Леонид добычин.

Леонид Иванович Добычин

Добычин Леонид Иванович - прозаик.

Отец - врач, мать - акушерка. Добычин учился в реальном училище Двинска (Даугавпилс), куда Добычины переехали в 1896, в 1911 поступил на экономическое отделение Петербургского политехнического института, но не окончил его, часто отлучаясь в Двинск.

В 1915-16 участвует в статистико-экономическом обследовании Областного Войска Донского, затем в обследовании устья реки Сыр-Дарья.

В 1916-17 Добычин заведует Статистическим бюро по делам бумажной промышленности в Петрограде.

21 июня 1917 подает прошение об отчислении из политехнического института. Сведений об ориентации Добычин во время революции нет.

Весной 1918 Добычин приезжает в Брянск, куда переселилась его семья. Летом он работает учителем на «курсах для переэкзаменовочников», затем служит в Губстатбюро и других учреждениях Брянска «статистиком-экономистом».

Первые попытки профессиональной литературной деятельности Добычин относятся к началу 1924, когда он посылает в Ленинград М.А.Кузмину рукописный сборник из 5 рассказов «Вечера и старухи». Помимо отвращения к идеологизированной эстетике, Добычина сближают с Кузминым и некоторые черты характера: он, например, не имел детей, никогда не был женат, а судя по его прозе и письмам, к женским нарядам испытывал любопытство более устойчивое, чем к самим дамам. В этом пункте он напоминает не одного Кузмина, но и Гоголя, влияние которого на его прозу общепризнанно.

12 авг. 1924 Добычин отправляет в ленинградский ж. «Русский современник» два рассказа - «Встречи с Лиз» и «Козлова»; первый из них сразу же печатается К.И.Чуковским (1924. №4).

С 1925 начинаются регулярные поездки Добычин из Брянска в Ленинград. Однако любые коллективистские формы человеческого общежития оказались ему противопоказанными, доминантой его судьбы всегда оставалось одиночество. Поразительно, какую картину рисует ему воображение, когда речь заходит об обложке его собственной книги: «Жалкая гостиная (без людей)» (Письмо И.И.Слонимской от 4 июня 1930).

Вполне корректно бытующее сравнение Добычина с Дж.Джойсом. У обоих писателей их вне-конфессиональная редуцированная религиозность - знак сыновней оставленности, покинутости. В их «одиссеях» ближайший автору герой - обездоленный сын, Телемак,- в омерзительном мире «взрослых женихов», чей удел нравственный паралич. А в общении с паралитиками уже безразлично - добрые они или злые. Едва ли не в этом омерзении кроется разгадка добычинских и джойсов-ских сюжетов, индифферентных по отношению к номинации «доброго» и «злого». Во всяком случае - сюжетов главной книги Добычин «Город Эн» (1935) и ближайших к ней по образному строю «Дублинцев». В такой ситуации художник выбирает нейтральную позицию «хроникера». «Особенностью хроники (летописи),- говорит по поводу «Города Эн» Ю.К.Щеглов,- является то, что события в ней не обязаны складываться в какие-нибудь известные конфигурации, иметь развитие, кульминацию, развязку и т.п. (Щеглов Ю. - С.27). При этом «летописность» Добычина не есть плод каких-либо стремлений к архаизации стиля. Она удобна как раз для решения современных художественных задач, и прежде всего - для замены традиционного в беллетристике фабульного построения сюжета монтажом, на что обращают внимание большинство исследователей стилистики Добычина. Восходящую к «монтажным» открытиям Флобера в «Госпоже Бовари» «летописность» Добычин особенно утвердило знакомство с кинематографом. Смысловой единицей прозы Добычина стал «абзац-кадр», «...редкие комментарии, реплики и лозунги сомнительного типа... совершенно очевидно по функции своей напоминают титры» (Фёдоров Ф.П. // Вторые Добычинские чтения. С.53, 57).

Психологически метод Добычин обоснован установкой на «инфантилизм», противопоставленный в своей дискретности моноритму «взрослого» сознания. Добычин предпочитает все, что не успело окостенеть. Отсюда тяга прозаика к водной стихии как источнику жизни (В.В.Ерофеев). Этот ведущий образ у Добычин амбивалентен, связан с мотивом исчезновения, растворения, небытия. Писатель понимает смерть как развоплощение жизни, а не как окоченение, обызвествление. Зыбкий «портрет художника в юности» для Добычин, как и для Джойса, загадочнее и пленительнее любых канонизированных типов. Когда в Добычине настойчиво ищут обличителя, продолжателя Н.Щедрина или завершителя сологубовского «Мелкого беса», то нужно, по крайней мере, учитывать, что это какой-то необычайно грустный «Щедрин» и едва ли не простодушный «Сологуб».

