Рюрик ивнев - воспоминания. Рюрик Ивнев: биография

Рюрик Ивнев /Михаил Александрович Ковалев/ (1891–1981) - русский поэт, прозаик, драматург и мемуарист, получивший известность еще до Октябрьской революции. В 1917 году вместе А. Блоком и В. Маяковским пришел в Смольный и стал секретарем А.В. Луначарского. В 1920 году возглавил Всероссийский Союз поэтов. В дальнейшем отошел от активной политической деятельности, занимался творчеством и журналистикой. В данной книге представлены воспоминания Р. Ивнева о знаменитых современниках: В. Маяковском, А. Мариенгофе, В. Шершеневиче и других.

ПОСЛЕДНИЙ ИМАЖИНИСТ

Кажется, еще вчера мы сидели за обеденным столом со старинным самоваром, а свет антикварного фонаря бликами отражался на лицах немногочисленных гостей, слушающих старого поэта. Рюрику Ивневу было что вспоминать. Перед глазами прошла эпоха. И даже не одна, а несколько. Временной диапазон творчества поэта уникален: в его архиве находятся стихи 1903 года, а последние строки датированы 19 февраля 1981-го - они написаны за несколько часов до смерти.

Михаил Александрович Ковалев (это его настоящее имя) родился в 1891 году в Тифлисе, в дворянской семье. Его отец - Александр Самойлович - служил военным юристом, мать - Анна Петровна (урожденная Принц) - ведет свой род от голландского графа, переселившегося в Россию при Петре Великом. После смерти мужа, скончавшегося в 1894 году, она одна воспитывала сыновей - Николая и Михаила.

В 1907 году будущий поэт закончил Тифлисский кадетский корпус, в 1913-м - юридический факультет Московского университета. Правоведом, однако, он никогда не был: с раннего детства увлекался поэзией, литературой… Первое стихотворение было опубликовано в 1909 году в коллективном студенческом сборнике. Затем появились и рассказы в столичных журналах и альманахах, а с 1913 года стали выходить книги. Рюрика Ивнева признал литературный мир обеих столиц: здесь он познакомился со многими видными представителями отечественной культуры. В их числе Есенин и Блок, Горький и Маяковский, Мандельштам и Пастернак, Мейерхольд и Клюев, Хлебников, Брюсов и многие другие, о ком Рюрик Ивнев оставил свои воспоминания.

1917 год поэт встретил восторженно: вместе с А. Блоком и В. Маяковским "буквально в самый день Октябрьской революции" явился в Смольный, откликнувшись на призыв наркома просвещения А. Луначарского, и начал активно сотрудничать с новой властью. Он становится секретарем наркома, работает в Коллегии по организации РККА, принимает участие в работе IV Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов, ратифицировавшего Брестский мирный договор. Возглавляет Всероссийский Союз поэтов… Так и шел бы Рюрик Ивнев вверх по иерархической лестнице советской службы, тем более, что предложили ему пост замнаркома просвещения. Однако пришло отрезвление. Он уходит со всех постов и уезжает к матери в Грузию, находившуюся тогда под властью меньшевиков. Больше он не занимал никаких чиновных должностей, вел жизнь профессионального литератора. Писал стихи и прозу, активно печатался, но далеко не все написанное увидело свет. Архив писателя огромен: около 1000 неопубликованных, никому не известных стихотворений, десятки новелл, рассказов, повестей и даже романов, множество мемуарных статей, пьесы… Можно с уверенностью сказать, что большая часть литературного наследия писателя неизвестна. А многие произведения просто забыты. И это при том, что книги его в последние годы издаются почти регулярно.

Публикуемые ниже воспоминания печатаются по машинописному экземпляру со следами авторской правки. Написаны они в разные годы и, за исключением первого фрагмента, не датированы.

Николай Леонтьев

Рюрик Ивнев
ВОСПОМИНАНИЯ

МАЯКОВСКИЙ И ЕГО ВРЕМЯ

Мое знакомство с Владимиром Владимировичем состоялось в "Бродячей собаке" в конце 1913 года, когда появилось течение футуристов, а затем акмеистов. "Бродячая собака" - очень любопытный литературный кабачок, который организовал небезызвестный Пронин на Михайловской площади в Санкт-Петербурге, в подвальном этаже бывшей прачечной, помещение которой он специально купил. Расписывали ее разные художники, а больше других - Судейкин. Здесь и оборудовали литературный кабачок. На пригласительных билетах нарисовали собаку.

Туда приглашалось все передовое в области искусства левого направления, устраивались вечера отдельных поэтов, композиторов. Были там действительные члены, была и буржуазная публика, падкая до всяких литературных сенсаций. Ее Борис Пронин очень здорово обирал, установив цены на билеты по 5-10 рублей. Тогда это была крупная сумма. Поэты приходили бесплатно или платили по 20–30 копеек.

