Иван Тургенев — Христос (Стихотворение в прозе): Стих.


Кто хочет писать для всех времен, тот должен быть краток, сжат и ограничен существенным: он должен до скупости задумываться над каждой фразой и над каждым словом...

Артур Шопенгауэр

На протяжении всего творческого пути Тургенев стремился соединить свои философские и художественные искания, соединить поэзию и прозу. Это в совершенстве удается писателю в его последнем произведении - “Стихотворениях в прозе”. За пять лет (1877-1882) было написано около восьмидесяти миниатюр, разнообразных по содержанию и форме, объединяющих вопросы философии, морали, эстетики. Этюды реальной жизни сменяются фантазиями и снами, живые люди действуют рядом с аллегорическими символами. Какая бы тема ни затрагивалась в стихотворениях, в какие бы образы и жанры она ни облекалась, в них всегда отчетливо ощущается голос автора. Написанные под конец литературной деятельности, “Стихотворения в прозе” в концентрированной форме выражают многолетние философские раздумья Тургенева, различные грани его духовного облика. В художественном мире писателя всегда противостояли друг другу два голоса: пантеистическое преклонение перед красотой и совершенством природной жизни конкурировало в сознании Тургенева с шопенгауэровским представлением о мире как юдоли страданий и бессмысленных скитаний бесприютного человека. Влюбленность в земную жизнь с ее дерзкой, мимолетной красотой не исключает трагических нот, мыслей о конечности человеческой жизни. Сознание ограниченности бытия преодолевается страстным желанием жить, доходящим до жажды бессмертия и дерзкой надежды, что человеческая индивидуальность не исчезнет, а красота явления, достигнув полноты, не угаснет.

Дуализм миропонимания Тургенева определяет внутреннюю полемичность решения ряда философских проблем, составляющих основу “Стихотворений в прозе”: жизнь и смерть; любовь как высшая форма бытия, внутри которой возможно слияние небесного и земного; религиозные мотивы и интерпретация образа Христа.

Главной особенностью цикла стихотворений является слияние индивидуального и всеобщего. Лирический герой даже в самых сокровенных раздумьях выступает выразителем всечеловеческого содержания. В миниатюрах раскрываются разнообразные грани духа, которому свойственна не только напряженная страсть жизнелюбия, но и мысль, обращенная к универсальному плану бытия. Отсюда проистекает двойственность подхода к проблеме жизни и смерти. С одной стороны, Тургенев выступает наследником Шопенгауэра, утверждая бесприютность и бренность человеческого существования. Это дает возможность говорить о катастрофизме сознания писателя, обусловленным как общемировоззренческим настроем, так и особенностями жизни последних лет и приближением старости. С другой стороны, Тургенев не вполне удовлетворен пессимизмом Шопенгауэра, согласно которому, жизнь есть проявление темной и бессмысленной воли.

Две грани проблемы воплощены в двух группах стихотворений. Мысль о трагическом одиночестве и беспомощности перед лицом смерти раскрывается в стихотворениях “Старуха”, “Конец света”, “Собака”, “Морское плавание”, “Соперник”. Обратившись непосредственно к анализу названных произведений, легко проследить эволюцию проблемы и наполнение ее новыми нюансами.

Мысль о человеческом ничтожестве становится сквозным мотивом в цикле и в каждой лирико-философской миниатюре разрабатывается с дополнительными оттенками.

“Старуха” в одноименном фрагменте олицетворяет судьбу и ведет человека только к могиле.

Неотвратимость смерти - удел человека. Извечный ужас человека перед смертью приобретает в этом стихотворении совершенно пессимистический характер. Смерть становится единственной реальностью для индивида, взятого вне общественных связей, вне его социальности. Человек, выступающий здесь как биологическое существо, соотносит себя со вселенским миром. Перед его лицом он чувствует себя ничтожным и случайным.

Трагическое олицетворение смерти, ее неизбежности уступает место пессимистическому толкованию.

Это настроение катастрофичности бытия находит предельное выражение в стихотворение “Конец света” с подзаголовком “Сон”.

