,
но всю жизнь будешь помнить эти два года.
Мы ждём как сыра от вороны
Приказ министра обороны
Не грусти, моя дорогая,
когда сын далеко от тебя.
Ты, частенько слёзы роняя,
вспоминаешь теперь про меня.
Улыбнувшись при встрече со мною,
Позабудешь печали свои.
За свои дорогие заботы
Поклонюсь я тебе до земли.
Мама, милая дорогая,
ты дороже мне всех на земле.
Я люблю тебя, Милая мама,
Сын твой служит
и служит тебе.
Дорогая любимая мама,
Самый близкий, родной человек.
С днём рождения тебя поздравляю
И с Отара я шлю свой привет.
В своих мыслях тебя обнимаю,
но увидеть тебя не могу.
В этот день я тебя охраняю,
Счастье наше с тобой берегу.
С днём рождения тебя поздравляю.
На открытке привет тебе шлю.
А теперь пожелаю здоровья,
Счастья в жизни, успехов в труде,
Будь красивой, весёлой и нежной,
Чтобы жизнь улыбалась тебе.
Дорогая любимая мама!
Отар – населённый пункт, станция в Джамбульской области начала 90-х годов.
Афганка – форменная одежда нового образца цвета хаки с карманами в начале 90-х, другое название «эксперимент»
ГУБА – Гауптвахта
Самоволка – Самовольное оставление места службы в целях прогуляться по гражданскому населенному пункту
Каптёрка – комната для хранения чистого белья и специального обмундирования
Дембель – (сущ. м. р.) Солдат, прослуживший два года.
Текст большой поэтому он разбит на страницы.
Прослужил солдат у царя три года, и царь за службу дал ему три копейки. Ну, он и пошел домой. Идет, а по дороге попадается мышь:
— Здравствуй, солдат!
— Здравствуй, мышь!
— Где, солдат, был?
— Служил.
— Три копейки!
— Дай мне одну копейку, я тебе, может, пригожусь.
«Ну, — подумал солдат, — не было денег, да и тут не деньги!»
— Здравствуй, солдат!
— Здравствуй, жук!
— Где, солдат, был?
— Служил.
— Много ли царь за службу денег дал?
— Дал три копейки, да я отдал мышке одну копейку, осталось две!
— Дай мне копейку, я тебе, может, тоже пригожусь.
— Здравствуй, солдат!
— Здравствуй, рак!
— Где, солдат, был?
— Служил.
— Много ли царь за службу денег дал?
— Дал три копейки, а я мышке отдал копейку, жуку — копейку, еще осталась одна.
— Дай мне тоже копейку, я тебе тоже, может, пригожусь!
Отдал и эту копейку, пошел без денег. И как раз пришлось солдату идти через Питер и с Васильевского острова по мосту переезжать Неву. Это как раз к Зимнему дворцу мост-то подходит. А на мосту народу — протолкнуться некуда, не то чтобы солдату пройти. Солдат спрашивает у народа:
— А что такое тут делается?
А ему отвечают:
— Вот что, солдат. У царя дочь положила зарок: кто рассмешит ее, за того и замуж выйти. Видишь, она сидит на балконе, а на площади по-всякому стараются, как бы рассмешить царевну, но придумать ничего не могут!
Ну, делать нечего, мостом идти нельзя, пошел солдат позади перил. Но шинель-то у него была рваная, как-то за гайку дыркой задел, и сдернуло его с моста в Неву. Вдруг, откуда ни возьмись, — мышь, жук, рак, солдата из Невы вытащили, и как раз против Зимнего дворца, где стояла царевна на балконе. Вот мышь разувает его, жук портянки выжимает, а рак вилки свои расставил да на солнышке портянки и сушит. День-то был хороший!
А царевна на балконе увидела, рассмеялась и в ладони захлопала:
— Ой, как хорошо за солдатом ухаживают!
Ну, солдата сейчас же забрали, привели к царю, царь и говорит:
— Так вот что, солдат, царское слово назад не берется, и дочернин зарок я должен исполнить, выдать за тебя замуж дочку!
Ну, недолго думавши, честным пирком да за свадебку.
