Герой романа «Дворянское гнездо» Федор Лаврецкий. Лаврецкий («Дворянское гнездо»)- «Лишние люди» в произведениях И.С

Федор Иванович Лаврецкий (мы должны попросить у читателя позволение перервать на время нить нашего рассказа) происходил от старинного дворянского племени. Родоначальник Лаврецких выехал в княжение Василия Темного из Пруссии и был пожалован двумястами четвертями земли в Бежецком верху. Многие из его потомков числились в разных службах, сидели под князьями и людьми именитыми на отдаленных воеводствах, но ни один из них не поднялся выше стольника и не приобрел значительного достояния. Богаче и замечательнее всех Лаврецких был родной прадед Федора Иваныча, Андрей, человек жестокий, дерзкий, умный и лукавый. До нынешнего дня не умолкла молва об его самоуправстве, о бешеном его нраве, безумной щедрости и алчности неутолимой. Он был очень толст и высок ростом, из лица смугл и безбород, картавил и казался сонливым; но чем он тише говорил, тем больше трепетали все вокруг него. Он и жену достал себе под стать. Пучеглазая, с ястребиным носом, с круглым желтым лицом, цыганка родом, вспыльчивая и мстительная, она ни в чем не уступала мужу, который чуть не уморил ее и которого она не пережила, хотя вечно с ним грызлась. Сын Андрея, Петр, Федоров дед, не походил на своего отца; это был простой степной барин, довольно взбалмошный, крикун и копотун, грубый, но не злой, хлебосол и псовый охотник. Ему было за тридцать лет, когда он наследовал от отца две тысячи душ в отличном порядке, но он скоро их распустил, частью продал свое именье, дворню избаловал. Как тараканы, сползались со всех сторон знакомые и незнакомые мелкие людишки в его обширные, теплые и неопрятные хоромы; всё это наедалось чем попало, но досыта, напивалось допьяна и тащило вон что могло, прославляя и величая ласкового хозяина; и хозяин, когда был не в духе, тоже величал своих гостей дармоедами и прохвостами, а без них скучал. Жена Петра Андреича была смиренница; он взял ее из соседнего семейства, по отцовскому выбору и приказанию; звали ее Анной Павловной. Она ни во что не вмешивалась, радушно принимала гостей и охотно сама выезжала, хотя пудриться, по ее словам, было для нее смертью. Поставят тебе, рассказывала она в старости, войлочный шлык на голову, волосы все зачешут кверху, салом вымажут, мукой посыплют, железных булавок натыкают — не отмоешься потом; а в гости без пудры нельзя — обидятся, — мука! Она любила кататься на рысаках, в карты готова была играть с утра до вечера и всегда, бывало, закрывала рукой записанный на нее копеечный выигрыш, когда муж подходил к игорному столу; а всё свое приданое, все деньги отдала ему в безответное распоряжение. Она прижила с ним двух детей: сына Ивана, Федорова отца, и дочь Глафиру. Иван воспитывался не дома, а у богатой старой тетки, княжны Кубенской: она назначила его своим наследником (без этого отец бы его не отпустил); одевала его, как куклу, нанимала ему всякого рода учителей, приставила к нему гувернера, француза, бывшего аббата, ученика Жан-Жака Руссо, некоего m-r Courtin de Vaucelles, ловкого и тонкого проныру, — самую, как она выражалась, fine fleur эмиграции, — и кончила тем, что чуть не семидесяти лет вышла замуж за этого финь-флёра; перевела на его имя всё свое состояние и вскоре потом, разрумяненная, раздушенная амброй à la Richelieu, окруженная арапчонками, тонконогами собачками и крикливыми попугаями, умерла на шелковом кривом диванчике времен Лудовика XV, с эмалевой табакеркой работы Петито́ в руках — и умерла, оставленная мужем: вкрадчивый господин Куртен предпочел удалиться в Париж с ее деньгами. Ивану пошел всего двадцатый год, когда этот неожиданный удар (мы говорим о браке княжны, не об ее смерти) над ним разразился; он не захотел остаться в теткином доме, где он из богатого наследника