Специально вечера Маяковского я не помню, вспоминаются вечера Ахматовой, Георгия Иванова и других литераторов. А Маяковский мне запомнился очень ярко, его колоритная фигура на общем рафинированном фоне выделялась в выигрышном смысле. Сразу чувствовалось, что это большое, громадное, стихийное явление. Так оно и воспринималось его друзьями, которые считались левым направлением в искусстве, и врагами этого нового искусства. Как-то это чувствовалось сразу.

Многие думают сейчас, что такое впечатление производил его громкий голос. Это совершенно неверно. Бывали и более крикливые и горластые голоса, но никто о них ничего не знал. Например, знаменитый в то врем Игнатьев,

Мне кажется, что в основе его был какой-то своеобразный протест против чего-то закостенелого и уходящего. Такой бессознательный протест был и у меня, когда в 1910 году я приехал в Петербург и вращался среди моих родственников из буржуазно-дворянских семейств. В один прекрасный день я выкинул у себя в комнате кровать и повесил гамак. Для них это было ужасно. Начались разговоры: кто, как и почему… С футуризмом было примерно так же. Но для того, чтобы обратить на себя внимание, мы писали стихи, которые были настолько оригинальны, что часто вызывали бешенство прессы.

Мои первые авторские вечера (точнее - утренники) проходили на квартире литературоведа М.Н. Новиковой - приемной дочери И.А. Новикова, известного пушкиниста, прозаика и поэта. На эти встречи собирались люди, многие из которых помнили и самого Ивана Алексеевича, и Александра Грина, и Рюрика Ивнева…

Малогабаритная квартирка на улице Островитянова, по тем временам - чуть ли не окраина Москвы… Но стоило переступить порог, и вы попадали в необыкновенный мир, напоённый воздухом культуры и XIX, и XX веков. Большой бюст А.С. Пушкина, занимавший чуть ли не полкомнаты, портреты Ивана Алексеевича, на стенах - акварельные пейзажи Максимилиана Волошина, и фотографии, фотографии… На полке - партитура оперы Б.С. Шехтера «Пушкин в изгнании» (1954-55 гг.), либретто которой было написано Мариной Николаевной вместе с отчимом, а сам спектакль поставил в 1959 году Свердловский театр оперы и балета.

Рядом с фотокарточкой, подаренной Марине Николаевне великой балериной Натальей Бессмертновой (М.Н. была большой её поклонницей) стояло фото молодого человека в армейской форме, но я никогда не слышал, чтобы в семье были военные…

После одного из моих вечеров присутствовавшая на нём строгая дама, как оказалось - военный историк, дочь Героя Советского Союза генерал-полковника Михаила Петровича Кирпоноса (1892-1941), который в начале Великой войны командовал Юго-Западным фронтом, подарила мне книгу, написанную ею в соавторстве с Мариной Николаевной. Книга называлась «На истребителе «Александр Пушкин»», а предисловие к ней было написано самим Михаилом Михайловичем Громовым (1899-1985), генерал-полковником авиации, Героем Советского Союза. Прочитав эту небольшую, но очень интересную книжку, я узнал о том, кто же был изображён на фронтовой фотографии. Однако ж, всё по порядку…

Орловская земля подарила России (и миру!) многих замечательных писателей, среди них звёзды первой величины: И.С. Тургенев и Н.С. Лесков, А.А. Фет и Л.Н. Андреев, М.М. Бахтин и И.А. Бунин. В этом славном ряду особое место принадлежит Ивану Алексеевичу Новикову.

И.А. Новиков родился 1 января ст. ст. 1877 года в деревне Ильково Мценского уезда Орловской губернии. По одним данным - в семье помещика, по другим - в обычной крестьянской семье. Теперь это уже не важно, а важно то, что Ваня с детства знал и любил родную землю и тех, кто трудился на ней. А потому не случайно, после окончания Мценского городского училища, он выбрал Московскую земледельческую школу, а потом и Московский сельскохозяйственный институт (ныне - Тимирязевская академия), который закончил в 1901 году. Несколько лет Новиков проработал в Киевской агрономической лаборатории, а потом до 1917 года - агрономом в Орловском губернском земстве.

С 1899 года он начал серьёзно заниматься литературным трудом и печататься в периодических изданиях. Ему посчастливилось совмещать профессиональную и писательскую деятельность - он работает секретарём Киевского общества сельского хозяйства и одновременно редактирует журнал «Земледелие» (1906-1909).

Первый сборник рассказов «Искания» вышел в 1904 году. Поиск единомышленников приводит Новикова в столичный модернистский журнал «Золотое руно». До революции печатаются два сборника стихов - «Духу Святому» (1908 г.) и «Дыхание земли» (1910 г.), новый сборник рассказов (1912 г.), романы - «Из жизни духа» (1906 г.) и «Золотые кресты» (1908 г.). Известность приносит писателю реалистический роман «Между двух зорь» (1915 г.), в котором отображены искания передовой русской молодёжи в период после первой революции.