Рассказчику чудится необычное происшествие: провалилась земля, море обступило уцелевший домик на круге, “оно растет, растет громадно... сплошная чудовищная волна морозным вихрем несется, крутится тьмой кромешной”. Наступает конец света: “Темнота... темнота вечная!” Ожидание конца света связывается с Россией, собравшиеся люди объяты ужасом от ожидания надвигающейся катастрофы.

В подобной трактовке проблем жизни и смерти сказались индивидуалистическая настроенность лирического героя, который чувствует себя слабым и несчастным отщепенцем, он видит перед собой целое и боится его. Смерть воспринимается как космическая катастрофа, перед лицом которой все ценности утрачивают свой смысл. Смерть становится единственной абсолютной реальностью. Психологию ужаса и страха писатель связывает с отрицанием высшего разума во вселенной, глубинных сущностных сил.

В миниатюрах “Собака” и “Морское плавание” разрабатывается та же тема беспомощности и обреченности человека, но с новыми оттенками в развитии этого мотива.

В стихотворении “Собака” человек и животное оказываются родными братьями перед лицом смерти, окончательного разрушения. Они объединяются общей сущностью, “трепетным огоньком” жизни и страхом потерять его. Человек, обладающий самосознанием, понимает трагическую участь всего живого на земле, а собака “немая, она без слов, она сама себя не понимает...” Но “одна и та же жизнь жмется пугливо к другой”. Солидарность человека с животным, готовность сострадать ему, тоже обреченному на гибель, - вот то новое, которое вносится в разработку этой темы “человеческого ничтожества” фрагментом “Собака”.

В “Морском плавании” на пароходе два пассажира: человек и маленькая обезьянка, привязанная к одной из скамеек палубы. В призрачной мглистой пустыне моря, в полнейшем одиночестве они ощутили родство и радость при встрече друг с другом, какое-то успокоение: “погруженные в одинаковую бессознательную думу, мы пребывали друг подле друга, словно родные”. Человек и животное объединяются общей сущностью - волею к жизни, которая становится болезненной из-за постоянного изнуряющего страха перед неизбежностью окончательного разрушения.

В миниатюре “Соперник” раздумье над бренностью и скоротечностью человеческого существования обогащается новыми штрихами и оттенками. Умершей товарищ-соперник явился повествователю в виде призрака, как обещал когда-то: “и вдруг мне почудилось, что между окон стоит мой соперник - и тихо печально качает сверху вниз головою”. Не ответив ни на один вопрос, он исчезает. Напрашивается вывод о таинственности жизни, ее иррациональности, неисчерпаемости, который звучал и в “Таинственных повестях”.

Но Тургенев в “Стихотворениях в прозе” выступает как источник жизнелюбия, тонко чувствующий красоту жизни, умеющий преодолевать мрачные настроения. Даже там, где автор размышляет об одиночестве и старости, слышен бодрый голос человека, не желающего смириться с превратностями судьбы.

О жажде жизни, о пробуждении чувства “задыхающейся радости” от сознания, что ты жив, говорит Тургенев в стихотворении “Уа..! Уа..!” Писатель вспоминает в нем о юности, когда увлекался Байроном, представлял себя Манфредом и “лелеял мысль о самоубийстве”. И вот однажды, забравшись высоко в горы, он решил навсегда расстаться с “ничтожным миром”. Но крик младенца, неожиданно раздавшейся в “этой пустынной дикой выси, где всякая жизнь, казалось, давно замерла”, возвратил его к жизни.

Две противоречивые картины нарисовал здесь художник. Мертвые скалы и камни, резкий холод, черные клубы ночных теней и страшная тишина - это царство смерти. Низкая хижина, трепетный огонек, молодая женщина-мать и крик ребенка олицетворяют жизнь. В противоборстве жизни и смерти побеждает жизнь. С пробуждением в человеке любви к жизни уходят романтические мечты: “Байрон, Манфред, мечты о самоубийстве, моя гордость и мое величие, куда вы все девались?..”