внезапно превратился в приживальщика; в Петербурге общество, в котором он вырос, перед ним закрылось; к службе с низких чинов, трудной и темной, он чувствовал отвращение (всё это происходило в самом начале царствования императора Александра); пришлось ему поневоле вернуться в деревню, к отцу. Грязно, бедно, дрянно показалось ему его родимое гнездо; глушь и копоть степного житья-бытья на каждом шагу его оскорбляли; скука его грызла; зато и на него все в доме, кроме матери, недружелюбно глядели. Отцу не нравились его столичные привычки, его фраки, жабо, книги, его флейта, его опрятность, в которой недаром чуялась ему гадливость; он то и дело жаловался и ворчал на сына. «Всё здесь не по нем, — говаривал он, — за столом привередничает, не ест, людского запаху, духоты переносить не может, вид пьяных его расстраивает, драться при нем тоже не смей, служить не хочет: слаб, вишь, здоровьем; фу ты, неженка эдакой! А всё оттого, что Волтер в голове сидит». Старик особенно не жаловал Вольтера да еще «изувера» Дидерота, хотя ни одной строки из их сочинений не прочел: читать было не по его части. Петр Андреич не ошибался: точно, и Дидерот и Вольтер сидели в голове его сына, и не они одни — и Руссо, и Рейналь, и Гельвеций, и много других, подобных им, сочинителей сидели в его голове, — но в одной только голове. Бывший наставник Ивана Петровича, отставной аббат и энциклопедист, удовольствовался тем, что влил целиком в своего воспитанника всю премудрость XVIII века, и он так и ходил наполненный ею; она пребывала в нем, не смешавшись с его кровью, не проникнув в его душу, не сказавшись крепким убежденьем... Да и возможно ли было требовать убеждений от молодого малого пятьдесят лет тому назад, когда мы еще и теперь не доросли до них? Посетителей отцовского дома Иван Петрович тоже стеснял; он ими гнушался, они его боялись, а с сестрой Глафирой, которая была двенадцатью годами старше его, он не сошелся вовсе. Эта Глафира была странное существо: некрасивая, горбатая, худая, с широко раскрытыми строгими глазами и сжатым тонким ртом, она лицом, голосом, угловатыми быстрыми движениям напоминала свою бабку, цыганку, жену Андрея. Настойчивая, властолюбивая, она и слышать не хотела о замужестве. Возвращение Ивана Петровича ей пришлось не по нутру; пока княжна Кубенская держала его у себя, она надеялась получить по крайней мере половину отцовского имения: она и по скупости вышла в бабку. Сверх того, Глафира завидовала брату; он так был образован, так хорошо говорил по-французски, с парижским выговором, а она едва умела сказать «бонжур» да «коман ву порте ву?». Правда, родители ее по-французски вовсе не разумели, да от этого ей не было легче. Иван Петрович не знал, куда деться от тоски и скуки; невступно год провел он в деревне, да и тот показался ему за десять лет. Только с матерью своею он и отводил душу и по целым часам сиживал в ее низких покоях, слушая незатейливую болтовню доброй женщины и наедаясь вареньем. Случилось так, что в числе горничных Анны Павловны находилась одна очень хорошенькая девушка, с ясными, кроткими глазками и тонкими чертами лица, по имени Маланья, умница и скромница. Она с первого раза приглянулась Ивану Петровичу; и он полюбил ее: он полюбил ее робкую походку, стыдливые ответы, тихий голосок, тихую улыбку; с каждым днем она ему казалась милей. И она привязалась к Ивану Петровичу всей силою души, как только русские девушки умеют привязываться, — и отдалась ему. В помещичьем деревенском доме никакая тайна долго держаться не может: скоро все узнали о связи молодого барина с Маланьей; весть об этой связи дошла, наконец, до самого Петра Андреича. В другое время он, вероятно, не обратил бы внимания на такое маловажное дело; но он давно злился на сына и обрадовался случаю пристыдить петербургского мудреца и франта. Поднялся