В прозе Добычина верх берет печаль, а не сатира. Из чего не следует, что к «страшному миру» он был слеп или глух. С первых же литературных шагов он все прекрасно понимал - и про «Начальников», и про «Цензуру» (подобные «опасные» слова Добычин с саркастической почтительностью неизменно пишет с заглавных букв). Но «обличительство» его состояло в том, что он как бы не замечал предмет обличения, лишал его чести быть персонифицированным, описывал как мертвую природу. Буквально писал «натюрморты» на поле брани и воплей: «Сегодня день скорби, и базар утыкан флагами, как карта театра войны, какими обладали иные семейства». Это написано 21 янв. 1926, т.е. во вторую годовщину со дня смерти В.И.Ленина. Точно так же он «не заметил» в своей прозе никаких Больших Людей, никаких Больших Идей. «Не заметил» и саму советскую власть. В добычинском отстранении от господствующих фантомов вся философская соль его работы: поставить в центр художественных интересов такого человека, который в данную эпоху глядит особенно малым и ничтожным существом. Здесь сказывается прямая честь писателя: оставить в стороне персонажей, на которых время смотрит снизу вверх.

К осени 1925 относится первая неудачная попытка Добычина переселиться в Ленинград. В это время он знакомится с семейством Чуковских и через него с несколькими писателями. Круг литературного общения Добычина в дальнейшем не расширяется. В него входят Чуковские, Слонимские, Г.С.Гор, В.А.Каверин, Н.Л.Степанов, Л.Н.Рахманов, Е.М.Тагер, Ю.Н.Тынянов, Е.Л.Шварц, М.М.Шкапская, В.И.Эрлих.

В 1927 в ленинградском издательстве «Мысль» выходит его первый сборник «Встречи с Лиз». Следующий сборник рассказов «Портрет» появляется в конце 1930 (в выходных данных - 1931). В 1933 прозаиком подготовлен, но не издан сборник «Матерьял», в котором также предполагалось использовать уже печатавшиеся тексты. При скрупулезной тщательности литературной отделки Добычина оставляет свои произведения «открытыми». В т.ч. и создававшийся несколько лет роман из провинциальной жизни «Город Эн» (к 1934 Добычин написал 34 главы, как бы обещая на каждый следующий год еще по эпизоду).

Установка Добычина такова: книгу всякий раз можно монтировать заново - главное в ней добротность, качественность материала. Важна исходная чистота, открытые самим автором «первоэлементы» искусства, его «монады». Добычин установил, что жизнь, увиденная на расстоянии вытянутой руки, и есть та самая субстанция, которую следует в первую очередь соотносить с мировой гармонией и мировыми катаклизмами.

Не любивший «претензий на обобщения», Добычин как художник искал индивидуальное и неповторимое, отказываясь от «общего плана» истории и жизни. Вряд ли его стоит характеризовать «страстным, язвительным, острым обличителем мещанства», как видит дело безусловно признававший его талант В.А.Каверин. Не мещанство обличал Добычин, а печалился о человеке как таковом. О том, что растерян и наг стоит он перед лицом истории.

До 1934 Добычин жил «несостоявшимся событием» переезда в Ленинград. Один из его исследователей полагает даже, что и вся его проза - «Рассказ о несостоявшемся событии» и в этом пункте очень близка к Чехову (Неминущий А.В. // Первые Добычинские чтения. С.50-51). Близость эта несомненна, и добычинский город Эн - не только реми-иисценция из «Мертвых душ», но и из чеховской «Степи», начинающейся с отъезда мальчика из уездного города N. Приехавший из подобного же уезда в Ленинград, Добычин надеялся избавиться от тоски. «А мне очень скучно ни с кем не разговаривать»,- писал он М.Л.Слонимскому.

В 1934 Добычин получил от СП комнату в коммунальной квартире (Мойка, 62). Ее обстановка - зловеще реализованная метафора сочиненного автором для самого себя упоминавшегося эскиза обложки. Бывавший у Добычин в последний год его жизни А.Л.Григорьев вспоминает: «Комната у него была совершенно пустая. Я сидел на ящике. Происходил как бы литературный вечер. Пришло человек десять» (Звезда. 1993. №10. С.147). Вероятнее всего, находился среди присутствовавших и добычинский сосед по квартире А.П.Дроздов, «Шурка», последняя и напрасная надежда писателя. Ему посвящен «Город Эн», его имя Добычин поставил рядом со своим перед рассказом «Дикие», и о его детстве написана последняя вещь писателя - повесть «Шуркина родня». Впервые в добычинской прозе герой - отрок Шурка - «эволюционирует» в ходе повествования - и явно не в лучшую сторону. Описанная в «Шуркиной родне» глухая провинциальная жизнь бурных военных и революционных лет к добрым делам не склоняет никого из персонажей. Заканчивается эта история просто: «Шурка подумал и решил, что нужно снова идти в жулики». Невозможно отделаться от ощущения, что дружба с молодым Дроздовым лишь подчеркивает безрадостное добычинское одиночество.