Плач младенца вступил в борьбу со смертью и победил ее, спас человека и вернул его к жизни: “О горячий крик человеческой, только что народившийся жизни, ты меня спас, ты меня вылечил!”

Одной из форм преодоления бессмысленности жизни является любовь, входящая в цикл как одна из стержневых тем.

Для писателя любовь - вполне реальное, земное чувство, но обладающее огромной силой. Оно внезапно налетает на человека и целиком поглощает его. Перед этой мощной, стихийной силой любви человек беспомощен и беззащитен.

Любовь как большое, неодолимое чувство, как источник радости и страдания рисуется Тургеневым в стихотворении “Роза”. Любящим существом выступает здесь женщина, которой автор не дает ни имени, ни биографии. Он называет ее просто - Она, придавая тем самым всему стихотворению обобщенный смысл. Любовь налетела на нее внезапно. Глубину и сложность переживаний человека, оказавшегося во власти любви, передает Тургенев с помощью двух образов природы: внезапного порывистого ливня, промчавшегося над широкой равниной, и молодой, чуть распустившейся, но уже с измятыми и запачканными лепесткамирозы, брошенной в горящий камин. Первый олицетворяет собой неожиданное и бурное проявление чувства, вторая - разрушительную силу любви, которая в своем пламени сжигает человека.

Одними из очевидно выраженных интересов Тургенева являются религиозные мотивы, сконцентрированные в основном вокруг проблемы соотношения небесной истины и человеческой правды и интерпретации образа Христа.

Иногда в рассказах героев Христос обретает реальные очертания. Лукерья из “Живых мощей” рассказывает свой чудесный сон, когда к ней явился Христос.

Образ Христа создан Тургеневым в одноименном стихотворении. Первоначально оно имело подзаголовок “Сон”, но потом было снято автором. Сон превратился в видение.

Мысль о простоте, обыденности Христа является основной в стихотворении. Христос - человек, он такой же, как все люди.

Написанные в конце жизни Тургеневым и являющиеся его своеобразным поэтическим завещанием, “Стихотворения в прозе” ярко характеризуют личность, мировоззрение и творчество знаменитого художника слова.

Радужный венчик окружал каждое маленькое пламя. Темно и тускло было в церкви... но народу сто­яло передо мною много.

Всё русые, крестьянские головы. От времени до времени они начинали колыхаться, падать, поднимать­ся снова, словно зрелые колосья, когда по ним медлен­ной волной пробегает летний ветер.

Вдруг какой-то человек подошел сзади и стал со мною рядом.

Я не обернулся к нему - но тотчас почувствовал, что этот человек - Христос.

Умиление, любопытство, страх разом овладели мною. Я сделал над собою усилие... и посмотрел на своего соседа.

Лицо, как у всех,- лицо, похожее на все человече­ские лица. Глаза глядят немного ввысь, внимательно и тихо. Губы закрыты, но не сжаты: верхняя губа как бы покоится на нижней. Небольшая борода раздвоена. Руки сложены и не шевелятся. И одежда на нем как на всех.

«Какой же это Христос! - подумалось мне.-Та­кой простой, простой человек! Быть не может!»

Я отвернулся прочь. Но не успел я отвести взор от того простого человека, как мне опять почудилось, что это именно Христос стоит со мной рядом.

Я опять сделал над собою усилие... И опять увидел то же лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хоть и незнакомые черты.

И мне вдруг стало жутко - и я пришел в себя. Только тогда я понял, что именно такое лицо-лицо, похожее на все человеческие лица,- оно и есть лицо Христа.