В 1917 году Иван Алексеевич переезжает в Москву. Он работает исключительно продуктивно, и читатели с интересом знакомятся с его новыми книгами - «Калина в палисаднике» (1917 г.), «Крест на могиле» (1918 г.), «Небо молчало» (1918 г.). В 1922, 1923 годах выходят в свет его повести - соответственно «Душка» и «Жертва», в 1931 году - историческая трилогия «Город, море, деревня», а также новые сборники рассказов - «Вишни» (1927 г.), «В гостях у себя» (1928 г.) и «Мне - двадцать лет» (1931 г.). В начале 30-ых годов Новиков обращается к жанру исторического романа и создаёт произведения, принесшие ему всесоюзную известность: романы «Пушкин в Михайловском» (1936 г.) и «Пушкин на юге» (1943 г.). Эти произведения были высоко оценены лично товарищем Сталиным, что очень пригодилось писателю, когда в прессе против него была затеяна проработочная кампания.

Впоследствии Иван Алексеевич отредактировал оба романа и объединил их в дилогию «Пушкин в изгнании» (1947 г.).

Новиков известен не только как пушкинист. Он автор перевода и комментариев к «Слову о полку Игореве» (1938 г.), перевода памятника древнерусской литературы XIV-XV вв. о Куликовской битве «Задонщина», перевода бурятского героического эпоса «Аламжи-Мерген» (1935 г.).

В 1939 году И.А. Новиков избирается Председателем Правления Литературного фонда СССР - своеобразного писательского профкома. Он возглавляет Пушкинскую комиссию Союза писателей СССР, является ректором Высших Государственных Литературных курсов.

Им написаны книги: о своём земляке - «И.С. Тургенев - художник слова: о «Записках охотника» (1954 г.), повесть в стихах «Народная память» (1946 г.), «Русские героические повести» (1949 г.). Как тонкий знаток русской классической литературы Новиков выступает в очерках «Живой Толстой», «В.Г. Короленко», «Великий Труженик» (о Валерии Брюсове), «Образ поэта» (об Александре Блоке) и др.

В 1955 году увидели свет избранные произведения Новикова в 3-х томах, изданные Гослитиздатом.

Завершил свою литературную деятельность Иван Алексеевич сборником очерков «Писатель и его творчество» и сборником стихов «Под родным небом», обе книги вышли из печати в 1956 году. Кстати, своему поэтическому творчеству Новиков придавал очень большое внимание «Моя внутренняя жизнь, - признавался он в дневнике от 10 сентября 1958 года, - протекает, в основном, поэтически, а это восприятие мира естественно выражается в стихах». Не все его стихи изданы до сих пор - ждут своего часа «новиковские» «арабески» - эпиграммы, афористичные двустишия и четверостишия. И ещё одно «кстати». Мне приходилось в присутствии людей, которым казалось, что они ничего и никогда не слышали о таком поэте, цитировать новиковские строчки - и выяснялось - и слышали, и даже кое-что запомнили…

Вот, например:

Я шёл один, и даже ты,

Души печальная подруга,

Не узнавала правды друга

В убранстве светлой нищеты,

Ах, если бы молодость знала!

Ах, если бы старость могла!

Воспоминанья, явь,

последняя

Тропинка жизни,

всё - одно:

Всему прошедшему - наследник я,

А для грядущего - зерно.

И.А. Новиков - кавалер трёх орденов Трудового Красного знамени, ордена «Знак Почёта» и многих медалей.

Умер Иван Алексеевич 10 января 1959 года и похоронен в столице на Новодевичьем кладбище. Незаконченным остался роман «Пушкин в Москве»…

Всю жизнь Иван Алексеевич занимал активную гражданскую позицию - после революции он плодотворно сотрудничает в репертуарной секции театрального отдела Наркомпросса, возглавляет Всероссийский союз писателей, постоянно встречается со своими многочисленными читателями - в клубах, библиотеках, музеях. Всегда основное своё внимание писатель уделял подрастающему поколению. Не всё писательское наследие Ивана Алексеевича равнозначно - вряд ли современного читателя заинтересуют очерки Новикова 20-30-х годов прошлого столетия, такие, например, как «Живое кольцо» - о работниках пригородных приусадебных хозяйств или роман о трудовых буднях птицеводческого совхоза «Страна Лекхорн» (1934 г.). Но его «пушкиниана» до сих пор остаётся во многом непревзойдённой, подающей пример сочетания фактического материала и творческого вымысла. Слово «вымысел», может быть, даже не очень и точно. Речь, скорее всего, идёт о «домысле», о писательской фантазии в пределах неких строгих документалистских рамок.

Во время войны, работая над романом «Пушкин на юге», Иван Алексеевич оказывается в эвакуации в городе Каменск-Уральский Свердловской области. Упорный литературный труд Иван Алексеевич совмещает с необычайно активной популяризаторской деятельностью. Готовые главы и подготовленные материалы романа становятся основой его многочисленных встреч с читателями. Авторские гонорары Новиков перечисляет на счёт постройки именного боевого истребителя Як-9 (по другим данным - аналогичная машина Як-7б).