В литературной атмосфере дышать, впрочем, было не легче. При жизни Добычина пресса отозвалась о нем доброжелательно на трех страничках (Н.Л.Степанов). Другие рецензенты не стесняли себя ни в объеме, ни в выражениях: «Позорная книга» «Об эпигонстве», «Пустословие» и т.п.

Особенно досталось «Городу Эн». А между тем лейтмотив этого романа -человеческая потребность в дружбе и душевном общении. Что все это невозможно в совр. жизни, что полная открытость иллюзорна и ведет к драме - об этом еще только начинает смутно догадываться маленький его герой. Осязаемо воссозданный, разваливающийся, абсурдно дискретный мир романа есть проекция этой впервые нащупываемой становящимся детским сознанием трагедии. Мальчик из «Города Эн» показан в мгновение, когда он судорожно изыскивает последние возможности осуществить бесценное желание прорваться внутренне от одной личности к другой, цепляется то за наполовину воображаемого друга, то за Манилова с Чичиковым: «Слыхал ли ты, Серж, будто Чичиков и... Манилов - мерзавцы? Нас этому учат в училище. Я посмеялся над этим». Вот ведь в чем согревающий, теплящийся мотив этой частной, маленькой человеческой жизни: нет в ней никаких героев, никаких Больших Людей, так не отбирайте хоть и последних, «черненьких», говоря словами того же Гоголя.

Что же было делать этому писателю, когда даже известные люди, понимавшие в глубине души оригинальность и существенность не ко двору пришедшихся художественных замыслов Добычин, говорили: «Добычину надо бежать от своей страшной удачи» (К.А.Федин).

Не один Федин должен был испугаться, когда Добычина в разгар декларируемых побед Большого Искусства показал, что «уродливое», «одномерное» существование «маленького человека» - по-прежнему «вечная тема» русской прозы.

Добычин, в отличие от многих достойных писателей 1920-30-х, репрессиям не подвергался. Но судьба этого писателя по-настоящему ужасна: его одного из первых уничтожали у всех на виду. Уничтожали собратья по перу. Обстоятельства последних месяцев жизни Добычин очень похожи - по справедливой мысли В.С.Бахтина - на зловещую репетицию драмы, разыгранной в ленинградской литературной жизни через 10 лет в связи с постановлением ЦК «О журналах "Звезда" и "Ленинград"».

Вслед за статьей «Правды» от 28 янв. 1936 «Сумбур вместо музыки» на веренице литературных обсуждений и собраний Добычин оказался в Ленинграде главной мишенью - и как «формалист», и как «натуралист». 25 марта Добычин отверг обвинения в Доме писателей одной фразой: для него «неожиданно и прискорбно», что его книга признана «классово враждебной». И сразу же ушел. Собрания, на которых его клеймили, продолжались и дальше: 28 и 31 марта, 3, 5, 13 апр. Добычина на них не было и, судя по всему, быть не могло. Он исчез.

В ночь с 25 на 26 марта с Добычиным разговаривала Марина Чуковская, 26-го днем - В.А.Каверин. Последняя фраза его письма (Николаю Чуковскому): «А меня не ищите - я отправляюсь в далекие края». Тайный осведомитель «Морской» заявил в НКВД, что 28 марта в 11 ч. 30 мин. Добычин покинул свою квартиру, отдав ему ключи и сказав, что больше в нее не вернется.

Начиная с 28 марта Добычин ни живым ни мертвым никто не видел. Его стали искать после встревоженного письма матери из Брянска. Обратились в Дом писателя. По распространенной Начальниками версии, почерпнутой из донесений тайных информаторов, Добычин «уехал в Лугу».

Безнадежность случая Добычин состояла в том, что он погиб, противостоя всей «литературной общественности», а не только Начальникам. «Вопрос "За что вы его убили?" - говорит Каверин,- витал в воздухе Дома писателя. По чести он должен был бы звучать иначе: "За что мы его убили?"».

А.Ю.Арьев

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 629-632.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Встречи с Лиз. Л., 1927;

Портрет. Л., 1931;

Город Эн. М., 1935;

Избранная проза: в 2 т. Нью-Йорк, 1984;

Город Эн: рассказы. М., 1989;

Расколдованный круг: Василий Андреев, Николай Баршев, Леонид Добычин. Л., 1990;

Полное собрание сочинений и писем. СПб., 1999.