Декабрь, 1878

Я видел себя юношей, почти мальчиком в низкой деревенской церкви. Красными пятнышками тепли­лись перед старинными образами восковые тонкие свечи.
Радужный венчик окружал каждое маленькое пламя. Темно и тускло было в церкви... но народу сто­яло передо мною много.
Всё русые, крестьянские головы. От времени до времени они начинали колыхаться, падать, поднимать­ся снова, словно зрелые колосья, когда по ним медлен­ной волной пробегает летний ветер.
Вдруг какой-то человек подошел сзади и стал со мною рядом.
Я не обернулся к нему - но тотчас почувствовал, что этот человек - Христос.
Умиление, любопытство, страх разом овладели мною. Я сделал над собою усилие... и посмотрел на своего соседа.
Лицо, как у всех,- лицо, похожее на все человече­ские лица. Глаза глядят немного ввысь, внимательно и тихо. Губы закрыты, но не сжаты: верхняя губа как бы покоится на нижней. Небольшая борода раздвоена. Руки сложены и не шевелятся. И одежда на нем как на всех.
«Какой же это Христос! - подумалось мне.-Та­кой простой, простой человек! Быть не может!»
Я отвернулся прочь. Но не успел я отвести взор от того простого человека, как мне опять почудилось, что это именно Христос стоит со мной рядом.
Я опять сделал над собою усилие... И опять увидел то же лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хоть и незнакомые черты.
И мне вдруг стало жутко - и я пришел в себя. Только тогда я понял, что именно такое лицо-лицо, похожее на все человеческие лица,- оно и есть лицо Христа.

Тургенев принадлежал к плеяде крупнейших русских писате­лей второй половины XIX века. На склоне жизни он создал лирико-философские «Стихотворения в прозе». Не все произведения из этого цикла включены в школьную программу, хотя многие из них имеют большое воспитательное значение в образовательном процессе.

Лучшие черты русского народа, его сердечность, отзывчивость к страданиям ближних Тургенев запечатлел в стихотворениях «Два богача», «Маша», «Щи», «Повесить его!». Здесь, как и в «Записках охотника», показано нравственное превосходство простого русского мужика над представителями господствующих классов.

В стихотворении «Два богача» богачу Ротшильду, «который из своих доходов уделяет целые тысячи на воспитание детей, на лечение больных…», Тургенев противопоставил бедное крестьянское семейство, «принявшее сироту-племянницу в свой разоренный домишко». «Возьмем мы Катьку,- говорила баба, - последние гроши на нее пойдут, - не на что будет соли добыть, похлебку посолить…»

А мы ее… и не соленую,- ответил мужик, ее муж.

Сколько подлинного благородства, сердечности и моральной силы в этом мужике. И Тургенев не случайно заканчивает стихотворение «Два богача» восклицанием: «Далеко Ротшильду до этого мужика!» .

Глубина чувств простого русского человека запечатлена в образе молодого извозчика, скорбящего о смерти своей жены в стихотворении «Маша».

Особенно любил Тургенев беседовать «с ночными извозчиками, бедными подгородными крестьянами, прибывавшими в столицу с окрашенными вохрой санишками и плохой клячонкой - в надежде и самим прокормиться и собрать на оброк господам».

Вот однажды он беседует с таким извозчиком. «Парень лет двадцати, рослый, статный, молодец молодцом; глаза голубые, щеки румяные; русые волосы вьются колечками из-под надвинутой на самые брови заплатанной шапоньки. И как только налез этот рваный армячишко на эти богатырские плеча!» Парень стал рассказывать ему о своей жене. Тургенев отмечает, что «русские, как правило, не склонны к нежным чувствам», но в словах извозчика звучала «необычайная нежность». « И как же дружно мы жили с ней! Без меня скончалась. Я как узнал здесь, что ее, значит, уже похоронили, - сейчас в деревню поспешил, домой.

Приехал - а уж за́ полночь стало. Вошел я к себе в избу, остановился посередке и говорю так-то тихохонько: «Маша! а Маша!» Только сверчок трещит». Горе, сострадание звучат в словах извозчика: «Заплакал я тутотка, сел на избяной пол - да ладонью по земле как хлопну! «Ненасытная, говорю, утроба!.. Сожрала ты ее... сожри ж и меня! Ах, Маша!» .