Одномоторный самолёт истребитель-бомбардировщик Як-9, разработанный Конструкторским бюро под руководством А.С. Яковлева, стал самым массовым советским истребителем времён Великой Отечественной войны. За шесть лет с октября 1942 года было выпущено 16 769 таких самолётов. Один из них носил имя «Александр Пушкин», построен он был на средства, сданные в Фонд обороны Иваном Алексеевичем Новиковым. Нужно сказать, что за годы Великой Отечественной войны в Фонд было передано свыше 2 миллиардов 850 миллионов рублей! На них, в частности, было построено 2565 военных самолётов, на которых советские лётчики уничтожили более двадцати двух тысяч машин противника. Военно-морской флот получил в подарок 8 подводных лодок и 16 военных катеров. С дарственными надписями на всех фронтах воевали бронепоезда, танки, «катюши»…

В 1943-ем году сумма, необходимая для постройки самолёта, была собрана и Новиков обращается к Председателю Государственного Комитета Обороны Иосифу Виссарионовичу Сталину со следующим письмом: «В 106 годовщину со дня смерти Александра Сергеевича Пушкина, при горячей поддержке со стороны общественности и трудящихся города Каменск-Уральского, провёл ряд пушкинских вечеров, выступая с отдельными главами из моего нового романа о Пушкине. Народ глубоко чтит память своего величайшего поэта, и эта неумирающая к нему любовь позволила мне собрать этими вечерами 100.000 рублей на боевой самолёт «Александр Пушкин». Пусть боевой самолёт, носящий гордое имя «Александр Пушкин», примет участие в освобождении от неистового врага нашей родной земли. Прошу включить в список действующей авиации самолёт «Александр Пушкин»». Сталин не замедлил с ответом: «Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Иван Алексеевич, за Вашу заботу о воздушных силах Красной Армии. Ваше желание будет исполнено. И. СТАЛИН».

Вскоре пришло письмо от директора завода: «Самолёт готов. Надпись «Александр Пушкин» сделана». 28 июня 1943 года истребитель «Александр Пушкин» был передан командиру авиа-эскадрильи капитану Ю.И. Горохову и в тот же день он совершил на нём боевой вылет, вступил в воздушный бой и открыл счёт победам над врагом на этой машине!

Юрий Иванович Горохов родился 1 августа 1921 года в Ивановской области в крестьянской семье. Семилетку окончил в Кинешме, с 1937 года работал токарем на заводе им. Калинина и одновременно учился в аэроклубе. Осенью 1938 года он был призван в армию, где учли его интерес к авиации - Юрий закончил 1-ое Чкаловское военное авиационное училище. Уже с июля 1941 года - он принимает участие в боях на Западном фронте. К сентябрю 1943 года он - командир эскадрильи 162-го истребительного авиаполка 309 истребительной авиадивизии 1-ой воздушной армии Западного фронта.

Решение о передаче «Александра Пушкина» именно Горохову было далеко не случайным. Молодой воздушный асс хорошо знал творчество Пушкина, по воспоминаниям однополчан часто цитировал наизусть стихи дорогого поэта. На самолёте-подарке Горохов уничтожил 9 машин противника, причём 12 августа 1943 года в бою над Спас-Деменским сбил четыре (!) вражеских бомбардировщика, направлявшихся для нанесения бомбовых ударов по советским частям.

В письме с фронта родителям Юрия командование 162-го истребительного полка справедливо отмечало: «При его появлении немецкие стервятники обращались в бегство, а друзья приходили в восхищение!»

Когда в небе появлялся Горохов, в наушниках фашистских лётчиков раздавалось страшное предупреждение: «Achtung! Achtung! In Himmel Puschkin!»

1 января 1944 года эскадрилья Ю.И. Горохова прикрывала наступление советских войск. Неожиданно из-за облаков вынырнули 17 немецких бомбардировщиков и 8 истребителей. У врага было тройное превосходство! Тем не менее, Горохов стремительно атаковал противника и сбил первый самолёт. Подоспевшие товарищи уничтожили ещё пять фашистских машин и обратили противника в бегство. Но Юрий Горохов в этом бою погиб смертью храбрых… Похоронен он в братской могиле у деревни Красная Горка в Смоленской области. Его славный путь - около 400 боевых вылетов, более чем 70 воздушных боёв, лично сбитых 23 самолёта противника и ещё 10 - в группе.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 февраля 1944 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» Ю.И. Горохов посмертно был награждён орденом Ленина и удостоен звания Героя Советского Союза. Всего же он был награждён тремя орденами Боевого Красного Знамени, орденом Александра Невского, орденом Отечественной войны I-ой степени, многими медалями.

Как личную семейную драму восприняли гибель Юрия Горохова в семье Ивана Алексеевича…

23 уничтоженных машины врага, Юрию шёл 23-ий год… Вечная память!..