Литература:

Степанов Н. Встречи с Лиз: [рец.] // Звезда. 1927. №11;

Степанов Н. Город Эн: [рец.] // Литературный современник. 1936. №2;

Каверин В. Леонид Добычин // Эпилог. М., 1989;

Гор Г. На канале Грибоедова, 9 // Пять углов. Л., 1983;

Чуковская М. Одиночество // Огонек. 1987. №12;

Бахтин В. Судьба писателя Л.Добычина // Звезда. 1989. №9;

Агеев А. Скепсис и надежда Леонида Добычина // Новый мир. 1990. №7;

Ерофеев В. Поэтика Добычина, или Анализ забытого творчества // В лабиринте проклятых вопросов. М., 1990;

Щеглов Ю. Заметки о прозе Леонида Добычина // Литературное обозрение. 1993. №7,8;

Первые Добычинские чтения. Даугавпилс, 1991;

Вторые Добычинские чтения. Даугавпилс, 1994;

Писатель Леонид Добычин. СПб., 1996;

Добычинский сб.: Вып. 3. Даугавпилс, 1998;

Добычинский сб. 2. Даугавпилс, 2000;

Добычинский сб. 3. Даугавпилс, 2001.

Формализм — концепция в искусстве, согласно которой именно форма произведения определяет его художественную ценность. В Советском Союзе термин превратился в идеологическое клеймо. Кампания по борьбе с формализмом началась в 1936 году вместе с разгромной статьёй об опере Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», вслед за ней появились публикации, критикующие формалистский подход в балете, архитектуре, изобразительном искусстве. В 1939 году Всеволод Мейерхольд, выступая на съезде режиссёров, закончил свою речь словами: «Охотясь за формализмом, вы уничтожили искусство». Через несколько дней режиссёра арестовали, в 1940 году — расстреляли. ⁠ Добычин, автор антропологически чуждый советскому литературному процессу и притом почти не имевший дружеских связей в ленинградской литературной среде, был сделан «козлом отпущения». 25-27 марта в течение трёх дней «Город Эн» громили на заседаниях ленинградского отделения Союза писателей.

Первоначально некоторые из выступавших проявили либерализм. Писатель Константин Федин отметил: «В «Городе Эн» Добычин взял материал, который соответствует его манере. Эта манера — инфантильность». Однако «в этой манере можно написать одну книгу — о детстве, но эта манера перестанет звучать, как только автор возьмётся за другой материал. Добычину следует бежать от своей страшной удачи. Он должен добиться крутого перелома в своей работе». Михаил Слонимский Михаил Леонидович Слонимский (1897-1972) — писатель, один из членов литературного кружка «Серапионовы братья». Слонимский был секретарём Максима Горького и Корнея Чуковского. В 1922 году вышла его первая книга «Шестой стрелковый», сборник рассказов о Первой мировой войне. В 1926 году выпускает роман «Лавровы», в 1930 году — «Фома Клешнев». После войны издал ещё четыре романа. В 70-х работал над дневниками, куда вошли воспоминания о «Серапионовых братьях», Александре Грине, Евгении Шварце и многих других участниках литературной жизни того времени. ⁠ заявил: «Добычин взял материал, уже обработанный в литературе, и показывает его иными приёмами. Имеется смычка манеры письма с материалом». Однако и он прибавил, что писателю «не надо бояться трудного пути, ведущего к новому материалу». Оба, в целом благожелательно оценив книгу Добычина, сошлись в том, что она «останется в литературе лишь как экспериментальное произведение». Литературовед Д. Мирский Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) — публицист и литературовед. До эмиграции Святополк-Мирский выпускает сборник стихотворений, участвует в Первой мировой войне и в Гражданской войне на стороне Белого движения. В эмиграции с 1920 года; там издаёт «Историю русской литературы» на английском языке, увлекается евразийством и учреждает журнал «Вёрсты». В конце 20-х годов Святополк-Мирский интересуется марксизмом и в 1932 году переезжает в СССР. После возвращения он подписывает свои литературоведческие работы как «Д. Мирский». В 1937 году его отправляют в ссылку, где он погибает. ⁠ обратил внимание на «фрейдистский подтекст» повести.

Однако эти спокойные голоса были заглушены резкими политизированными выпадами. Разговор о повести Добычина начал критик Ефим Добин: «Когда речь идёт о концентратах формалистических явлений в литературе, в качестве примера следует привести «Город Эн» Добычина... «Город Эн» — любование прошлым, причём каким прошлым? Это — прошлое выходца самых реакционных кругов русской буржуазии — верноподданных, черносотенных, религиозных».