гвалт, крик и гам: Маланью заперли в чулан; Ивана Петровича потребовали к родителю. Анна Павловна тоже прибежала на шум. Она попыталась было укротить мужа, но Петр Андреич уже ничего не слушал. Ястребом напустился он на сына, упрекал его в безнравственности, в безбожии, в притворстве; кстати, выместил на нем всю накипевшую досаду против княжны Кубенской, осыпал его обидными словами. Сначала Иван Петрович молчал и крепился, но когда отец вздумал грозить ему постыдным наказаньем, он не вытерпел. «Изувер Дидерот опять на сцене, — подумал он, — так пущу же я его в дело, постойте; я вас всех удивлю». И тут же спокойным, ровным голосом, хотя с внутренней дрожью во всех членах, Иван Петрович объявил отцу, что он напрасно укоряет его в безнравственности; что хотя он не намерен оправдывать свою вину, но готов ее исправить, и тем охотнее, что чувствует себя выше всяких предрассудков, а именно — готов жениться на Маланье. Произнеся эти слова, Иван Петрович, бесспорно, достиг своей цели: он до того изумил Петра Андреича, что тот глаза вытаращил и онемел на мгновенье; но тотчас же опомнился и как был в тулупчике на беличьем меху и в башмаках на босу ногу, так и бросился с кулаками на Ивана Петровича, который, как нарочно, в тот день причесался à la Titus и надел новый английский синий фрак, сапоги с кисточками и щегольские лосинные панталоны в обтяжку. Анна Павловна закричала благим матом и закрыла лицо руками, а сын ее побежал через весь дом, выскочил на двор, бросился в огород, в сад, через сад вылетел на дорогу и всё бежал без оглядки, пока, наконец, перестал слышать за собою тяжелый топот отцовских шагов и его усиленные, прерывистые крики... «Стой, мошенник! — вопил он, — стой! прокляну!» Иван Петрович спрятался у соседнего однодворца, а Петр Андреич вернулся домой весь изнеможенный и в поту, объявил, едва переводя дыхание, что лишает сына благословения и наследства, приказал сжечь все его дурацкие книги, а девку Маланью немедленно сослать в дальнюю деревню. Нашлись добрые люди, отыскали Ивана Петровича, известили его обо всем. Пристыженный, взбешенный, он поклялся отомстить отцу и в ту же ночь, подкараулив крестьянскую телегу, на которой везли Маланью, отбил ее силой, поскакал с нею в ближайший город и обвенчался с ней. Деньгами его снабдил сосед, вечно пьяный и добрейший отставной моряк, страшный охотник до всякой, как он выражался, благородной истории. На другой день Иван Петрович написал язвительно холодное и учтивое письмо Петру Андреичу, а сам отправился в деревню, где жил его троюродный брат Дмитрий Пестов с своею сестрой, уже знакомою читателям, Марфой Тимофеевной. Он рассказал им всё, объявил, что намерен ехать в Петербург искать места, и упросил их хоть на время приютить его жену. При слове «жена» он всплакнул горько и, несмотря на свое столичное образование и философию, униженно, беднячком-русачком поклонился своим родственникам в ноги и даже стукнул о пол лбом. Пестовы, люди жалостливые и добрые, охотно согласились на его просьбу; он прожил у них недели три, втайне ожидая ответа от отца; но ответа не пришло, — и прийти не могло. Петр Андреич, узнав о свадьбе сына, слег в постель и запретил упоминать при себе имя Ивана Петровича; только мать, тихонько от мужа, заняла у благочинного и прислала пятьсот рублей ассигнациями да образок его жене; написать она побоялась, но велела сказать Ивану Петровичу через посланного сухопарого мужичка, умевшего уходить в сутки по шестидесяти верст, чтоб он не очень огорчался, что, бог даст, всё устроится и отец переложит гнев на милость; что и ей другая невестка была бы желательнее, но что, видно, богу так было угодно, а что она посылает Маланье Сергеевне свое родительское благословение. Сухопарый мужичок получил рубль, попросил позволенья повидаться с новою барыней, которой