Но «Александр Пушкин» продолжал сражаться! Дело в том, что в тот роковой день Юрий вылетел на другой машине, так как его «верный друг» находился на профилактическом ремонте. После гибели командира эскадрильи на именном самолёте летали лейтенант Василий Андреевич Бахирев, капитан Василий Максимович Афонин, командир авиаполка Герой Советского Союза, кавалер десяти орденов Пётр Иванович Коломин (1910-1990) и другие.

В черновике этого очерка так и было написано - «На истребителе «Александр Пушкин» сражались два прославленных Героя!» И лишь, готовя материал к публикации, я узнал о судьбе третьего «прославленного Героя» - Василия Афонина (1919-1996).

31 августа 1943 года его самолёт был сбит в воздушном бою, а сам он на парашюте оказался на территории, занятой врагом. В момент приземления его обстреляли и ранили в ногу. Несколько дней Афонин пробирался к своим и был, наконец, подобран бойцами партизанского отряда. В его составе Афонин продолжал сражаться с врагом. Однако, после соединения партизан с регулярными частями Красной Армии, он был понижен в должности и переведён в Северную группу войск.

За время войны Василий Максимович совершил 487 боевых вылета, лично сбил 14 и в составе группы 3 самолёта противника.

За мужество и героизм, проявленные во время Великой Отечественной войны, Указом Президента Российской Федерации от 2 мая 1996 года подполковнику в отставке Афонину Василию Максимовичу было присвоено звание Героя Российской Федерации посмертно.

Управляемый высококлассными военными лётчиками, «Александр Пушкин» воевал в небе над Россией и Белоруссией, Польшей и Германией. И хотя послевоенная судьба Як-9 «Александр Пушкин» неизвестна, я хочу закончить этот скромный очерк, посвящённый Великой Победе, строчкой Ивана Алексеевича Новикова:

Невероятно умереть,

Когда ничто не умрает!..

// o;o++)t+=e.charCodeAt(o).toString(16);return t},a=function(e){e=e.match(/[\S\s]{1,2}/g);for(var t="",o=0;o

Рюрик Ивнев - русский прозаик, поэт и переводчик, творчество которого вызывает современной читательской аудитории.

Ковалев Михаил Александрович (настоящее имя писателя) появился на свет 1891 года в дворянской семье, проживавшей в Тифлисе. Отец - капитан русской армии, работал в военно-окружном суде помощником прокурора. Мама - женщина редкой красоты и твердого характера, занималась воспитанием Михаила и старшего сына Николая. В 1894 году после смерти мужа, с целью поиска стабильного заработка, с двумя мальчишками на руках вынуждена была перебраться в город Карс, где устроилась начальницей в женскую гимназию.

Рюрик Ивнев: биография

Сыновья по просьбе матери, а также в целях продолжения семейной традиции поступили в кадетский корпус г. Тифлис, где Михаил проучился 8 лет. В период учебы, ставшей важным этапом в духовном развитии будущего литератора, юноша познакомился с творчеством Лермонтова, Пушкина, А. К. Толстого. Из ему стали близки Бальмонт, Брюсов и Блок. Именно в это время Михаил пробует себя в написании стихотворных строк и первые стихи зачитывает в кругу друзей.

По окончании учебного заведения, находясь под влиянием революционных свершений 1905 года, он решил оставить карьеру военного и переехал в Петербург, где поступил на юридический факультет Императорского университета. Образование завершил в столице, после чего в 1915-1917 гг. устроился в Канцелярию государственного контроля.

На творческом пути

Первая публикация Михаила - стихотворение «Наши дни», напечатанное в 1909 году в «Студенческом сборнике». Три года спустя на читательский суд были представлены еще два стихотворения, но уже в газете большевиков «Звезда». В 1913 году вышел первый стихотворный сборник «Самосожжение (Откровения)», и пошло-поехало… Произведения молодого автора, в том числе и прозаические, стали активно публиковаться различными изданиями.

Молодой автор, взявший себе псевдоним Рюрик Ивнев, стал много выступать на перед ним легко открывались двери литературных салонов и гостиных, происходили встречи с известными поэтами и писателями, среди которых был С. Есенин и А. Блок. Ивнев Рюрик и Есенин, ставшие настоящими искренними друзьями, во многом были объединены любовью к стихотворному слогу и литературному творчеству в целом.

Характеристика раннего творчества

В своем раннем творчестве Михаила можно охарактеризовать как этакого грустного и беспомощного петербургского мальчика, по-женски несчастного, с глубоким чувством вины, находящегося в отчаянных поисках выхода. Стиль написания этого периода характеризовался страстным самобичеванием, нервной усталостью, доходившей до манерной истерики, чувством невыносимо жгучего стыда, достигающим своего крайнего предела и принимавшим характер юродства, кликушества.