В стихотворении «Щи», так же как и в стихотворении «Два богача», мир богачей, бар, противопоставляется миру бедных, нищих крестьян, причем симпатии писателя-гуманиста на стороне последних. Одинаковое горе, казалось бы, должно было сблизить двух матерей, но социальное неравенство рождает бездну между женщинами, и одна мать, которая некогда пережила такое же горе, не понимает и никогда не поймет другую.

У вдовы умер единственный сын. Помещица, потерявшая несколько лет назад девятимесячную дочь, навещает бабу. Она застала ее дома. «Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки (левая висела плетью) черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой. Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли... но она держалась истово и прямо, как в церкви».

«А щам не пропадать же: ведь они посолённые»,- говорит она.

«Барыня только плечами пожала - и пошла вон. Ей-то соль доставалась дешево» .

Одно из тургеневских стихотворений в прозе, «Повесить его!», имеет историческую основу. События происходят в преддверии битвы при Аустерлице, печально вошедшей в историю как позорно проигранная Россией. Кажущаяся с первого взгляда печальной реалией жизни русских солдат в Австрии, где ими творились грабежи и бесчинства, а в суматохе войны наказывались и правые, и виновные, история эта помимо конкретно-исторического имеет другой, гораздо более важный, нравственно-философский аспект. Основой стихотворения послужил один из важнейших, «проклятых» вопросов, рассматриваемый в произведениях Пушкина, Толстого, Достоевского, - что есть Истина и что есть человек перед ее лицом? Проблема эта в рассказе «Повесить его!» решается автором на примере истории, трагический исход которой намеренно снижен ее обыденными, бытовыми обстоятельствами, истории о том, как денщик офицера-повествователя оказался приговорен к смерти по ничтожному, несправедливому обвинению в воровстве кур хозяйки, в доме которой они остановились. Эта трагически нелепая ситуация, когда хозяйка, обвиненный ею Егор Автамонов, в реальности «честный и смирный» человек, и его господин предстали перед судом в лице проезжавшего мимо генерала, выявляет нравственный уровень личности каждого героя. При вынесении генералом, «рассеянным и угрюмым человеком», приговора нам открывается сущность Егора Автамонова, «праведника», как называет его офицер-повествователь. Будучи человеком кристально чистым, абсолютно честным, преданным службе, Егор и не пытался защитить себя перед генералом. Очевидно, уверенный в своей невиновности, зная, что чист перед богом, он надеялся на справедливый суд и не видел необходимости доказывать свою непричастность к воровству этому человеку, «толстому и обрюзглому», «с понурой головой», которому, собственно, была безразлична судьба Егора... «Истина не требует доказательств» - так, наверное, думал денщик, вытянувшийся в струнку, испуганный, «белый, как глина», но все-таки молчавший. Как истинный праведник, Егор смог достойно принять смерть, страшное приказание генерала, повторяя только: «Видит бог, не я», знал, что предстанет перед всевышним, более милосердным судьей, с чистой совестью. Кроме того, он прощает хозяйку, просит, «чтобы она не убивалась», понимая, что эта женщина, прозревшая ценой его гибели, останется жить с тяжким грузом вины. Она, погубившая свою душу этим грехом, наказана гораздо в большей степени, нежели Егор... Духовная сила этого человека ставит его неизмеримо выше других героев. Хозяин же его, в отличие от своего денщика, не выдержал испытания правдой. Будучи человеком другого уровня нравственного развития, офицер не понимает, почему Егор не оправдывается, не борется за свое спасение, «ничего не говорит генералу» . Несмотря на отчаяние, на нестерпимую жалость, хозяин Автамонова смалодушничал, не решился защитить своего подчиненного: страх самому оказаться в немилости, вызвать гнев генерала был сильнее... Эта косвенная вина в смерти Егора так и осталась незаживающей раной, несмываемым пятном позора в душе офицера, который спустя много лет в полной мере осознал необыкновенные нравственные качества своего денщика и также простил себя.

В «Стихотворениях в прозе» с особой теплотой Тургенев пишет о родине. Прозвучав впервые, эта тема никогда не исчезала из творчества писателя.