Да недолго солдату пришлось жить у царя, захотелось ему домой. Царь и говорит ему:
— Чтобы тебе, зять, пешком не идти, дам тебе я лошадь!
И дал он ледяную кобылу, гороховую плетку, синий кафтан да красную шапку. Вот солдат сел на кобылу и поехал домой.
Солдатские байки - неизменный атрибут русского фольклора. Уж так вышло, что сражалась наша армия, как правило, не "благодаря", а "вопреки". Некоторые фронтовые рассказы заставляют нас открыть рот, другие вскричать "да ладно!?", но все они без исключения заставляют гордиться нашими солдатами. Чудесные спасения, смекалка и просто удача - в нашем списке.
С топором на танк
Если выражение "полевая кухня" вызывает у вас только повышение аппетита, значит, вы не знакомы с историей красноармейца Ивана Середы.
В августе 1941 года его часть стояла недалеко от Даугавпилса, а сам Иван готовил обед для солдат. Услышав характерный лязг металла, он заглянул в ближайшую рощицу и увидел ехавший на него немецкий танк. С собой у него в этот момент были лишь незаряженная винтовка и топор, но русские солдаты сильны еще и своей смекалкой. Спрятавшись за деревом, Середа подождал, когда танк с немцами заметит кухню и остановится, так и произошло.
Солдаты вермахта вылезли из грозной машины, и в этот момент советский кашевар выпрыгнул из своего укрытия, размахивая топором и винтовкой. Перепуганные немцы запрыгнули назад в танк, ожидая, как минимум, атаки целой роты, а Иван не стал их в этом разубеждать. Он запрыгнул на машину и стал обухом топора бить по ее крыше, когда же опешившие немцы пришли в себя и стали стрелять в него из пулемета, он просто согнул его дуло несколькими ударами все того же топора. Почувствовав, что психологический перевес на его стороне, Середа стал выкрикивать приказы несуществующему подкреплению красноармейцев. Это было последней каплей: минуту спустя враги сдались и под прицелом карабина отправились в сторону советских солдат.
Разбудили русского медведя
Танки КВ-1 - гордость советской армии первых этапов войны - имели неприятное свойство глохнуть на пашнях и других мягких грунтах. Одному такому КВ не повезло застрять во время отступления 1941 года, а верный своему делу экипаж машину бросить не решился.
Прошел час, подошли немецкие танки. Их орудия могли только поцарапать броню "заснувшего" гиганта, и безуспешно расстреляв в него все боекомплекты, немцы решили отбуксировать "Клима Ворошилова" в свою часть. Закрепили тросы, и два Pz III с большим трудом сдвинули КВ с места.
Советский экипаж сдаваться не собирался, как вдруг двигатель танка, недовольно покряхтев, завелся. Недолго думая, буксируемый сам стал тягачом и легко потянул уже в сторону позиций Красной Армии два немецких танка. Озадаченный экипаж "панцерваффе" был вынужден сбежать, но вот сами машины были успешно доставлены КВ-1 до самой передовой.
Правильные пчелы
Бои под Смоленском в начале войны унесли тысячи жизней. Но удивительнее история одного из солдат о "жужжащих защитниках".
Постоянные авианалеты на город вынуждали Красную Армию менять свои позиции и отходить назад по нескольку раз на дню. Один измученный взвод оказался недалеко от деревеньки. Там потрепанных солдат встретили медом, благо пасеки еще не были разрушены авиаударами.
Прошло несколько часов, и в деревню вошла вражья пехота. Силы противника превосходили красноармейские в несколько раз и последние отступили в сторону леса. Но спастись они уже не могли, сил не было, а резкая немецкая речь была слышна совсем рядом. Тогда один из солдат стал переворачивать ульи. Вскоре над полем кружился целый жужжащий ком разозленных пчел, а стоило немцам подойти к ним чуть ближе, как гигантский рой нашел свою жертву. Вражеская пехота кричала и каталась по лугу, но сделать ничего не смогла. Так пчелы надежно прикрыли отступление русского взвода.