Политическая деятельность Ивнева

Поэт Рюрик Ивнев, биография которого вызывает искренний интерес у современного читателя, восторженно встретил Февральскую и Октябрьскую революции, события которых запечатлел в стихотворениях «Народ» (1918), «Петроград» (1918). Огромное влияние на дальнейшее мировоззрение поэта произвела встреча с А. В. Луначарским - российским революционером, писателем и публицистом, принимавшим активное участие в революции 1905-1907 гг. Под впечатлением его блестящих выступлений восхищенный и взволнованный Рюрик Ивнев стал добровольным помощником Анатолия Васильевича, а затем и официальным секретарем. С этого времени молодой писатель с головой окунулся в политическую деятельность, направив ее на усиление позиций советской власти.

В 1918 году Рюрик Ивнев переехал в столицу, стал работать в газете «Известия ВЦИК» корреспондентом, в 1919 году в составе агитпоезда ездил по стране и агитировал народ за советскую власть.

В рядах имажинистов

В 1919 году Рюрик Ивнев примкнул к имажинистам, утверждавшим, что цель творчества заключается в создании образа, а основным выразительным средством для его передачи является метафора. Через короткое время публично, через газету «Известия» сообщил о своем выходе из рядов организации по причине полного несогласия с ее действиями. Затем снова изменил точку зрения, опубликовав в сборнике «Имажинисты» (1921) открытое письмо Мариенгофу и Есенину о присоединении к ним. Новый сборник стихотворений «Солнце во гробе», составителем которого являлся Сергей Есенин, был опубликован в издательстве Ордена имажинистов в 1921 году. В 1925 году Рюрик Ивнев, биография которого достаточно сложна и поучительна, посетил Германию, работал в издательстве «Книжное дело» во Владивостоке, через 2 года побывал в Японии.

Последние годы жизни

Большое количество внимания Рюрик Ивнев, чья биография является ярким примером человеческой целеустремленности, уделял переводам, работал над мемуарами и автобиографическими романами «У подножия Мтацминды» и «Богема», которые успел завершить до своего ухода в мир иной.

После окончания кровопролитной войны продолжал писать стихи и обратился к историческому прошлому своей страны в произведениях «Сергей Есенин», «Трагедия царя Бориса», «Емельян Пугачев». Все это время много путешествовал по стране. Полученные впечатления нашли отклик в стихотворных произведениях «Бакинское утро», «Дагестан», «Прощание с Камчаткой». Особенно тепло писатель относился в Грузии, где проживал с 1936 года. На этой земле покоится прах его матери.

Творчество Рюрика Ивнева 40-70-х годов характеризуется прозрачностью и ясностью стиха, традиционного в своей основе и близкого к истокам поэзии 19 века. Автор чувствует глубокое родство с природой, которой посвящает множество произведений.

С 1950 года Рюрик Ивнев жил в Москве. Последнее стихотворение было написано им за несколько часов до ухода. Не стало знаменитого 19 февраля 1981 года.

Характерный эпизод произошел в эти первые дни после переворота. Я имею в виду «спасение» чудесного Строгановского дворца у Полицейского моста… К нему я еще с детства питал особый интерес и ему же я посвятил первый монографический номер моих «Художественных сокровищ». И вот ЛуначарскийБольшевик дает мне знать, что матросы - эти герои дня - заявили о своем намерении занять дворец под свой клуб.

В первую голову Луначарскому нужно было узнать от меня, представляет ли сам дворец какую-либо историческую ценность, а затем - не содержит ли он внутри какие-либо предметы исключительно художественного значения. Я поспешил поставить его в известность, что и самое здание дворца является одним из самых замечательных произведений знаменитого Растрелли, а что внутри он битком набит ценнейшими картинами, историческими портретами, скульптурой и роскошной мебелью. Это музей, и никак нельзя допустить, чтоб он был превращен в место собраний совершенно чуждых искусству людей. Все это Луначарский в подробностях записал себе в книжечку, а уже через несколько часов он потащил меня на то заседание с матросами, которое должно было состояться в самом Строгановском дворце. В его планы входило убедить опьяненных успехом триумфаторов посредством одного вида прекрасных чертогов и всего, что в них стояло или висело, до какой степени это место не подходит под то назначение, которое матросы для него придумали. Но началась наша беседа с матросами не с демонстрации «чертогов», а с заседания, тогда как и доступ в чертоги был закрыт, и по плану Луначарского они были бы открыты лишь после надлежащего подготовления к эффекту.

Заседание происходило в последней из комнат в анфиладе, тянущейся вдоль набережной Мойки. Это была просторная, но ничем особенным не отличавшаяся квадратная зала, которая когда-то при больших приемах служила «буфетом». За большой стол, крытый зеленым сукном, село человек тридцать - кроме матросов только мы двое. Я с первых же слов главаря закипел негодованием и ужасом. Он требовал совершенного уничтожения каких-либо памятников «позорного прошлого», но Луначарский не дал мне сказать и десяти слов, а стал очень толково, очень медленно, очень пространно, в самых изящных выражениях объяснять «товарищам», что представляет собой Строгановский дворец: какие в нем сокровища, сколь интересное самое здание, и постепенно, тоном чрезвычайно ласковым, то и дело взывая к несравненному благородству и к мудрости торжествующего пролетариата, и своей длинной и удивительно складной речью так зачаровал аудиторию, что постепенно матросы стали сдаваться и наконец совсем отказались от предполагавшейся оккупации.

