Тургенев первая любовь читать полностью онлайн. Иван сергеевич тургенев

Глава Бэла первая в романе. Это трогательная история любви Печорина и юной черкешенки. Максим Максимыч поведал об этой любви незнакомцу, с которым столкнулся во время поездки по Кавказу. За разговором время летит быстрей, сближая незнакомых людей и делая их друзьями. Анализ главы «Бэла» из романа «Герой нашего времени» раскроет образ Печорина наиболее полно, обнажив перед читателем его внутреннюю сущность.

Главный герой, о котором пойдет речь, заинтересовывает с первых минут. Он загадочен и непредсказуем. Его поступки не поддаются здравому смыслу. В них отсутствует логика. Максим Максимыч сразу понял, что Григорий из той породы людей,

« у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!».

История Бэлы лишнее тому доказательство.

В один из будних дней Печорин и Максим Максимыч получают приглашение на свадьбу к князю. Отказываться, значит проявить знак неуважения. Сборы были недолгими. Прибыв в разгар веселья, быстро влились в ряды присутствующих. Печорин и здесь умудрился найти повод позабавиться. Не мог он без приключений. Жертвой выбрана младшая дочь хозяина. Не один Печорин запал на прелестное создание. Разбойник Казбич, присутствовавший на свадьбе, не сводил с девушки глаз. Бэла давно ему нравилась. Игра предстояла интересная, но тем веселей.

Бэла сразу зацепила внимание Печорина. Девушка отличалась от предыдущих пассий. Воспитанная в строгости и послушании она не позволяла вольностей в свой адрес. Красивая и гордая Бэла будоражила воображение Печорина. Если он чего-то хочет, обязательно добьется любой ценой.

Ему все равно на чувства людей. Эгоистичный, расчетливый Печорин шагал по судьбам, ломая и коверкая жизни тех, кто случайно оказался рядом. С Бэлой произошло то же самое. Он вырвал ее из родного гнезда, обманом завладел душой и телом. Обменял у родного, продажного брата на коня.

Девушка не сразу приняла ухаживания, несмотря на дорогие подарки и сладкие речи. Но, в конце концов, растаяла, раскрыв душу и сердце навстречу захлестнувшей ее любви. Медовый месяц был недолог. Любая игрушка надоедает, если она одна и никакого разнообразия. Печорин пресытился Бэлой. Стал избегать ее общества, перестал баловать.

Тоска завладела девушкой. Бедолага слонялась по дому словно привидение. Высохла, потускнела, сошла с лица. Ранее не покидавшая крепость вышла из дому прогуляться. В это время Казбич, карауливший ее, хватает и силком увозит с собой в поле. Смерть Бэла приняла от его рук. Такова месть разбойника за любимого коня. Рана оказалась смертельной. Три дня промучилась бедняга, прежде чем отдать богу душу. В бреду, девушка как заклинание произносила имя любимого, жалея, что больше не свидятся.

Максим Максимыч жалел девушку, словно дочь родную. Он понимал причастность к ее смерти Печорина. А что же он сам? Во время похорон лицо мужчины напоминало восковую маску. Словно каменная статуя стоял возле могилы, не обронив слезинки. Печорин сам не мог понять, кем была Бэла для него. Была симпатия, страсть с его стороны, когда она не давалась в руки. Все переменилось, когда девушка влюбилась. Он резко охладевает. Противоречия между ними стали каменной стеной. Печорин не смог разобраться в собственных чувствах и понять, что хочет на самом деле. Финалом истории стала трагедия, унесшая жизнь не повинного человека. Пострадавшего от любви к тому, кто этого недостоин.

Приводим краткое содержание одного из известнейших произведений — «Герой нашего времени» великого писателя Михаила Юрьевича Лермонтова. Уверены, оно поможет вспомнить основные моменты сюжета!

Бэла

Рассказчик-офицер, путешествующий по Кавказу, встречается со старым штабс-капитаном Максимом Максимычем, бывшим комендантом крепости на южных рубежах России. Максим Максимыч рассказывает о молодом офицере Григории Печорине, который служил под его командованием, а после неприятной ситуации его сослали на Кавказ.

Печорин был славным малым, но с ним постоянно происходили различные необычные вещи. Он и Максим Максимыч быстро подружились. Однажды они были приглашены местным горским князем на свадьбу дочери, где Печорин повстречался с младшей дочерью князя Бэлой, которая сильно отличались от других девушек. Печорин решил выкрасть красавицу из дома.

Это пришло в голову Печорина после рассказа Максима Максимыча о разговоре брата Бэлы и одного из гостей по имени Казбич, который также влюбился в девушку. Мальчишка хотел купить у Казбича лучшего во всей Кабарде коня, обещая за него любые деньги и предложив даже выкрасить сестру для него. Однако тот отказался, что обрадовало Печорина.

Порой такой маловажный случай может приводить к жестоким последствиям.

Печорин пообещал мальчишке выкрасть у Казбича коня в награду за Бэлу. Брат девушки доставил ее в крепость и получил коня, пока Григорий отвлекал Казбича, и исчез, побоявшись мести горца. Казбич долго горевал о потере коня и трудно переживал обман, и когда-нибудь его месть должны была вылиться на участников событий.

Бэла, заточенная в русской крепости, сильно тосковала по дому и не принимала ухаживания Печорина. Ни подарки, ни нежные слова Печорина не могли растопить лед в сердце девушки. Однако со временем она полюбила его, но он стал охладевать к ней.

Любовь, как огонь, — затухает без пищи.

Печорина вновь стала одолевать скука. Он начал часто и надолго уезжать на охоту, бросая девушку в одиночестве.

В скором времени Казбич похищает Бэлу. Услышав крики девушки, Григорий и Максим Максимыч бросаются в погоню за горцем. Казбич, поняв, что ему не удастся уйти, бросает Белу, нанеся ей смертельное ранение. Девушка умирает на руках у Печорина спустя 2 дня. Григорий тяжело переживает утрату и больше никогда не разговаривает о Бэле. А после похорон его переводят в другую часть. С Максим Максимычем он встречается лишь спустя 5 лет.

Максим Максимыч

В придорожной гостинице офицер-рассказчик вновь сталкивается с Максим Максимычем. Также в это время сюда приезжает Печорин, направляющийся в Персию. В предвкушении радостной встречи старый комендант через лакея оповещает Печорина о том, что он ожидает его у себя.

Но Григорий безразлично отнесся к известию о Максим Максимыче и пришел только перед отъездом. При встрече Печорин ведет себя холодно и сразу отправляется в дорогу, сославшись на спешку.

Старик долго оставался на месте, даже когда не было уже слышно колесного стука и колокольного звона.

Огорчившись, старый комендант передает журнал Григорий рассказчику.