Пейзажная зарисовка, данная в произведении «Деревня» проникнута пониманием деревенской крестьянской жизни, к самому русскому крестьянству и радостью, что это уже не крепостная деревня, а вольная. Благодаря этому создается идеализация деревенского быта того времени. Упоминание в конце стихотворения о русско-турецкой войне 1878 года и мечте «патриотов» о том, чтобы водрузить «крест на куполе Святой Софии в Царь-Граде», имеет тот смысл, что благоустройство жизни крестьянина, а не войны и не захват земель и городов должны составлять истинный предмет забот русского человека.

Сфинкс – крылатое чудовище с туловищем льва и женскою головою. Обитая на скале близ Фив, сфинкс задавал прохожим загадку и уничтожал тех, кто не мог их решить. А загадка была такая: «Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?» Эдип разгадал загадку сфинкса. И фиванцы сделали его своим царем.

Образ сфинкса не оставлял Тургенева на всем протяжении его литературной деятельности. Уподобление России сфинксу в первый раз встречается у Тургенева в его письме к П. Виардо от 4 (16) мая 1850 г. из Куртавнеля: «Россия подождет - эта огромная и мрачная фигура, неподвижная и загадочная, как сфинкс Эдипа. Она поглотит меня немного позднее. Мне кажется, я вижу ее тяжелый, безжизненный взгляд, устремленный на меня с холодным вниманием, как и подобает каменным глазам. Будь спокоен, сфинкс, я вернусь к тебе, и тогда ты можешь пожрать меня в свое удовольствие, если я не разгадаю твоей загадки! Но оставь меня в покое еще на несколько времени! Я возвращусь к твоим степям!» . Эта мысль появляется в стихотворении «Сфинкс» . Можно догадаться, что стихотворение Тургенева связано с «неразгаданным сфинксом русской жизни». Русский мужик представляется Тургеневу сфинксом, таящим загадку: «Да это ты, Карп, Сидор, Семен, ярославский, рязанский мужичок, соотчич мой, русская косточка! Давно ли попал ты в сфинксы?» Эту загадку не разгадали даже славянофилы. А эта полемика с ними заключается в строке: «Увы! не довольно надеть мурмолку, чтобы сделаться твоим Эдипом, о всероссийский сфинкс!»

Нимфы - мифологические божества, населяющие моря, реки, долины, леса. Они восходили на Олимп, участвовали в совете богов, вели веселую жизнь, вдохновляли поэтов. В их культе сказывался жизнерадостный дух сказочного мира. Мечта о возрождении этого духа роднит Тургенева с Шиллером и Гете.

Пана древние греки почитали как покровителя пастухов, охотников, рыбаков, пчеловодов. Он бродит по лесам и горам, гуляет с нимфами, играет на свирели. Выражение «Умер великий пан!» в стихотворении «Нимфы», впервые употребленное Плутархом, означает конец целой эпохи.

Одними из очевидно выраженных интересов Тургенева являются религиозные мотивы, сконцентрированные в основном вокруг проблемы соотношения небесной истины и человеческой правды и интерпретации образа Христа. Произведения, в которых делалась попытка создать художественный образ Христа, были Тургеневу хорошо известны. Еще в 1850-х годах он видел, например, знаменитую картину А. Иванова «Явление Христа народу», созданную не без воздействия указанной книги Штрауса, которую в юности читал и Тургенев, знал картину И. Н. Крамского «Христос в пустыне» и полемику этого художника с М. М. Антокольским, создавшим скульптуру «Христос перед судом народа» (1875). Эта скульптура, в которой Антокольский, по его собственным словам, пытался изобразить Христа «как можно проще, покойнее, народнее», была создана в 1878 г., т. е. как раз в год, когда была организована всемирная выставка скульптуры в Париже. Образ Христа создан Тургеневым в стихотворении «Христос». Во всех авторских рукописях заглавие этого стихотворения в прозе имело подзаголовок «Сон» (за несколько лет перед тем в рассказе «Живые мощи» Тургенев изобразил сон Лукерьи о Христе).