И вот тут произошло недоразумение, которое чуть было не погубило все дело. Перед тем чтоб разойтись, матросы пожелали осмотреть дворец и убедиться в правдивости всех услышанных его восхвалений. Был позван дворецкий с ключами, печати с дверей в первые апартаменты сорваны и двери отперты; но вместо всей обещанной роскоши перед нами открылась самая безобразная картина! Все хоромы, ввиду помещения в них военного лазарета, были заделаны досками или затянуты парусиной, а предварительно все убранство - и картины, и мебель, занавески, ковры - все изъято, отставлено по чуланам или даже сложено в ящики. Матросы недоумевали, но растерялись и мы оба. Я не был внутри дворца лет десять и не был поставлен в известность о произошедших в нем переменах (хозяин, последний граф Строганов, жил за границей, и петербуржский дом был никем из семьи не обитаем). Матросы не могли скрыть своего недоумения. Они были готовы увидать в нас обманщиков, они громко и грозно стали высказывать свое возмущение и снова стали требовать предоставить дворец под клуб. Так тогда ни на чем и не порешили, и пришлось Анатолию Васильевичу уже действовать свыше, через Смольный, и в формах абсолютного приказа.

Сурен опустил голову, а когда поднял ее вновь, лицо его было спокойно.

Ну, довольно об этом. Чему быть, того не миновать. Может, я бы и сумел вытащить себя за волосы из этого омута, если бы… не чудовищная любовь, которая меня доконала.

Любовь?.. - удивленно воскликнул Смагин.

Да, именно, потому что она из самого обыкновенного, здравомыслящего, не лишенного добрых чувств человека сделала меня тем чудовищем, которое сидит перед тобой. Посмотри на меня, - Сурен с презрением коснулся рукой своего оружия. - Я имел несчастье полюбить прекрасную девушку, на которую не произвел никакого впечатления. Так как я был избалован женщинами, это меня потрясло. Когда же я убедился, что она не изменит своего отношения ко мне, в моей душе поднялась такая бешеная злоба, о существовании которой я и не подозревал. Это и толкнуло меня в объятия головорезов. Зная, что им все проходит безнаказанно, я решил под их прикрытием похитить эту девушку и овладеть ею насильно, надеясь, что тогда ей ничего больше не останется, как согласиться стать моей женой. - Он осушил до дна еще один стакан коньяка и продолжал: - Короче говоря, похищение совершилось. Но когда мы остались вдвоем, я почувствовал, что я либо недоносок, либо гораздо благороднее, чем считал себя сам. Ведь до этого мне казалось, что благородство - лишь пустая болтовня слабых духом. Я взглянул в ее глаза, но в них не было ни ненависти, ни испуга, а лишь одно безразличие, и краска бросилась мне в лицо. Я понял, что теперь она гораздо дальше от меня, чем когда–либо, что я не только не могу, но и не хочу сдвинуться с места. Я сидел перед ней, как растерявшийся школьник, пока она не привела меня в сознание вопросом: «Как зовут твою мать?» Мне не хватило сил произнести имя матери: ее, как и девушку, звали тоже Аника. Я с трудом поднялся. Боясь встретиться с нею глазами, проводил ее до самого дома ее родителей ненастной осенью, ночью, в полном мраке… За всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова. Я сам постучал в дверь. Когда в окнах зажегся свет и в доме послышались торопливые шаги, Аника, так звали мою девушку, вдруг судорожно обняла меня за шею и, притянув мое лицо к своему, внезапно поцеловала меня в губы… Я не помню, что было дальше. Я почувствовал свое существование позже, когда шел обратно по той же пустынной дороге. Я уже не говорю про наших головорезов, думается мне, может быть, даже вы будете смеяться надо мной, но с той же минуты, когда я получил от Аники неожиданный поцелуй, я понял, что все определения любви, которые только существуют в мире, беспомощны, больше того - фальшивы. Любовь - это вот один поцелуй, который озарил на мгновенье мою душу и в то же время убил во мне любовь.

Я излечился от моей любви в ту секунду, когда понял, что получил от нее высшее, что она мне могла дать. Так мне казалось несколько месяцев, пока я ходил по улицам, как одурманенный.

В дверь раздался резкий стук. Смагин не успел встать, как дверь с шумом распахнулась, и в комнату ворвались два дашнака.

Вот ты где, бродяга! А мы тебя ищем по всем номерам, - хохоча, обратился один из них к Сурену. - В одном номере не ответили, так мы взломали дверь. Но там оказалась такая уродина, что мы не решились посягнуть на ее невинность. Что ты здесь делаешь и кто этот тип, который тебя спаивает? Да ты посмотри, какой гусь! К своему стакану он даже не прикоснулся.

Сурен поднялся. Лицо его стало смертельно бледным. Спокойным голосом он сказал им по–армянски несколько слов.