Путевые офицерские заметки и дневник Печорина превращаются в роман. После гибели героя, рассказчик решается на публикацию романа. Печорин скончался в дороге, возвращаясь домой. Журнал, который писал честно, содержал наблюдения ума над душевными терзаниями. Основной вопрос, тревожащий Печорина заключался в том, способен ли человек распоряжаться собственной судьбой?

Тамань

Пребывая в казенной поездке, Печорин останавливается в Тамани, где селится в «нечистом» домике на берегу. В домике проживали глухая старушка и слепой мальчишка.

Ночью Григорий замечает, что слепой пошел к морскому берегу, и он решает последовать за ним. Там он видит девушку, которая вместе с мальчишкой ждут кого-то с моря. Через какое-то время к берегу подходит лодка, и неизвестный мужчина спускает груз, а ожидающие помогают ему. Утром Печорин вновь видит девушку и знакомится с ней, спрашивая о происшествии ночью. Не получив ответа, Григорий пригрозил ей сообщить о контрабандной переправке властям, за эти слова он чуть не поплатился жизнью.

Ночью девушка позвала Григория к морю. Хотя ее предложение было подозрительным, он все же отправился на свидание и отплыл с девушкой от берега.

И щека девушка прижалась к его щеке, и он ощутил ее пламенное дыхание на своем лице.

Вдруг девушка накинулась на Григория, пытаясь столкнуть его в море, однако он удержался, сбросил девушку в воду и вернулся на берег.

Потом Печорин снова вернулся туда, где были контрабандисты, и снова увидел их. Однако теперь мужчина забрал девушку, а слепой мальчишка остался в одиночестве. Утром Григорий покинул Тамань. В его душе осталось сожаление о том, что он нарушил покой контрабандистов.

Княжна Мери

Получив ранение, Григорий отправился в Пятигорск на лечение, где встречает старого знакомого – юнкера Грушницкого, также лечащегося после ранения. Несмотря на приятельские отношения, Григорий понял, что столкнувшись на узкой дорожке, кому-то из них не поздоровиться.

Из всех людей, пребывающих в Пятигорске, наиболее приметными были княгиня и княжна Лиговские. Грушницкий, желающий стать героем романа, влюбился в Мери и искал любого повода, чтобы познакомиться с княжной и посетить ее дом. Княжна не торопилась знакомиться с ним, несмотря на его романтичный внешний вид. Она думала, что Грушницкий был разжалован за участие в дуэли.

Печорин наоборот всячески избегал знакомства с княжной и не хотел посещать ее дом, что удивило и даже вызвало недоумение у Лиговских, об этом ему рассказал местный доктор Вернер. Устав от скуки, Григорий решил влюбить в себя Мери, зная, что Грушницкий будет ревновать. Такая идея показалась Печорину забавной и интригующей.

Григорий узнает от доктора, что в доме княгини пребывает больная родственница, по описанию которой ему становится понятно, что это его возлюбленная Вера. И после их встречи, в его душе вновь просыпаются давние чувства. Чтобы встречаться часто, не вызывая подозрений у окружающих, Вера предлагает Григорию чаще посещать княгиню, ухаживая за Мери. Ради развлечения Печорин соглашается.

Во время бала он спасает Мери от пристающего офицера, и он приглашает его в свой дом. Однако во время визита Григорий проявляет равнодушие к княжне, чем вызывает ее гнев. Ее злит его холодность, что добавляет страстей в задуманную игру кавалера.

После этого княжна начинает постоянно думать о Печорине, а внимание Грушницкого ей сильно надоело. Даже появление Грушницкого в новом мундире не производит на нее впечатления, она охладевает к нему. Грушницкий, замечая ее увлечение соперником, начинает ревновать.

Обидевшись на насмешки Печорина, Грушницкий решает проучить его, собрав друзей: вызвать при удобном случае на дуэль и не зарядить его пистолет. Случайно Григорий узнает о его плане, и хочет выставить Грушницкого на посмешище. Григорий придумывает хитрый план.

Княжна влюбляется в Григория, у Веры просыпается ревность и она просит его пообещать ей, что он не женится на Мери. Во время прогулки княжна признается в любви Печорину. В ответ княжна слышит безразличные и равнодушные слова. Это сильно задевает ее, и она второпях возвращается к себе. Печорин радуется победе, ведь он влюбил в себя княжну.

О самолюбие! Ты рычаг, который Архимед хотел использовать для приподнимания земного шара!

В городе поползли слухи о скорой женитьбе Печорина на Мери. Вернер предостерегает Григория, а княгиня ждет, что он вскоре попросит сердце и руку дочери. Но он опровергает слухи, потому что для него дороже свобода. Печорин все также встречается с Верой.

Однажды вечером, когда городские жители собирались на представление фокусника, Вера приглашает Григория на свидание. Ночью, спускаясь с ее балкона, Печорин спрыгивает на траву и натыкается на людей, среди которых был и Грушницкий. Группа людей притворяется, что поймали вора, и начинается потасовка, в результате которой Печорин сбегает. Грушницкий утром объявляет, что Печорин был в спальне княжны в ночное время. Оскорбленный Григорий вызывает соперника на дуэль. Он рассказывает Вернеру о дуэли и о коварном плане Грушницкого. Доктор соглашается выступить его секундантом.

Реализовывая свой план, Грушницкий предлагает стреляться с 6-ти шагов, Григорий предлагает уйти на скалу, к краю обрыва, чтобы даже небольшая рана стала смертельной. В такое случае найденный труп будет списан на черкесов. Право 1-го выстрела выпадает Грушницкому, перед которым встает трудный выбор – убить или признаться в поступке, который не делает чести офицеру. Но офицер не должен отступать, он стреляет и рани соперника в ногу. Когда наступила очередь Григория, он советует Грушницкому молиться и слушать свою совесть. Но у соперника не промелькнуло ни капельки раскаяния. Он просит продолжения дуэли. Тогда Григорий сообщает секунданту о незаряженном пистолете. 2-ой секундант отказывается менять оружие, но Грушницкий настоял на замене и требовал продолжать дуэль, потому что вдвоем им не найдется места на земле. Печорину приходится стрелять.

Смерть Грушницкого была списана на черкесов. Вера, узнав о стрельбе, признается супругу, что любит Печорина, и супруг увозит ее из города. После получения прощальной записки Печорин бросается за ней, но не догоняет. Теперь он понимает, что Вера – самая дорогая и любимая для него женщина.

Безрассудны и бесполезны гонки за погибшим счастьем.

Начальство Печорина узнает, что он принимал участие в дуэли, и переводит его нас службу на Кавказ. Перед отправлением Григорий посещает дом княгини, которая благодарит его за спасение чести ее дочери и интересуется, почему он не сделал предложение княжне, ведь она красива, богата. Но Печорин просит разговора с Мери и признается, что никогда не любил ее и просто смеялся. Он слышит в ответ: «Я вас ненавижу». Спустя час Григорий покидает город.