С того света
В начале войны истребительные и бомбардировочные полки были разобщены и зачастую последние вылетали на задание без защиты с воздуха. Так было и на Ленинградском фронте, где служил человек-легенда Владимир Мурзаев. Во время одного из таких смертельных заданий на хвост группе советских ИЛ-2 сели десяток "мессершмитов". Дело гиблое: замечательный ИЛ был всем хорош, но скоростью не отличался, поэтому потеряв пару самолетов, командир звена приказал покинуть машины.
Мурзаев прыгнул одним из последних, уже в воздухе почувствовал удар по голове и потерял сознание, а очнувшись, принял окружающий снежный ландшафт за райские сады. Но разувериться ему пришлось очень быстро: в раю наверняка не бывает горящих обломков фюзеляжей. Оказалось, что лежит он всего в километре от своего аэродрома. Доковыляв до офицерского блиндажа, Владимир отрапортовал о своем возвращении и бросил на скамью парашют. Бледные и испуганные однополчане глядели на него: парашют был опломбирован! Получается, что Мурзаев получил удар по голове частью обшивки самолета, а парашют не раскрыл. Падение с 3500 метров смягчили сугробы и истинно солдатское везение.
Императорские пушки
Зимой 1941 года все силы были брошены на защиту Москвы от неприятеля. Лишних резервов не было совсем. А они требовались. Например, шестнадцатой армии, которая была обескровлена потерями в районе Солнечногорска.
Руководил этой армией еще не маршал, но уже отчаянный командир Константин Рокоссовский. Чувствуя, что без лишнего десятка пушек оборона Солнечногорска падет, он обратился к Жукову с просьбой о помощи. Жуков ответил отказом - все силы были задействованы. Тогда неутомимый генерал-лейтенант Рокоссовский направил просьбу самому Сталину. Ожидаемый, но от этого не менее горестный, ответ последовал незамедлительно - резерва нет. Правда, Иосиф Виссарионович упомянул, что возможно есть несколько десятков законсервированных пушек, которые принимали участие еще в Русско-турецкой войне. Эти пушки были музейными экспонатами, приписанными к Военной артиллерийской академии имени Дзержинского.
После нескольких дней поисков был найден работник этой академии. Старый профессор, практически ровесник этих орудий, рассказал о месте консервации гаубиц в Подмосковье. Так, фронт получил несколько десятков старинных пушек, которые сыграли не последнюю роль в обороне столицы.
Чувствует Федя, как ему опять партизанская отчаянность в сердце вступает: "Сейчас, - думает, - не стерплю… Не стерплю - садану в ухо!.." Однако опомнился: "Неудобно в чужой державе". Скорготнул зубами: "Надо что-то делать, - думает. - Побегу на корабль. Объясню братишкам, капитану. Не я буду, если этот порох в поганых руках на расторговлю оставлю!"
Матросы видят - не в себе русская морская служба.
В чем дело, комрад? - спрашивают.
А в том дело, комрады, что правильно эта потаскуха говорит. Порох-то действительно с "Авроры"!
Ну, и рассказал им накоротке.
Попридержите, - говорит, - его. Побегу на корабль.
И заспешил.
Только успел с базара выбраться - нагоняет его юнга один.
Воротись, - говорит, - комрад! Матросы зовут.
Воротился. "Что там такое?" - думает.
Смотрит: носит старый боцман фуражку по кругу, а матросы деньги в нее бросают. И английские, и турецкие, и испанские - всех монетных дворов чеканка в картуз летит. Слышит Федя, что и медь там же звенит, в фуражке. Вынул он свою получку и туда же ее.
"Прости, сынок, - думает. - Дракончика я тебе не сейчас… В другой раз куплю. Ты понимай, сынок! Тут пролетарьи соединяются! А дракончика мы завсегда…"
Выкупили матросы табакерку - подают Феде.
Держи, комрад, свой порох!
А его слеза душит.
Спасибо, - говорит, - товарищи! У кого гроб господень, а у пролетарьята своя святыня. Ее при верных руках сберегать надо. Держите-ка!
С тем по щепотке да по зернышку и роздал порох. Табакерку боцману вручил. И поплыл тот порох по морям и океанам во все концы земли. Под всеми флагами!