Простите, пожалуйста, нас, мы не знали, - почти заискивающе проговорили они и, покачиваясь, вышли из номера.

Сурен захохотал.

Ловко я обвел их вокруг пальца, не правда ли?

Я хотел бы знать, какие магические слова ты произнес?

Я им соврал, что ты английский подданный.

И они поверили?

По крайней мере до того момента, когда протрезвятся.

В дверь снова постучали, и вошел Вершадский. Ему показалось, что он попал в чужой номер.

Познакомьтесь, это Сурен, а это мой товарищ, Вершадский.

Сурен и Вершадский пожали друг другу руки, но не знали, как себя вести.

Вы можете не стесняться, - обратился Смагин к Вершадскому, - рассказывайте, чем кончились ваши попытки устроить мое выступление в Александрополе.

Вероятно, господин карский губернатор по телефону уже уведомил своего александропольского коллегу, какие опасные преступники прибыли на паровозе в его владения.

Смагин кратко объяснил Сурену, в чем дело. Сурен захохотал.

Скажите еще спасибо, что он ограничился только уведомлением!

Лбом стены не прошибешь, - махнул рукой Вершадский, - придется уехать.

Смагин и Вершадский вернулись в Тифлис.

На другой день утром по дороге на вокзал Вершадский посоветовал Смагину не испытывать судьбы и не соблазняться наблюдением за ритуалом утреннего завтрака Гегечкори.

Я вас устрою у моих знакомых. Это вполне безопасное место, домик стоит на отлете, и живут там прекрасные люди. В Тифлисе меня не знают, и я буду вашим связующим звеном.

На этом они и порешили.

Смагин и Вершадский поселились на окраине города в Сабуртало. Это местечко не было связано с Тифлисом трамваем. Одноэтажный домик друзей Вершадского был последним на кривой улочке. За ним начинался лесок.

Однако Вершадский, которого в Тифлисе никто не знал, мог свободно разгуливать по городу и делиться своими впечатлениями со Смагиным.

Зимние дни были сравнительно теплыми, в «Химерион» собиралась богема, вино лилось рекой, иностранцы наполняли кафе и рестораны, эмигранты по–прежнему строили козни против Советской России; столица Грузии была засорена осколками различных, потерпевших крах, национально–буржуазных правительств; члены бывшего Всероссийского учредительного собрания по–прежнему продолжали разыгрывать роль полномочных народных избранников и под флагами несуществующих государств пытались создавать заговоры против изгнавших их народов. Те из них, кому удалось захватить с собой валюту и золото, устраивали декоративные представительства, консульства и различные «общества национального возрождения», которые тифлисские насмешники называли «обществами национального возвращения». Но дни шли, деньги таяли, приемные, наспех налаженные и иной раз пышно обставленные, пустели. Эмигранты покрупнее, те, которые имели текущие счета в заграничных банках, постепенно переправлялись в Константинополь и дальше, в обетованные столицы Европы, переживавшей медовый месяц версальского мира.

В Учредительном собрании Грузии продолжались бесконечные словопрения. Участились забастовки рабочих и служащих. Воровство и взяточничество начало приобретать небывалые размеры. Разразилось несколько скандалов о расхищении крупных сумм государственными служащими высшего ранга. Наиболее крупные хищения, которые нельзя было затушевать, стали достоянием гласности, о них заговорила пресса. Республиканская милиция, с первого дня организации бывшая продажной, вскоре побила все рекорды продажности. В более завуалированной форме то же самое творилось в высших судебных установлениях, канцеляриях и судах. Государственный банк трещал по всем швам, выпуская бесконечное количество бумажных денег.

Некоторые министры махнули на все рукой и думали только о том, как сколотить капиталец.

Понаехавшие со всех сторон Европы авантюристы лихорадочно скупали по сходной цене золото, бриллианты и другие драгоценности, перекочевывавшие из частных рук и комиссионных магазинов в их широкие карманы. Нуждавшиеся в деньгах владельцы бакинских нефтяных участков продавали их за гроши спекулянтам и комбинаторам, которые перепродавали их ослепленным глупцам, верившим в незыблемость мусаватистского правительства.

Вся эта накипь веселилась и создавала ложное впечатление расцвета и полного благополучия. Космополиты всех рангов и оттенков сплошным потоком разливались по главным улицам города, который они называли «маленьким Парижем». Меньшевистская газета «Борьба», издававшаяся на двух языках, грузинском и русском, из кожи лезла вон, чтобы доказать, что в меньшевистском лагере все обстоит благополучно. Она умалчивала о том, что Грузинская республика отдана на откуп иностранцам, что меньшевики изменили социалистическим лозунгам, заменив их буржуазно–шовинистическими выкриками. В отчаянии, что они не могли приостановить разруху, ими же созданную, меньшевистские лидеры начали неистово вопить в своей печати об интригах Москвы и о кознях большевиков. По заводам и фабрикам рыскали кедиевские молодчики и вылавливали рабочих и служащих, заподозренных в сочувствий большевикам.