Фаталист

Однажды батальон Григория оказывается в станице казаков. Вечернее время офицеры занимали себя игрой в карты, и однажды между ними завязывается разговор о судьбе – пишется ли она на небесах или нет, предопределяется ли жизнь и смерть? Они начинают спорить, и присутствующие разделяются на тех, кто против, и тех, кто за.

Фаталист офицер Вулич, предлагает испытать, способны ли люди сами распоряжаться собственной жизнью, или для каждого уготовлена роковая минута. Григорий объявляет пари, и Вулич соглашается – если ему сегодня суждено умереть, то он умрет, если нет – то будет жив.

Взяв пистолет, Вулич привел всех присутствующих в шок. Григорий, увидев в глазах безумца печать смерти, сказал ему, что сегодня его ждет смерть. Но после выстрела получилась осечка. Все подумали, что оружие было не заряжено. Но когда Вулич стреляет в сторону, то пробивает фуражку. Скоро офицеры расходятся, Григорий не понимает, почему ему предвиделась смерть Вулича.

Зачастую на человеческом лице, которого вскоре ожидает смерть, появляется необычный отпечаток судьбы, поэтому сложно ошибаться.

Утром Печорин узнает, что Вулича зарубили шашкой, когда он возвращался домой. Так Григорию удалось предсказать судьбу. Казака, убившего Вулича, быстро находят, но он запирается в доме, угрожая стрельбой. Григорию приходит необычная мысль: он решает испытать судьбу. Он проникает в дом, казак стреляет, но не задевает эполет. Пришедшие на помощь скручивают и уводят казака. Григория чувствуют как героя.

Кому известно, убежден ли он в чем, или нет? Зачастую за убеждения люди принимают ошибки разума или обман чувств…

Вернувшись в крепость, Григорий рассказывает о событиях старому коменданту и спрашивает об его вере в предопределение. На вопрос штабс-капитан предположил, что оружие зачастую дает осечку, а у людей пишется на роду.

О герое: публика восприняла его с раздражением. Одни потому, что им в пример ставят столь безнравственного человека, другие потому, что автор якобы нарисовал свой не очень привлекательный портрет. Герой нашего времени - портрет, но не одного человека, а портрет, составленный из пороков всего нашего времени. Задача писателя - указать болезнь, а как ее излечить - бог знает. Часть 1 Повествование ведется от имени автора. Автор едет на перекладных из Тифлиса. В дороге знакомится с штабс-капитаном Максимом Максимовичем.

Останавливаются на ночлег в ауле. За разговором Максим Максимович рассказывает автору о Печорине. Печорин приехал в крепость за Тереком служить.

Характер противоречивый, загадочный («в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут - а ему ничего. А другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнет, уверяет, что простудился, ставнем стукнет, он вздрогнет и побледнеет, а при мне ходил на кабана один на один...») По соседству с крепостью жил местный князь. Его сын лет пятнадцати, Азамат, повадился ездить в крепость. Азамат был очень горячего нрава, несмотря на возраст, и многие его специально поддразнивали. Однажды старый князь пригласил к себе Печорина и Максим Максимыча на свадьбу: выдавал замуж старшую дочь. На свадьбе Печорин увидел младшую дочь князя - Бэлу и она ему понравилась.

На свадьбе присутствовал и Казбич (который, как говорили, занимался не совсем чистыми делами: ходил с абреками за Терек, крал скот и т. п. - было много подозрений).

У Казбича был конь Карагез, необычайной красоты. Из-за коня Казбичу многие завидовали и не раз пытались украсть. Максим Максимыч выходит на воздух и случайно слышит разговор между Казбичем и Азаматом. Азамат хвалит коня, Казбич в ответ рассказывает, как конь спас ему жизнь, когда он убегал от казаков. Азамат говорит, что сделает все, что Казбич захочет, за его коня. Предлагает даже украсть для него свою сестру Бэлу. Казбич отказывается, хотя Бэла ему нравится, подшучивает над Азаматом.

Азамат злится, возникает стычка. Азмат кричит, что Казбич хотел его зарезать. Поднимается шум, Казбич вскакивает на коня и убегает.

Максим Максимыч и Печорин возвращаются. Максим Максимыч рассказывает Печорину о подслушанном разговоре. Печорин начинает дразнить Азамата, во время его визитов специально заводя разговор о коне Казбича, доводит мальчишку до исступления. Потом договаривается, чтобы Азамат в обмен на коня отдал ему свою сестру Бэлу.

Вечером Азамат привозит сестру. На следующий день утром приезжает Казбич, приводит десять баранов на продажу. Пока он сидит в доме, Азамат вскакивает на коня и скрывается. Казбич, убитый горем, пролежал на дороге почти сутки, потом узнал имя похитителя и отправился в аул, чтобы отомстить. Максим Максимыч пытается усовестить Печорина, но тщетйо («Что я могу с собой поделать, коли она мне нравится? »). Печорин каждый день делает Бэле подарки, говорит, что любит, но напрасно. Максим Максимыч подшучивает над Печориным, тот предлагает пари, что через неделю Бэла будет его.

Накупил новых подарков, но и это не помогло. Тогда Печорин делает вид, что уезжает навсегда.

Бэла бросается ему на шею, признается, что тоже любит его. Казбич тем временем убивает отца Бэлы, чтобы отомстить за украденного коня. Наутро автор и Максим Максимыч трогаются в путь. Следует описание кавказской природы, дикой, вольной, буйной. Максим Максимыч рассказывает трагическое окончание истории. Максим Максимыч привык к Бэле, как к дочери.

Они долго скрывали от нее смерть отца, потом сказали. Она «два дня поплакала, а потом забыла». Между тем Печорин все чаще начинает надолго отлучаться из крепости (на охоту). Бэла страдает от этого. Гуляя вдоль крепостной стены, Максим Максимыч и Бэла видят Казбича. Когда возвращается Печорин, Максим Максимыч рассказывает ему об этом. Печорин говорит, что надо быть осторожней и запрещает Бэле выходить из крепости.

Максим Максимыч упрекает Печорина, что он охладел к Бэле. Печорин отвечает, что у него несчастный характер - сам несчастен и приносит несчастья другим. В молодости он «наслаждался удовольствиями, какие можно достать за деньги», и они ему опротивели, попал в высший свет, и он также ему надоел, «любовь светских красавиц раскаляла самолюбие и воображение, но сердце оставляло пустым».

Печорин стал учиться, но и к наукам скоро охладел, т. к. понял, что «ни слава, ни счастье ничуть от них не зависят.

Чтобы добиться удачи, надо быть лишь ловким». Тогда ему стало скучно. Поехал на Кавказ, но и к свисту пуль через месяц привык. Когда он увидел Бэлу, ему «показалось, что это ангел». Но потом он понял, что «любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни.

Невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой». Скоро Печорин и Максим Максимыч уезжают на охоту на кабана. Возвращаясь, слышат выстрел.

Казбич пробрался в крепость и похитил Бэлу. Преследование. Казбич, понимая, что на раненой лошади ему не уйти, ранит Бэлу кинжалом. Через 2 дня Бэла умерла. Она очень мучилась, звала Печорина, просила, чтобы перед смертью он ее поцеловал, жалела, что на том свете они не будут вместе, т. к.

они разной веры. Максим Максимыч любил ее как дочь, но она ни разу не вспомнила о нем перед смертью («Да и кто я такой, чтобы обо мне перед смертью вспоминать? »). После смерти Бэлы Максим Максимыч и Печорин выходят на крепостной вал. Максим Максимыч пытается утешить Печорина, тот неожиданно в ответ смеется. Бэлу похоронили.

Печорин был долго нездоров, а вскоре его перевели в Грузию.

Русский путешественник ехал по горам из Тифлиса. Телегу с его поклажей везли быки, погоняемые нанятыми горцами. Близ подошвы Койшаурской горы он встретил другого такого же соотечественника – офицера лет пятидесяти, ещё бодрого вида, по имени Максим Максимыч. Они оказались попутчиками. Во время нелёгкой дороги по перевалам близ пропастей Максим Максимыч стал вспоминать про свою службу в Чечне.

Он рассказал спутнику, что раз к ним в крепость приехал служить офицер лет 25-ти, Григорий Александрович Печорин , человек богатый, с твёрдым и независимым характером. Его поведение поначалу казалось несколько странным. Печорин то пропадал целые холодные дни на охоте, выходя в одиночку и на кабана, а то не выносил даже комнатного сквозняка. Часто он по целым дням одиноко сидел в своей комнате со скучающим видом.

Рядом с крепостью жил один союзный русским князь, у которого был сын Азамат – юноша храбрый, но неуравновешенный и беспутный. Князь пригласил офицеров из крепости на свадьбу своей старшей дочери. Во время плясок и песен на этом пиршестве младшая дочь хозяина, Бэла, пропела Печорину нечто вроде комплимента: «Стройны наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройнее их». Печорину Бэла очень понравилась (см. статью Печорин и женщины), но на неё жадно глядел и известный отчаянным нравом горец Казбич.

Лермонтов. Герой нашего времени. Бэла, Максим Максимыч, Тамань. Художественный фильм

Пока шла свадьба, Максим Максимыч вышел во двор – и услышал тихий разговор Казбича с Азаматом. Азамат восторгался лошадью Казбича, Карагёзом, которая и вправду была необыкновенно хороша. Юноша просил, чтобы Казбич отдал ему лошадь, обещая украсть у отца и отдать за неё лучшую винтовку или шашку. Разошедшись, он предложил похитить и отдать за коня свою сестру Бэлу.

Казбич не соглашался. Между ним и Азаматом закипела ссора и драка. На крики сбежались другие гости, свадьба едва не перешла в резню. Офицеры уехали. Максим Максимыч пересказал всю историю Печорину.

Казбич часто приезжал к ним в крепость. Приезжал и Азамат. Печорин стал то и дело заводить с Азаматом разговор о лошади Казбича. Он обещал помощь в её похищении, но требовал взамен Бэлу. Максим Максимыч убеждал Печорина, что он затеял нехорошее дело, но Григорий Александрович отвечал: дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого мужа, как я.

Однажды Казбич привёз в крепость на продажу десяток баранов. Печорин задержал его у себя, предупредив Азамата, и тот угнал Карагёза. Услышав ржание своего коня, Казбич побежал за похитителем с выстрелами, но тот ускакал. В страшном горе Казбич упал на землю и пролежал так до утра. Отдавший сестру Печорину Азамат скрылся неизвестно куда.

Максим Максимыч хотел вернуть Бэлу отцу, но Печорин говорил ему, что князь может в гневе зарезать дочь, побывавшую у чужеземцев. Пугливая Бэла поначалу всё время молчала. Печорин относился к ней ласково, дарил богатые подарки, клялся в любви. Долго не получая взаимности, он наконец сказал: «Бэла, ты свободна! Можешь возвращаться к отцу, а я от тоски поеду теперь куда-нибудь искать смерти…» Услышав это, горянка бросилась ему на шею.

Казбич тем временем убил отца Бэлы, считая, что Азамат украл лошадь по сговору с ним. Бэла и Печорин некоторое время жили в страстной любви, но потом горянка стала надоедать ему. Он всё чаще уходил от неё на охоту. Бэла тосковала, часто плакала, жаловалась на Печорина Максиму Максимычу. Раз тот гулял с ней по крепостному валу – и они вдруг увидели вдалеке Казбича на лошади отца Бэлы. Часовой выстрелил в него, но промахнулся. Казбич ускакал.

Бэла. Художник М. Зичи, 1902

Максим Максимыч стал пенять Печорину на равнодушие к Бэле. Тот в ответ рассказал старику о своей жизни. (См. .) В ранней юности Печорин много кутил, но это вскоре надоело ему. Тогда он начал посещать большой свет – но не нашёл и там ничего привлекательного, светские красавицы быстро стали казаться ему пустыми. Он поехал «развеять скуку под чеченскими пулями», однако скоро «привык и к их жужжанию». Вид Бэлы оживил в нём последнюю надежду на сильное чувство, но и она вскоре сменилась разочарованием. «Любовь дикарки, – говорил Печорин, – немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой». Теперь он думал отправиться в путешествие: «в Америку, в Аравию, в Индию, – авось где-нибудь умру на дороге!»

Вскоре Печорин и Максим Максимыч поехали на охоту. Возвращаясь, они вдруг услышали у крепости выстрел, а потом увидели Казбича, который увозил на коне Бэлу. Офицеры бросились за ним, стреляя. Они уже нагоняли Казбича но в последний момент он ударил Бэлу в спину кинжалом, а сам соскочил с лошади, взобрался на утёс и скрылся. Оказалось, Казбич подстерёг девушку у реки, куда она пошла за водой.

Раненая Бэла умерла в мучениях на руках у Печорина. Печорин стоял над телом горянки со своим обычным непроницаемым лицом, но когда Максим Максимым подошёл утешать его, вдруг захохотал – и от этого исполненного крайним отчаянием смеха мороз пробирал по коже.

Месяца через три Печорина перевели служить в Грузию, и Максим Максимыч больше не имел о нём вестей.

Предисловие

Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики. Но обыкновенно читателям дела нет до нравственной цели и до журнальных нападок, и потому они не читают предисловий. А жаль, что это так, особенно у нас. Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое и тем не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар. Наша публика похожа на провинциала, который, подслушав разговор двух дипломатов, принадлежащих к враждебным дворам, остался бы уверен, что каждый из них обманывает свое правительство в пользу взаимной нежнейшей дружбы.