Вот тебе и следочки - табакерку искать. А впрочем, может, сама объявится. Мокеич-то не без загаду особый режим жизни себе установил:
Я, брат, другой раз нарочно пчел сержу. Нажалят они меня - сердце-то бодрей токает. Жду, где еще Федина посудинка голос подаст, кто еще зачихает. Он ведь как говорил? "Эти семена, дедко, громом всхожие! В них "Вставай, проклятьем заклейменный" унюхивается".
Матвейка по обычаю уточнит:
Ну последнее-то ты сам говорил. Твои слова!
Ну дак что? - встрепенется партизанский наш долгожитель. - Разве подтвердить некому? У меня, брат, в свидетелях и цари, и короли, и султаны, и фюреры, и римские папы - видал, какой народ! Спроси у них: "Чем пахнет порох с "Авроры"?" И рад бы соврать, да не дадут.
1962 г.
Богиня в шинели
Дедушка Михайла - любитель книжку послушать. Сейчас, правда, глуховат стал, а все равно приспосабливается. Ладошкой ухо наростит, клок седины между пальцами пропустит и вникает. Слушатель - лучше бы не надо, кабы не слеза. Совсем ослабел он с этим делом. Внучата уж следят: как задрожал у деда наушник, ладошка значит, которая уху помогает, так привал - жди, пока дед прочувствуется. "Тараса Бульбу" местах в четырех обслезил, а от рассказика "Лев и собачка" зарыдал даже.
Вот ведь, - говорит, - любовь какая была… Невытерпно!
Дед от всей души слезу выдает, а внучикам то - в потешку. Нарочно пожалобней истории выбирают. Знают примерно, на котором месте дедушку затревожит - дрожи в голос подпустят и разделывают:
Б-а-атько! Где ты? Слы-ы-шишь ли ты?
Ну, и сразят деда.
Валерка - тоже ему внучек будет, недавно из армии вернулся, - поглядел, значит, на эти ихние проказы и разжаловал грамотеев. Сам стал читать. Про Васю Теркина, про Швейка - бравого солдата… Это еще куда ни шло. Терпимо деду. Всхлипнет местами, а до большого реву дело не доходит. Другой раз даже критику наведет:
У людей - все как у людей… Кто этот Теркин? Смоленский рожок! Миром блоху давили, а гляди, как восславлен! А Швейка? Щенятами торговал! Кузьма Крючков, опять же, одно время на славе гремел… А про наших, сибирских, и не слышно.
Валерка, в спор не в спор, а не согласился с дедом:
Это знаешь почему, дедушка?
Почему бы? Ну-ка…
Слышно и про наших, да вот дело какое… Мы здесь как бы посреди державы живем. До нас любому мазурику далеко вытягиваться. Позвонки порвет. Однако какой бы краешек русской земли ни пошевелил враг, где бы ни посунулся - с сибиряком встречи не миновать. И приветит и отпотчует! Там-то вот, на этих краешках земли, и оставляют сибирские воинские люди о себе памятки…
И вот какую историю рассказал.
Во время войны организовали фашисты на одной торфяной разработке лагерь наших военнопленных. Болото громадное было. Издавна там торф резали. Электростанция стояла тут же, да только перед отходом подпортили ее наши. Котлы там, колосники понарушили, трубу уронили. А станция нужная была: верстах в двадцати от нее город стоял - она ему ток давала. Ну, немцы и стараются. Откуда-то новые котлы представили, инженеров- заработала станция. Теперь топливо надо, торф. По этой вот причине и построили они тут лагерь.
Поднимут пленных чуть свет, бурдичкой покормят и на болото на целый день. Кого около прессов поставят, кто торфяной кирпич переворачивает, кто в скирды его складывает, вагонетки грузит - до вечера не разогнешься.
Вернутся ребята в лагерь - спинушки гудят, стриженая голова до полена рада добраться. Да от веселого бога, знать, ведет свое племя русский солдат. Чего не отдаст он за добрую усмешку.
Эй, дневальный! Немецкое веселье начнется - разбуди.