Сон превратился в видение. Мысль о простоте, обыденности Христа является основной в стихотворении. В церкви юноша видит человека, у которого «…лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хоть и незнакомые черты». «Только тогда я понял, что именно такое лицо - лицо, похожее на все человеческие лица, - оно и есть лицо Христа» . И одежда у него обыкновенная. Христос - человек, он такой же, как все люди.

Среди стихотворений в прозе видное место занимает патриотическая миниатюра «Русский язык». С необыкновенной тонкостью и нежностью относился великий художник слова к русскому языку. Писатель призывал беречь наш прекрасный язык. Он верил в то, что русскому языку принадлежит будущее, что с помощью такого языка можно создавать великие произведения. «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя - как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!» .

Литература.

  1. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 30т.-М.:Наука, 1978. -735 с. Цитаты приводятся по этому изданию с указанием тома и страницы.
  2. Шаталов С.Е. "Стихотворения в прозе" И.С.Тургенева. В помощь учителю. – Арзамас,1961.-312с.
Я видел себя юношей, почти мальчиком в низкой деревенской церкви. Красными пятнышками теплились перед старинными образами восковые тонкие свечи. Радужный венчик окружал каждое маленькое пламя. Темно и тускло было в церкви... Но народу стояло передо мною много. Всё русые, крестьянские головы. От времени до времени они начинали колыхаться, падать, подниматься снова, словно зрелые колосья, когда по ним медленной волной пробегает летний ветер. Вдруг какой-то человек подошел сзади и стал со мною рядом. Я не обернулся к нему — но тотчас почувствовал, что этот человек — Христос. Умиление, любопытство, страх разом овладели мною. Я сделал над собою усилие... и посмотрел на своего соседа. Лицо, как у всех, — лицо, похожее на все человеческие лица. Глаза глядят немного ввысь, внимательно и тихо. Губы закрыты, но не сжаты: верхняя губа как бы покоится на нижней. Небольшая борода раздвоена. Руки сложены и не шевелятся. И одежда на нем как на всех. «Какой же это Христос! — подумалось мне. — Такой простой, простой человек! Быть не может!» Я отвернулся прочь. Но не успел я отвести взор от того простого человека, как мне опять почудилось, что это именно Христос стоит со мной рядом. Я опять сделал над собою усилие... И опять увидел то же лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хоть и незнакомые черты. И мне вдруг стало жутко — и я пришел в себя. Только тогда я понял, что именно такое лицо — лицо, похожее на все человеческие лица, — оно и есть лицо Христа. Декабрь, 1878

Я видел себя юношей, почти мальчиком в низкой деревенской церкви. Красными пятнышками теплились перед старинными образами восковые тонкие свечи.

Радужный венчик окружал каждое маленькое пламя. Темно и тускло было в церкви… Но народу стояло передо мною много.

Всё русые, крестьянские головы. От времени до времени они начинали колыхаться, падать, подниматься снова, словно зрелые колосья, когда по ним медленной волной пробегает летний ветер.

Вдруг какой-то человек подошел сзади и стал со мною рядом.

Я не обернулся к нему - но тотчас почувствовал, что этот человек - Христос.

Умиление, любопытство, страх разом овладели мною. Я сделал над собою усилие… и посмотрел на своего соседа.

Лицо, как у всех, - лицо, похожее на все человеческие лица. Глаза глядят немного ввысь, внимательно и тихо. Губы закрыты, но не сжаты: верхняя губа как бы покоится на нижней. Небольшая борода раздвоена. Руки сложены и не шевелятся. И одежда на нем как на всех.

«Какой же это Христос! - подумалось мне. - Такой простой, простой человек! Быть не может!»

Я отвернулся прочь. Но не успел я отвести взор от того простого человека, как мне опять почудилось, что это именно Христос стоит со мной рядом.

Я опять сделал над собою усилие… И опять увидел то же лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хоть и незнакомые черты.

И мне вдруг стало жутко - и я пришел в себя. Только тогда я понял, что именно такое лицо - лицо, похожее на все человеческие лица, - оно и есть лицо Христа.