Эта книга испытала на себе еще недавно несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов. Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых... Старая и жалкая шутка! Но, видно, Русь так уж сотворена, что все в ней обновляется, кроме подобных нелепостей. Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрека в покушении на оскорбление личности!

Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..

Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает, и к его и вашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить – это уж бог знает!

Часть первая

– Так-с точно... с казенными вещами.

– Скажите, пожалуйста, отчего это вашу тяжелую тележку четыре быка тащат шутя, а мою, пустую, шесть скотов едва подвигают с помощью этих осетин?

Он лукаво улыбнулся и значительно взглянул на меня.

– Вы, верно, недавно на Кавказе?

– С год, – отвечал я.

Он улыбнулся вторично.

– А что ж?

– Да так-с! Ужасные бестии эти азиаты! Вы думаете, они помогают, что кричат? А черт их разберет, что они кричат? Быки-то их понимают; запрягите хоть двадцать, так коли они крикнут по-своему, быки все ни с места... Ужасные плуты! А что с них возьмешь?.. Любят деньги драть с проезжающих... Избаловали мошенников! Увидите, они еще с вас возьмут на водку. Уж я их знаю, меня не проведут!

– А вы давно здесь служите?

Как же это случилось?

Вот (он набил трубку, затянулся и начал рассказывать), вот изволите видеть, я тогда стоял в крепости за Тереком с ротой - этому скоро пять лет. Раз, осенью пришел транспорт с провиантом; в транспорте был офицер, молодой человек лет двадцати пяти. Он явился ко мне в полной форме и объявил, что ему велено остаться у меня в крепости. Он был такой тоненький, беленький, на нем мундир был такой новенький, что я тотчас догадался, что он на Кавказе у нас недавно. "Вы, верно, - спросил я его, - переведены сюда из России?" - "Точно так, господин штабс-капитан", - отвечал он. Я взял его за руку и сказал: "Очень рад, очень рад. Вам будет немножко скучно... ну да мы с вами будем жить по-приятельски... Да, пожалуйста, зовите меня просто Максим Максимыч, и, пожалуйста, - к чему эта полная форма? приходите ко мне всегда в фуражке". Ему отвели квартиру, и он поселился в крепости.

А как его звали? - спросил я Максима Максимыча.

Его звали... Григорием Александровичем Печориным. Славный был малый, смею вас уверить; только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут - а ему ничего. А другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнет, уверяет, что простудился; ставнем стукнет, он вздрогнет и побледнеет; а при мне ходил на кабана один на один; бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнет рассказывать, так животики надорвешь со смеха... Да-с, с большими был странностями, и, должно быть, богатый человек: сколько у него было разных дорогих вещиц!..

А долго он с вами жил? - спросил я опять.

Да с год. Ну да уж зато памятен мне этот год; наделал он мне хлопот, не тем будь помянут! Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!

Необыкновенные? - воскликнул я с видом любопытства, подливая ему чая.

А вот я вам расскажу. Верст шесть от крепости жил один мирной князь. Сынишка его, мальчик лет пятнадцати, повадился к нам ездить: всякий день, бывало, то за тем, то за другим; и уж точно, избаловали мы его с Григорием Александровичем. А уж какой был головорез, проворный на что хочешь: шапку ли поднять на всем скаку, из ружья ли стрелять. Одно было в нем нехорошо: ужасно падок был на деньги. Раз, для смеха, Григорий Александрович обещался ему дать червонец, коли он ему украдет лучшего козла из отцовского стада; и что ж вы думаете? на другую же ночь притащил его за рога. А бывало, мы его вздумаем дразнить, так глаза кровью и нальются, и сейчас за кинжал. "Эй, Азамат, не сносить тебе головы, - говорил я ему, яман будет твоя башка!"

Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы были с ним кунаки: так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. "Я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках", - сказал мне Григорий Александрович. "Погодите!" - отвечал я, усмехаясь. У меня было свое на уме.

У князя в сакле собралось уже множество народа. У азиатов, знаете, обычай всех встречных и поперечных приглашать на свадьбу. Нас приняли со всеми почестями и повели в кунацкую. Я, однако ж, не позабыл подметить, где поставили наших лошадей, знаете, для непредвидимого случая.

Как же у них празднуют свадьбу? - спросил я штабс-капитана.

Да обыкновенно. Сначала мулла прочитает им что-то из Корана; потом дарят молодых и всех их родственников, едят, пьют бузу; потом начинается джигитовка, и всегда один какой-нибудь оборвыш, засаленный, на скверной хромой лошаденке, ломается, паясничает, смешит честную компанию; потом, когда смеркнется, в кунацкой начинается, по-нашему сказать, бал. Бедный старичишка бренчит на трехструнной... забыл, как по-ихнему ну, да вроде нашей балалайки. Девки и молодые ребята становятся в две шеренги одна против другой, хлопают в ладоши и поют. Вот выходит одна девка и один мужчина на середину и начинают говорить друг другу стихи нараспев, что попало, а остальные подхватывают хором. Мы с Печориным сидели на почетном месте, и вот к нему подошла меньшая дочь хозяина, девушка лет шестнадцати, и пропела ему... как бы сказать?.. вроде комплимента.

А что ж такое она пропела, не помните ли?

Да, кажется, вот так: "Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду". Печорин встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.

Когда она от нас отошла, тогда я шепнул Григорью Александровичу: "Ну что, какова?" - "Прелесть! - отвечал он. - А как ее зовут?" - "Ее зовут Бэлою", - отвечал я.

И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали нам в душу. Печорин в задумчивости не сводил с нее глаз, и она частенько исподлобья на него посматривала. Только не один Печорин любовался хорошенькой княжной: из угла комнаты на нее смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные. Я стал вглядываться и узнал моего старого знакомца Казбича. Он, знаете, был не то, чтоб мирной, не то, чтоб немирной. Подозрений на него было много, хоть он ни в какой шалости не был замечен. Бывало, он приводил к нам в крепость баранов и продавал дешево, только никогда не торговался: что запросит, давай, - хоть зарежь, не уступит. Говорили про него, что он любит таскаться на Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий... А уж ловок-то, ловок-то был, как бес! Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре. А лошадь его славилась в целой Кабарде, - и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завидовали все наездники и не раз пытались ее украсть, только не удавалось. Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная, как смоль, ноги - струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена - как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойничья лошадь!..

В этот вечер Казбич был угрюмее, чем когда-нибудь, и я заметил, что у него под бешметом надета кольчуга. "Недаром на нем эта кольчуга, - подумал я, - уж он, верно, что-нибудь замышляет".

Душно стало в сакле, и я вышел на воздух освежиться. Ночь уж ложилась на горы, и туман начинал бродить по ущельям.