Книга Добычина — хилое, ненужное детище, весьма далекое от советской почвы

С. Герзон // журнал «Октябрь»

Не мягче было выступление выдающегося литературоведа Наума Берковского:

«Беда Добычина в том, что вот этот город Двинск 1905 года увиден двинскими глазами, изображён с позиций двинского мировоззрения. Добычин — это такой писатель, который либо прозевал всё, что произошло за последние 19 лет в нашей стране, либо делает вид, что прозевал. Самый факт, который лежит в основании добычинской прозы, — это гегемония всяческого имущества, имущественной дребедени, символа имущества. Этот профиль добычинской прозы, — это, конечно, профиль смерти…»

Ранимый, не готовый к политически окрашенной травле Добычин пережил тяжёлое потрясение. 28 марта, отдав некоему «Морскому» (псевдоним осведомителя НКВД) ключ от своей комнаты и членский билет Союза писателей, он исчез в неизвестном направлении (как предполагают, покончил с собой).

Исчезновение Добычина — не менее громкий «литературный факт», чем его повесть. Неясность его судьбы создаёт почву для творческой фантазии других авторов. Так, в «Неизвестном письме писателя Л. Добычина Корнею Ивановичу Чуковскому» (2012) Олега Юрьева реконструируется альтернативная судьба Добычина, который работал счетоводом в совхозе «Шушары», дожил до ста лет, во время и после войны вынужденно побывал в Новгороде, в Германии и в казахстанской ссылке, встречался с самыми разными писателями (от Александра Солженицына до Сергея Вольфа Сергей Евгеньевич Вольф (1935-2005) — поэт, прозаик и детский писатель. В 60-х Вольф писал рассказы и стихи, распространявшиеся в самиздате, был близок к кругу Андрея Битова, Валерия Попова, Сергея Довлатова. Одновременно Вольф писал прозу для подростков. После распада Советского Союза опубликовал две книги стихов, «Маленькие боги» и «Розовощёкий павлин». ⁠ ), но сам ничего больше не писал и инкогнито своё не открывал.

Леонид Добычин покончил с собой на следующий день после собрания ленинградских советских писателей

ПРИГЛАШЕНИЕ НА КАЗНЬ последовало добропорядочному и скромному в быту гражданину, безумно талантливому писателю - Леониду Ивановичу До-бычину весной 1936 жестокого советского года. Ему предписывалось явиться на собрание, на котором должны были обсуждаться вопросы борьбы с формализмом.

Аутодафе состоялось в городе на Неве, в Доме писателей им. В.В. Маяковского. Зал был переполнен. Основным докладчиком выступал литературный критик Ефим Добин. (Через несколько десятилетий он получит известность как автор вполне добропорядочной книги о поэзии Анны Ахматовой. Те, кто знал его в либеральные б0-е годы, не могли поверить, что в 30-е он мог взять на себя роль прокурора-обвинителя в деле собрата по литературе). Ему вторил литературовед Наум Берковский (позже он станет крупным ученым, знатоком западноевропейской литературы.)

Ефим Добин: "...Когда речь идет о концентратах формалистических явлений в литературе, в качестве примера следует привести "Город Эн" Добычина. Добычин идет всецело по стопам Джойса... Любование прошлым и горечь от того, что оно потеряно, - квинтэссенция этого произведения, которое смело можно назвать произведением глубоко враждебным нам..."

Наум Берковский: "...Добычин - это наш ленинградский грех... Дурные качества Добычина начинаются прежде всего с его темы... Добычин такой писатель, который либо прозевал все, что произошло за последние девятнадцать лет в истории нашей страны, либо делает вид, что прозевал..."

В 1989 ГОДУ ОДИН ИЗ УЧАСТНИКОВ того злополучнейшего собрания, совестливейший Вениамин Каверин напишет:

"После прений слово было предоставлено Добычину. Он прошел через зал невысокий, в своем лучшем костюме, сосредоточенный, но ничуть не испуганный. На кафедре он сперва помолчал, а потом, ломая скрещенные пальцы, произнес тихим, глухим голосом:

К сожалению, с тем, что здесь было сказано, я не могу согласиться.

И, спустившись по ступенькам, снова прошел в зал и исчез".

После собрания немногочисленные друзья искали его несколько дней, но не нашли...

ОН НАЧАЛ ПЕЧАТАТЬСЯ В 1924 ГОДУ, когда новые хозяева жизни еще сквозь пальцы смотрели на то, что впоследствии получит название "формализм". Один из лучших и ранних его рассказов появился в "Русском современнике", издававшемся при ближайшем участии Горького. Потом последуют два сборника рассказов, роман "Город Эн". Но попав в Ленинград, Добычин в силу характера не вписался в узкий традиционный круг, уж слишком многим он отличался от своих "собратьев", да и "группа крови" была совершенно иной - не советской.

И пока Александр Фадеев организовывал свой "Разгром", Федор Гладков лепил "Цемент", а Мариэтта Шагинян сооружала "Гидроцентраль" - он писал о дремучей провинции, о самых обычных и простых людях, озабоченных не мировой революцией или возведением очередного Днепрогэса, а собственным неустройством в этой взбаламученной жизни. Леонид Добычин писал о тех, кого в старые времена называли обычным русским словом мещане, которое с легкой руки "буревестника советской литературы" Максима Горького приобрело бранный, уничижительный оттенок. Писал в необычной, остраненной манере, почти избегая придаточных предложений и цветистых метафор.