А те подопьют, разнежутся, таково-то жалобно выпевать примутся, будто из турецкой неволи вызволения просят. Каждый божий вечер собак дразнят. Мотив у песен разный, а все "Лазарем" приправлен. Вот пленная братия и ублажает душеньку:
Это они об сосисках затосковали.
Спаси-и, го-с-споди, лю-ю-ю-ди твоя-а-а!..
Эх, убогие!.. С такими песнями Россию покорять?..
Немецкая та команда из Франции перебазировалась.
Там, сказывали, веселей им служилось. Вина много да все виноградное, сортовое. Сласть! Узюминка! До отъезда бы такая разлюли-малинушка цвела, кабы один француз не подгадил. Добрый человек, видно, погодился. Подсудобил он им плетеночку отравленного - двоих в поминалье записали, а пятерым поводыря приставили. Ослепли. После этого остерегаться стали, да и приказ вышел: сперва вино у докторов проверь, а потом уж употреби. А доктора "непьющие", видно… Как ни принесут к ним на проверку - все негодное оказывается. То отравленным признают, то молодое, то старое, а то микроба какого-нибудь ядовитого уследят. Ну а сухомятка немцам не глянется. Зароптали. А один из них - Карлушкой его звали - вот чего обмозговал:
"Заведу-ка я себе кота да приучу его выпивать - плевал я тогда на весь "красный крест"! Кот попробует - не сдохнет, стало быть, и я выдюжу".
Ну, и завел мурлыку. Тот спервоначалу и духу вина не терпел. Фыркнет да ходу от блюдечка. Коту ли с его тонким нюхом вино пить? Только Карлуша тоже не прост оказался: раздобыл где-то резиновую клизмочку и исхитрился. Наберет в нее вина, кота спеленает, чтоб когти не распускал, пробку между зубами ему вставит и вливает в глотку. Тот хочешь не хочешь, а проглотит несколько. Месяца через два такого винопивца из кота образовал - самому на удивленье. Чище его алкоголик получился.
Прознали об этом сослуживцы Карлушкины - тоже от медицины откачнулись. Всю добычу к коту на анализ несут, а хозяин гарнцы собирает. С посудинки по стакашку - за день полведерочка! Ай-люли, Франция!
Так они оба с котом и на Россию маршрут взяли, не прочихавшись. До Польши-то им старых запасов хватило, а с Польши начиная на самогонку перешли. Карлушка форменной печатью обзавелся: какой-то умелец из резины кошачью лапку вырезал. Принесут к ним хмельное, кот отпробует и спать. Час-полтора пройдет - жив кот, - значит, порядочек. Карлушка тогда и отобьет на посудинке лапку. Фирменное ручательство: "Пейте смело".
Эдаким вот манером с французским котом под мышкой, с немецким автоматом на животе и припожаловал на нашу землю Карлушка.
С похмелья-то кот шибко нехороший был. Дикошарый сделается, буйный, на стены лезет, посуду громит. В хозяина сколько раз когти впускал. Совсем свою природу забыл: возле него мышь на ниточке таскают, а он ни усом не дрогнет, ни лапой не шевельнет. Опаршивел весь, худющий.
Раз как-то уехал Карлушка в город да чего-то там задержался. Кот ревел-ревел ночь-то, похмелки, видно, просил, а к утру околел. Ох, и пожалковал владелец над упокойником! Шутка ли, такой барышной животинки лишиться. А тут как раз слух прошел нехороший: в городском лазарете будто бы двум чистокровным германцам железные горла вставить пришлось. Опрокинули они по стакашке где-то, а в напитке - мыльный камень подмешан оказался. Ну, и сожгли инструменты-то! В отечество приехали и "Хайль Гитлер" нечем скричать. Карлушка по этому соображенью тут же моментом опять кота расстарался. Этот у него убежал. Котеночка принес - бедняжка от первого причастия дух испустил. Что ты тут будешь делать? И выпить хочется, и питье есть, и закусь всякая, и боязно - как бы потом каску на крест не напялили. Не раз французский Шарля - кота так звали - вспомянут был. При покойнике с утра раннего Карлушка всяким разнопьяньем нос свой холил.