Мне вздумалось завернуть под навес, где стояли наши лошади, посмотреть, есть ли у них корм, и притом осторожность никогда не мешает: у меня же была лошадь славная, и уж не один кабардинец на нее умильно поглядывал, приговаривая: "Якши тхе, чек якши!"

Пробираюсь вдоль забора и вдруг слышу голоса; один голос я тотчас узнал: это был повеса Азамат, сын нашего хозяина; другой говорил реже и тише. "О чем они тут толкуют? - подумал я, - уж не о моей ли лошадке?" Вот присел я у забора и стал прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного слова. Иногда шум песен и говор голосов, вылетая из сакли, заглушали любопытный для меня разговор.

Славная у тебя лошадь! - говорил Азамат, - если бы я был хозяин в доме и имел табун в триста кобыл, то отдал бы половину за твоего скакуна, Казбич!

"А! Казбич!" - подумал я и вспомнил кольчугу.

Да, - отвечал Казбич после некоторого молчания, - в целой Кабарде не найдешь такой. Раз, - это было за Тереком, - я ездил с абреками отбивать русские табуны; нам не посчастливилось, и мы рассыпались кто куда. За мной неслись четыре казака; уж я слышал за собою крики гяуров, и передо мною был густой лес. Прилег я на седло, поручил себе аллаху и в первый раз в жизни оскорбил коня ударом плети. Как птица нырнул он между ветвями; острые колючки рвали мою одежду, сухие сучья карагача били меня по лицу. Конь мой прыгал через пни, разрывал кусты грудью. Лучше было бы мне его бросить у опушки и скрыться в лесу пешком, да жаль было с ним расстаться, - и пророк вознаградил меня. Несколько пуль провизжало над моей головою; я уж слышал, как спешившиеся казаки бежали по следам... Вдруг передо мною рытвина глубокая; скакун мой призадумался - и прыгнул. Задние его копыта оборвались с противного берега, и он повис на передних ногах; я бросил поводья и полетел в овраг; это спасло моего коня: он выскочил. Казаки все это видели, только ни один не спустился меня искать: они, верно, думали, что я убился до смерти, и я слышал, как они бросились ловить моего коня. Сердце мое облилось кровью; пополз я по густой траве вдоль по оврагу, - смотрю: лес кончился, несколько казаков выезжают из него на поляну, и вот выскакивает прямо к ним мой Карагёз; все кинулись за ним с криком; долго, долго они за ним гонялись, особенно один раза два чуть-чуть не накинул ему на шею аркана; я задрожал, опустил глаза и начал молиться. Через несколько мгновений поднимаю их - и вижу: мой Карагёз летит, развевая хвост, вольный как ветер, а гяуры далеко один за другим тянутся по степи на измученных конях. Валлах! это правда, истинная правда! До поздней ночи я сидел в своем овраге. Вдруг, что ж ты думаешь, Азамат? во мраке слышу, бегает по берегу оврага конь, фыркает, ржет и бьет копытами о землю; я узнал голос моего Карагёза; это был он, мой товарищ!.. С тех пор мы не разлучались.

И слышно было, как он трепал рукою по гладкой шее своего скакуна, давая ему разные нежные названия.

Если б у меня был табун в тысячу кобыл, - сказал Азамат, - то отдал бы тебе весь за твоего Карагеза.

Много красавиц в аулах у нас,
Звезды сияют во мраке их глаз.
Сладко любить их, завидная доля;
Но веселей молодецкая воля.
Золото купит четыре жены,
Конь же лихой не имеет цены:
Он и от вихря в степи не отстанет,
Он не изменит, он не обманет.

Напрасно упрашивал его Азамат согласиться, и плакал, и льстил ему, и клялся; наконец Казбич нетерпеливо прервал его:

Поди прочь, безумный мальчишка! Где тебе ездить на моем коне? На первых трех шагах он тебя сбросит, и ты разобьешь себе затылок об камни.

Меня? - крикнул Азамат в бешенстве, и железо детского кинжала зазвенело об кольчугу. Сильная рука оттолкнула его прочь, и он ударился об плетень так, что плетень зашатался. "Будет потеха!" - подумал я, кинулся в конюшню, взнуздал лошадей наших и вывел их на задний двор. Через две минуты уж в сакле был ужасный гвалт. Вот что случилось: Азамат вбежал туда в разорванном бешмете, говоря, что Казбич хотел его зарезать. Все выскочили, схватились за ружья - и пошла потеха! Крик, шум, выстрелы; только Казбич уж был верхом и вертелся среди толпы по улице, как бес, отмахиваясь шашкой.

Плохое дело в чужом пиру похмелье, - сказал я Григорью Александровичу, поймав его за руку, - не лучше ли нам поскорей убраться?

Да погодите, чем кончится.

Да уж, верно, кончится худо; у этих азиатов все так: натянулись бузы, и пошла резня! - Мы сели верхом и ускакали домой.

А что Казбич? - спросил я нетерпеливо у штабс-капитана.

Да что этому народу делается! - отвечал он, допивая стакан чая, - ведь ускользнул!

И не ранен? - спросил я.

А бог его знает! Живущи, разбойники! Видал я-с иных в деле, например: ведь весь исколот, как решето, штыками, а все махает шашкой. - Штабс-капитан после некоторого молчания продолжал, топнув ногою о землю:

Никогда себе не прощу одного: черт меня дернул, приехав в крепость, пересказать Григорью Александровичу все, что я слышал, сидя за забором; он посмеялся, - такой хитрый! - а сам задумал кое-что.

А что такое? Расскажите, пожалуйста.

Ну уж нечего делать! начал рассказывать, так надо продолжать. Дня через четыре приезжает Азамат в крепость. По обыкновению, он зашел к Григорью Александровичу, который его всегда кормил лакомствами. Я был тут. Зашел разговор о лошадях, и Печорин начал расхваливать лошадь Казбича: уж такая-то она резвая, красивая, словно серна, - ну, просто, по его словам, этакой и в целом мире нет.

Засверкали глазенки у татарчонка, а Печорин будто не замечает; я заговорю о другом, а он, смотришь, тотчас собьет разговор на лошадь Казбича Эта история продолжалась всякий раз, как приезжал Азамат. Недели три спустя стал я замечать, что Азамат бледнеет и сохнет, как бывает от любви в романах-с. Что за диво?..

Вот видите, я уж после узнал всю эту штуку: Григорий Александрович до того его задразнил, что хоть в воду. Раз он ему и скажи:

Вижу, Азамат, что тебе больно понравилась эта лошадь; а не видать тебе ее как своего затылка! Ну, скажи, что бы ты дал тому, кто тебе ее подарил бы?..

Все, что он захочет, - отвечал Азамат.

В таком случае я тебе ее достану, только с условием... Поклянись, что ты его исполнишь...

Клянусь... Клянись и ты!

Хорошо! Клянусь, ты будешь владеть конем; только за него ты должен отдать мне сестру Бэлу: Карагёз будет тебе калымом. Надеюсь, что торг для тебя выгоден.