Единственным писателем, кого он выделял среди современников, был Юрий Тынянов. Кстати, Тынянову принадлежала блестящая пародия на Добычина, в которой была ярко схвачена его ни на кого не похожая писательская манера.

В "ЭТОЙ" ЛИТЕРАТУРЕ ЛЕОНИД ДОБЫЧИН оставался таким же одиноким, как и Андрей Платонов, - он не мог себя переделать или переиначить, для этого необходимо было не просто вывернуться наизнанку, но изменить собственной природе, и даже более того - переделать свой писательский состав, а это для него было невозможно и потому равносильно смерти. Он не имел ни учителей, ни учеников. Он создал собственный ни на кого не похожий стиль. Он создал свой особый, несколько странный добычинский мир, в котором плакали и смеялись, радовались маленьким радостям жизни и огорчались мелким житейским неурядицам, в конце концов, жили и умирали - но делали это по-добычински. Такой писатель просто по определению был чужд советской литературе и не мог уцелеть на советской земле. И Добычин, судя по всему, это хорошо понимал - нельзя быть нормальным человеком в сумасшедшем доме.

В 1931 году у него выходит в свет вторая книга рассказов "Портрет". Некто Осип Резник разражается в "Литературной газете" статьей "Позорная книга":

"Шестнадцать истерик (рассказов) этой позорной книги представляют, собственно говоря, разговоры ни о чем. Купола, попы, дьяконы, ладан, церковная благодать, изуверство, увечные герои и утопленники наводняют эту книгу... Вся книга - опошление лозунгов революции...

По улицам Ленинграда проходят различные люди, большинство из них здоровые: жизнерадостные и энергичные строители социализма, но автор пишет: "Толкались мошки". Прибавим - они неоднократно толкались и продолжают толкаться в советскую литературу, проникая сквозь плохо прикрытые двери некоторых издательств.

Товарищи ленинградцы, проверьте дверные замки и установите необходимую охрану".

А вскоре газета "Правда" откроет широкомасштабную кампанию - на всю страну и оповестит мир, всех художников и нехудожников, что в Советском Союзе "сумбур вместо музыки" не пройдет и что главным врагом текущего момента в искусстве первой страны победившего социализма является формализм.

ЛЕОНИД ДОБЫЧИН ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ на следующий день после собрания ленинградских советских писателей. Для этого он избрал столь же необычный способ, сколь необычными, не вписывающимися в насаждаемую сверху скучную и однообразную литературу были его произведения. Он не застрелился, не повесился, не бросился под проходящий по Невскому дребезжащий трамвай - он утопился. В холодных мартовских водах известной реки. " А город от воды ополоумел..."

После него осталось только одно письмо, написанное перед уходом Николаю Чуковскому, в котором он просил друга рассчитаться с его долгами после получения причитавшегося ему гонорара.

Письмо заканчивалось такими словами: " А меня не ищите, я отправляюсь в далекие края".

"Через две недели, - вспоминает Вениамин Каверин, - Чуковские получили письмо из Брянска от матери Леонида Ивановича. Она писала, что он прислал ей, без единого слова объяснения, свои носильные вещи. "Умоляю вас, сообщите мне о судьбе моего несчастного сына".

Добычин Леонид Иванович Добы́чин Леонид Иванович

(1896-1936), русский писатель. В сборниках рассказов «Встречи с Лиз» (1927), «Портрет» (1931) столкновение «бывшего» мира с послереволюционной действительностью; антипсихологизм, лирический подтекст. В романе «Город Эн» (1935) воспоминания героя о детстве.