Азамат молчал.

Не хочешь? Ну, как хочешь! Я думал, что ты мужчина, а ты еще ребенок: рано тебе ездить верхом...

Азамат вспыхнул.

А мой отец? - сказал он.

Разве он никогда не уезжает?

Правда...

Согласен?..

Согласен, - прошептал Азамат, бледный как смерть. - Когда же?

В первый раз, как Казбич приедет сюда; он обещался пригнать десяток баранов: остальное - мое дело. Смотри же, Азамат!

Вот они и сладили это дело... по правде сказать, нехорошее дело! Я после и говорил это Печорину, да только он мне отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что - Казбич разбойник, которого надо было наказать. Сами посудите, что ж я мог отвечать против этого?.. Но в то время я ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на другой день.

Азамат! - сказал Григорий Александрович, - завтра Карагёз в моих руках; если нынче ночью Бэла не будет здесь, то не видать тебе коня...

Хорошо! - сказал Азамат и поскакал в аул. Вечером Григорий Александрович вооружился и выехал из крепости: как они сладили это дело, не знаю, - только ночью они оба возвратились, и часовой видел, что поперек седла Азамата лежала женщина, у которой руки и ноги были связаны, а голова окутана чадрой.

А лошадь? - спросил я у штабс-капитана.

Сейчас, сейчас. На другой день утром рано приехал Казбич и пригнал десяток баранов на продажу. Привязав лошадь у забора, он вошел ко мне; я попотчевал его чаем, потому что хотя разбойник он, а все-таки был моим кунаком.

Стали мы болтать о том, о сем: вдруг, смотрю, Казбич вздрогнул, переменился в лице - и к окну; но окно, к несчастию, выходило на задворье.

Что с тобой? - спросил я.

Моя лошадь!.. лошадь!.. - сказал он, весь дрожа.

Точно, я услышал топот копыт: "Это, верно, какой-нибудь казак приехал..."

– А-га, вот что!.. – отвечал он, – да ведь они всегда были отъявленные пьяницы!

Я невольно вспомнил об одной московской барыне, которая утверждала, что Байрон был больше ничего, как пьяница. Впрочем, замечание штабс-капитана было извинительнее: чтоб воздерживаться от вина, он, конечно, старался уверять себя, что все в мире несчастия происходят от пьянства.

Между тем он продолжал свой рассказ таким образом:

– Казбич не являлся снова. Только не знаю почему, я не мог выбить из головы мысль, что он недаром приезжал и затевает что-нибудь худое. Вот раз уговаривает меня Печорин ехать с ним на кабана; я долго отнекивался: ну, что мне был за диковинка кабан! Однако ж утащил-таки он меня с собой. Мы взяли человек пять солдат и уехали рано утром. До десяти часов шныряли по камышам и по лесу, – нет зверя. "Эй, не воротиться ли? – говорил я, – к чему упрямиться? Уж, видно, такой задался несчастный день!" Только Григорий Александрович, несмотря на зной и усталость, не хотел воротиться без добычи, таков уж был человек: что задумает, подавай; видно, в детстве был маменькой избалован... Наконец в полдень отыскали проклятого кабана: паф! паф!... не тут-то было: ушел в камыши... такой уж был несчастный день! Вот мы, отдохнув маленько, отправились домой.

Мы ехали рядом, молча, распустив поводья, и были уж почти у самой крепости: только кустарник закрывал ее от нас. Вдруг выстрел... Мы взглянули друг на друга: нас поразило одинаковое подозрение... Опрометью поскакали мы на выстрел - смотрим: на валу солдаты собрались в кучу и указывают в поле, а там летит стремглав всадник и держит что-то белое на седле. Григорий Александрович взвизгнул не хуже любого чеченца; ружье из чехла - и туда; я за ним.

К счастью, по причине неудачной охоты, наши кони не были измучены: они рвались из-под седла, и с каждым мгновением мы были все ближе и ближе... И наконец я узнал Казбича, только не мог разобрать, что такое он держал перед собою. Я тогда поравнялся с Печориным и кричу ему: "Это Казбич!.." Он посмотрел на меня, кивнул головою и ударил коня плетью.

Вот наконец мы были уж от него на ружейный выстрел; измучена ли была у Казбича лошадь или хуже наших, только, несмотря на все его старания, она не больно подавалась вперед. Я думаю, в эту минуту он вспомнил своего Карагёза...

Смотрю: Печорин на скаку приложился из ружья... "Не стреляйте! – кричу я ему, – берегите заряд; мы и так его догоним". Уж эта молодежь! вечно некстати горячится... Но выстрел раздался, и пуля перебила заднюю ногу лошади: она сгоряча сделала еще прыжков десять, споткнулась и упала на колени; Казбич соскочил, и тогда мы увидели, что он держал на руках своих женщину, окутанную чадрою... Это была Бэла... бедная Бэла! Он что-то нам закричал по-своему и занес над нею кинжал... Медлить было нечего: я выстрелил, в свою очередь, наудачу; верно, пуля попала ему в плечо, потому что вдруг он опустил руку... Когда дым рассеялся, на земле лежала раненая лошадь и возле нее Бэла; а Казбич, бросив ружье, по кустарникам, точно кошка, карабкался на утес; хотелось мне его снять оттуда – да не было заряда готового! Мы соскочили с лошадей и кинулись к Бэле. Бедняжка, она лежала неподвижно, и кровь лилась из раны ручьями... Такой злодей; хоть бы в сердце ударил – ну, так уж и быть, одним разом все бы кончил, а то в спину... самый разбойничий удар! Она была без памяти. Мы изорвали чадру и перевязали рану как можно туже; напрасно Печорин целовал ее холодные губы – ничто не могло привести ее в себя.

Печорин сел верхом; я поднял ее с земли и кое-как посадил к нему на седло; он обхватил ее рукой, и мы поехали назад. После нескольких минут молчания Григорий Александрович сказал мне: "Послушайте, Максим Максимыч, мы этак ее не довезем живую". – "Правда!" – сказал я, и мы пустили лошадей во весь дух. Нас у ворот крепости ожидала толпа народа; осторожно перенесли мы раненую к Печорину и послали за лекарем. Он был хотя пьян, но пришел: осмотрел рану и объявил, что она больше дня жить не может; только он ошибся...

– Выздоровела? – спросил я у штабс-капитана, схватив его за руку и невольно обрадовавшись.

– Нет, – отвечал он, – а ошибся лекарь тем, что она еще два дня прожила.

– Да объясните мне, каким образом ее похитил Казбич?

– А вот как: несмотря на запрещение Печорина, она вышла из крепости к речке. Было, знаете, очень жарко; она села на камень и опустила ноги в воду. Вот Казбич подкрался, – цап-царап ее, зажал рот и потащил в кусты, а там вскочил на коня, да и тягу! Она между тем успела закричать, часовые всполошились, выстрелили, да мимо, а мы тут и подоспели.

– Да зачем Казбич ее хотел увезти?

– Помилуйте, да эти черкесы известный воровской народ: что плохо лежит, не могут не стянуть; другое и не нужно, а все украдет... уж в этом прошу их извинить! Да притом она ему давно-таки нравилась.

– И Бэла умерла?

– Умерла; только долго мучилась, и мы уж с нею измучились порядком. Около десяти часов вечера она пришла в себя; мы сидели у постели; только что она открыла глаза, начала звать Печорина. – "Я здесь, подле тебя, моя джанечка (то есть, по-нашему, душенька)", – отвечал он, взяв ее за руку. "Я умру!" – сказала она. Мы начали ее утешать, говорили, что лекарь обещал ее вылечить непременно; она покачала головой и отвернулась к стене: ей не хотелось умирать!..

Ночью она начала бредить; голова ее горела, по всему телу иногда пробегала дрожь лихорадки; она говорила несвязные речи об отце, брате: ей хотелось в горы, домой... Потом она также говорила о Печорине, давала ему разные нежные названия или упрекала его в том, что он разлюбил свою джанечку...

Он слушал ее молча, опустив голову на руки; но только я во все время не заметил ни одной слезы на ресницах его: в самом ли деле он не мог плакать, или владел собою – не знаю; что до меня, то я ничего жальче этого не видывал.

К утру бред прошел; с час она лежала неподвижная, бледная, и в такой слабости, что едва можно было заметить, что она дышит; потом ей стало лучше, и она начала говорить, только как вы думаете о чем?.. Этакая мысль придет ведь только умирающему!.. Начала печалиться о том, что она не христианка, и что на том свете душа ее никогда не встретится с душою Григория Александровича, и что иная женщина будет в раю его подругой. Мне пришло на мысль окрестить ее перед смертию; я ей это предложил; она посмотрела на меня в нерешимости и долго не могла слова вымолвить; наконец отвечала, что она умрет в той вере, в какой родилась. Так прошел целый день. Как она переменилась в этот день! бледные щеки впали, глаза сделались большие, губы горели. Она чувствовала внутренний жар, как будто в груди у ней лежало раскаленное железо.

Настала другая ночь; мы не смыкали глаз, не отходили от ее постели. Она ужасно мучилась, стонала, и только что боль начинала утихать, она старалась уверить Григория Александровича, что ей лучше, уговаривала его идти спать, целовала его руку, не выпускала ее из своих. Перед утром стала она чувствовать тоску смерти, начала метаться, сбила перевязку, и кровь потекла снова. Когда перевязали рану, она на минуту успокоилась и начала просить Печорина, чтоб он ее поцеловал. Он стал на колени возле кровати, приподнял ее голову с подушки и прижал свои губы к ее холодеющим губам; она крепко обвила его шею дрожащими руками, будто в этом поцелуе хотела передать ему свою душу... Нет, она хорошо сделала, что умерла: ну, что бы с ней сталось, если б Григорий Александрович ее покинул? А это бы случилось, рано или поздно...

Половину следующего дня она была тиха, молчалива и послушна, как ни мучил ее наш лекарь припарками и микстурой. "Помилуйте, – говорил я ему, – ведь вы сами сказали, что она умрет непременно, так зачем тут все ваши препараты?"–"Все-таки лучше, Максим Максимыч, – отвечал он, – чтоб совесть была покойна". Хороша совесть!

После полудня она начала томиться жаждой. Мы отворили окна – но на дворе было жарче, чем в комнате; поставили льду около кровати – ничего не помогало. Я знал, что эта невыносимая жажда – признак приближения конца, и сказал это Печорину. "Воды, воды!.." – говорила она хриплым голосом, приподнявшись с постели.

Он сделался бледен как полотно, схватил стакан, налил и подал ей. Я закрыл глаза руками и стал читать молитву, не помню какую... Да, батюшка, видал я много, как люди умирают в гошпиталях и на поле сражения, только это все не то, совсем не то!.. Еще, признаться, меня вот что печалит: она перед смертью ни разу не вспомнила обо мне; а кажется, я ее любил как отец... ну да бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?

Только что она испила воды, как ей стало легче, а минуты через три она скончалась. Приложили зеркало к губам – гладко!.. Я вывел Печорина вон из комнаты, и мы пошли на крепостной вал; долго мы ходили взад и вперед рядом, не говоря ни слова, загнув руки на спину; его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с горя. Наконец он сел на землю, в тени, и начал что-то чертить палочкой на песке. Я, знаете, больше для приличия хотел утешить его, начал говорить; он поднял голову и засмеялся... У меня мороз пробежал по коже от этого смеха... Я пошел заказывать гроб.

Признаться, я частию для развлечения занялся этим. У меня был кусок термаламы, я обил ею гроб и украсил его черкесскими серебряными галунами, которых Григорий Александрович накупил для нее же.

На другой день рано утром мы ее похоронили за крепостью, у речки, возле того места, где она в последний раз сидела; кругом ее могилки теперь разрослись кусты белой акации и бузины. Я хотел было поставить крест, да, знаете, неловко: все-таки она была не христианка...

– А что Печорин? – спросил я.

– Печорин был долго нездоров, исхудал, бедняжка; только никогда с этих пор мы не говорили о Бэле: я видел, что ему будет неприятно, так зачем же? Месяца три спустя его назначили в е...й полк, и он уехал в Грузию. Мы с тех пор не встречались, да помнится, кто-то недавно мне говорил, что он возвратился в Россию, но в приказах по корпусу не было. Впрочем, до нашего брата вести поздно доходят.

Тут он пустился в длинную диссертацию о том, как неприятно узнавать новости годом позже - вероятно, для того, чтоб заглушить печальные воспоминания.

Я не перебивал его и не слушал.

Через час явилась возможность ехать; метель утихла, небо прояснилось, и мы отправились. Дорогой невольно я опять завел речь о Бэле и о Печорине.

– А не слыхали ли вы, что сделалось с Казбичем? – спросил я.

– С Казбичем? А, право, не знаю... Слышал я, что на правом фланге у шапсугов[ ] есть какой-то Казбич, удалец, который в красном бешмете разъезжает шажком под нашими выстрелами и превежливо раскланивается, когда пуля прожужжит близко; да вряд ли это тот самый!..

В Коби мы расстались с Максимом Максимычем; я поехал на почтовых, а он, по причине тяжелой поклажи, не мог за мной следовать. Мы не надеялись никогда более встретиться, однако встретились, и, если хотите, я расскажу: это целая история... Сознайтесь, однако ж, что Максим Максимыч человек достойный уважения?.. Если вы сознаетесь в этом, то я вполне буду вознагражден за свой, может быть, слишком длинный рассказ.