ДОБЫЧИН Леонид Иванович

ДОБЫ́ЧИН Леонид Иванович , русский писатель.
Семья. Учеба. Первые литературные опыты
Родился в семье медиков, отец - врач, мать - акушерка. Был в семье старшим из пятерых детей. Учился в гимназии Двинска (ныне Даугавпилс), куда Добычины переехали в 1896. В 1916 окончил Петербургский политехнический институт. Сведений о жизни Добычина в столице во время Октябрьской революции 1917 нет. Весной 1918 перебрался в Брянск, куда переселилась его семья. Недолгое время работал учителем, затем статистиком.
Весной 1924 послал в Ленинград М. Кузмину (см. КУЗМИН Михаил Алексеевич) свой первый рукописный сборник из пяти рассказов «Вечера и старухи», но ответа не получил. В августе 1924 отправил в ленинградский журнал «Русский современник» два рассказа - «Встречи с Лиз» и «Козлова». Один из руководителей журнала, К. Чуковский (см. ЧУКОВСКИЙ Корней Иванович) , принял оба, сразу же напечатав «Встречи с Лиз» (1924, № 4).
Добычин и Джойс
В 1925 начались регулярные поездки Добычина из Брянска в Ленинград. Однако доминантой его судьбы всегда оставалось одиночество.
Его нередко сравнивали с Джойсом (см. ДЖОЙС Джеймс) . Обоим писателям свойственна внеконфессиональная религиозность - знак сыновней оставленности, покинутости. В их «одиссеях» ближайший автору герой - обездоленный сын, Телемак, - в омерзительном мире «взрослых женихов», чей удел - нравственный паралич. А в общении с паралитиками уже безразлично, добрые они или злые. Едва ли не в этом омерзении кроется разгадка добычинских сюжетов, индифферентных по отношению к «добру» и «злу». В такой ситуации художник выбирает нейтральную позицию «хроникера». Она удобна для решения современных художественных задач и, прежде всего, - для замены традиционного в беллетристике фабульного построения сюжета монтажом, на что обращают внимание большинство исследователей стилистики Добычина. Восходящую к «монтажным» открытиям Г. Флобера (см. ФЛОБЕР Гюстав) в «Госпоже Бовари», ее утвердило знакомство с кинематографом.
Психологически метод Добычина обоснован установкой на «инфантилизм», противопоставленный в своей дискретности «взрослому» сознанию.
В прозе Добычина верх берет печаль, а не сатира. Из чего не следует, что к «страшному миру» он был слеп или глух. С первых же литературных шагов он все прекрасно понимал - и про «Начальников» и про «Цензуру» (подобные «опасные» слова писатель с саркастической почтительностью неизменно пишет с заглавных букв). Но «обличительство» его состояло в том, что он как бы не замечал предмет обличения, лишал его чести быть персонифицированным, описывал как мертвую природу. Буквально писал «натюрморты» на поле брани и воплей. Добычин «не заметил» в своей прозе никаких Больших Людей, никаких Больших Идей. «Не заметил» и саму Советскую Власть.
«Встречи с Лиз»
Летом 1926 Добычин устроился на новое место работы в Брянске в Губстатбюро, в «отдел местного хозяйства». В 1927 в Ленинграде вышел его первый сборник «Встречи с Лиз». Следующий сборник рассказов «Портрет» появляется в конце 1930 (в выходных данных - 1931). В расширенном и переработанном виде он повторил книгу «Встречи с Лиз». В 1933 прозаиком подготовлен, но не издан сборник «Матерьял», в котором также предполагалось использовать уже печатавшиеся тексты. При скрупулезной тщательности литературной отделки Добычин оставляет свои произведения как бы открытыми. В том числе и создававшийся несколько лет роман из провинциальной жизни «Город Эн» (1935). Установка писателя такова: книгу всякий раз можно монтировать заново - главное в ней добротность, качественность материала. Важна исходная чистота, открытые самим автором «первоэлементы» искусства, его «монады». Добычин полагал, что жизнь, увиденная на расстоянии вытянутой руки, и есть та самая субстанция, которую следует в первую очередь соотносить с мировой гармонией и мировыми катаклизмами.
Переезд в Ленинград
До 1934 Добычин жил «несостоявшимся событием» переезда в Ленинград, но в ленинградской литературной атмосфере дышать оказалось не легче, чем в городе Эн. Доброжелательно о Добычине написал только литературовед Н. Степанов, другие рецензенты не стесняли себя ни в объеме, ни в выражениях - «Позорная книга», «Об эпигонстве», «Пустословие» - так назывались отклики на книги Добычина.
Особенно досталось «Городу Эн». А между тем, лейтмотив этого романа - жажда укорененной человеческой потребности в дружбе и душевном общении. Что все это невозможно, что полная открытость иллюзорна и ведет к драме - об этом еще только начинает смутно догадываться его маленький герой.
«Шуркина родня»
Последняя вещь Добычина - повесть «Шуркина родня» - была опубликована только в постперестроечном 1993. Описанная в ней глухая провинциальная жизнь бурных военных и революционных лет к добрым делам не склоняет никого из персонажей. Заканчивается эта история просто: «Шурка подумал и решил, что нужно снова идти в жулики».
В разгар декларируемых побед Большого Искусства Добычин показал, что «уродливое», «одномерное» существование «маленького человека» - по-прежнему вечная тема русской прозы.
Трагический конец
Обстоятельства последних месяцев жизни Добычина трагичны. Вслед за статьей «Правды» от 28 января 1936 «Сумбур вместо музыки» на веренице литературных обсуждений и собраний писатель оказался в Ленинграде главной мишенью и как «формалист», и как «натуралист». 25 марта в Доме писателя Добычин отверг обвинения практически одной фразой и сразу же ушел. Собрания, на которых его клеймили, продолжались до середины апреля. Добычина уже на них не было. Он пропал. Свое последнее письмо к Чуковскому закончил словами: «А меня не ищите - я отправляюсь в далекие края». Тайный осведомитель заявил в НКВД, что 28 марта Добычин покинул свою квартиру, отдав ему ключи, и сказал, что больше в нее не вернется. После этого Добычина никто не видел ни живым ни мертвым.
Безнадежность случая Добычина состояла в том, что он погиб, противостоя всей Литературной Общественности, а не только Начальникам.

Леонид Иванович Добычин (5 июня 1894, Люцин, Витебская губерния - после 28 марта 1936, Ленинград) - русский советский писатель.

Биография

Родился в семье уездного врача Ивана Андриановича Добычина (1855-1902), в 1896 году переведённого на службу в Двинск (ныне Даугавпилс). Мать будущего писателя, Анна Александровна, окончила Петербургский повивальный институт и была известной в Двинске акушеркой. У Леонида было два младших брата и две сестры.

Учился в Двинском реальном училище. В 1911 году поступил на экономическое отделение Петроградского политехнического института. В 1916-1917 годах заведовал Статистическим бюро по делам бумажной промышленности в Петрограде. 21 июня 1917 года Добычин подал прошение об отчислении из института. В 1918 году переселился в Брянск вместе с семьёй. Там он сначала работает учителем на курсах для переэкзаменующихся, затем статистиком-экономистом в Губстатбюро и других учреждениях города.

К осени 1925 года относится первая неудачная попытка Добычина переселиться в Ленинград. В это время он знакомится с семьёй Чуковских, позднее в круг общения попадают также Слонимский, Гор, Каверин, Степанов, Рахманов, Тагер, Тынянов, Шварц, Шкапская и Эрлих.

Последняя прижизненная книга Добычина «Город Эн» (М., 1935) не привлекла внимания цензоров, хотя именно она послужила поводом разнузданной травли писателя на состоявшейся в Ленинграде в конце марта-начале апреля 1936 г. литературной дискуссии «О борьбе с формализмом и натурализмом».

Исчезновение

После погромного собрания 25 марта 1936 года в Ленинградском Союзе писателей посередине дискуссии Добычин исчез: скорее всего, он покончил жизнь самоубийством, хотя документально это не доказано. 26 марта писателю позвонил Вениамин Каверин:

На следующий день я позвонил ему, и разговор начался, как будто ничего не случилось. Всё же он хотел - и это почувствовалось, - чтобы речь зашла о вчерашнем вечере, и я осторожно спросил, почему он ограничился одной фразой. - Потому что я маленького роста, и свет ударил мне прямо в глаза, - ответил он с раздражением. Он говорил о лампочках на кафедре, поставленных так, чтобы освещать лицо докладчика. Потом мы замолчали, и в трубке послышалось нервное дыхание. В его манере держаться всегда чувствовалось напряжение, как будто изо всех сил он удерживал рвавшуюся из него прямоту. Так было и в этом разговоре. Он хрипло засмеялся, когда я с возмущением сказал что-то о Добине и Берковском, и саркастически заметил: - Они были совершенно правы.

Мы простились спокойно. Мне и в голову не пришло, что я в последний раз услышал его голос.

Вениамин Каверин. Эпилог. М.: Русская книга, 2002. С.204

Творчество

Дебютировал в 1924 году рассказами в ленинградском журнале «Русский современник». В сборниках рассказов «Встречи с Лиз» (1927), «Портрет» (1931) изображается столкновение «бывшего» мира с послереволюционной действительностью; новеллам свойствен антипсихологизм, лирический подтекст. В романе «Город Эн» (1935) основой повествования являются воспоминания героя о детстве.

Переиздавать писателя начали только после начала перестройки, в 1989 году.

Образ Добычина в художественной литературе

В 2012 году писатель Олег Юрьев опубликовал «Неизвестное письмо писателя Л. Добычина Корнею Ивановичу Чуковскому», представляющее альтернативную версию событий, последовавших за исчезновением Добычина в 1936 году. Согласно этой «найденной рукописи», Добычин, разыграв самоубийство, устроился под другим именем на работу в колхоз «Шушары», войну провёл под оккупацией в Пушкине, незадолго до конца был вывезен немцами, после войны отбыл срок в Экибастузе и снова вернулся на работу в колхоз «Шушары».

Память

С 1991 года в Даугавпилсе местный университет проводит ежегодные «Добычинские чтения» - научные конференции, посвящённые творчеству писателя.

2 сентября 2012 года на православном кладбище Даугавпилса открыт памятник Леониду Добычину, установленный у могилы его отца.