он доводился кумом, поцеловал у ней ручку и побежал восвояси. А Иван Петрович отправился в Петербург с легким сердцем. Неизвестная будущность его ожидала; бедность, быть может, грозила ему, но он расстался с ненавистною деревенской жизнью, а главное — не выдал своих наставников, действительно «пустил в ход» и оправдал на деле Руссо, Дидерота и la Déclaration des droits de l"homme. Чувство совершенного долга, торжества, чувство гордости наполняло его душу; да и разлука с женой не очень пугала его; его бы скорее смутила необходимость постоянно жить с женою. То дело было сделано; надобно было приняться за другие дела. В Петербурге, вопреки его собственным ожиданиям, ему повезло: княжна Кубенская, — которую мусье Куртен успел уже бросить, но которая не успела еще умереть, — чтобы чем-нибудь загладить свою вину перед племянником, отрекомендовала его всем своим друзьям и подарила ему пять тысяч рублей — едва ли не последние свои денежки — да лепиковские часы с его вензелем в гирлянде амуров. Не прошло трех месяцев, как уж он получил место при русской миссии в Лондоне и с первым отходившим английским кораблем (пароходов тогда еще в помине не было) уплыл за море. Несколько месяцев спустя получил он письмо от Пестова. Добрый помещик поздравлял Ивана Петровича с рождением сына, явившегося на свет в селе Покровском 20 августа 1807 года и нареченного Федором в честь святого мученика Феодора Стратилата. По причине большой слабости Маланья Сергеевна приписывала только несколько строк; но и эти немногие строки удивили Ивана Петровича: он не знал, что Марфа Тимофеевна выучила его жену грамоте. Впрочем, Иван Петрович не долго предавался сладостному волнению родительских чувств: он ухаживал за одной из знаменитых тогдашних Фрин или Лаис (классические названия еще процветали в то время); Тилъзитский мир был только что заключен, и всё спешило наслаждаться, всё крутилось в каком-то бешеном вихре; черные глаза бойкой красавицы вскружили и его голову. Денег у него было очень мало; но он счастливо играл в карты, заводил знакомства, участвовал во всех возможных увеселениях, словом, плыл на всех парусах.

цвет (франц.). «здравствуйте»... «как вы поживаете?» (франц. «bonjour», «comment vous portez-vous?»). «Декларацию прав человека» (франц.).

Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.

Лаврецкий ("Дворянское гнездо") - очень сложная натура. В характере его сильно отразились наследственные черты его предков. Тургенев, чтобы яснее обрисовать образ Лаврецкого в романе "Дворянское гнездо", подробно рассказывает о его ближайших предках. Эта семейная хроника и навела автора на мысль назвать так свой роман. Прадед Лаврецкого отличался жестокостью: «он мужиков за ребра вешал». Дядя этого героя любил также накричать и нашуметь. Отец Лаврецкого, Иван Петрович, получил воспитание в столице под руководством одного аббата, ученика Руссо. Этот аббат познакомил Ивана Петровича с воззрениями энциклопедистов и внес разлад в его душу. Приехавши в деревню, Иван Петрович влюбился в горничную Маланью и, к ужасу своего отца, женился на ней. От этого брака и родился Федор Иванович Лаврецкий.

Воспитание Лаврецкого было самое ненормальное. В раннем детстве его почти не допускали к нежно любимой матери. Понятно, ребенок тосковал и мучился. На восьмом году Лаврецкий ("Дворянское гнездо") лишился матери и попал под наблюдение черствой тетки, которая вызывала в нем страх и отвращение. Когда герою исполнилось 12 лет, приехал из-за границы отец его, сильно проникнутый англоманством. Иван Петрович немедленно принялся за воспитание сына и захотел сделать из него «человека и спартанца». Мальчик должен был изучать международное право, естественные науки, столярное ремесло, математику и геральдику. Вместе с тем отец стал развивать в нем презрение к женщинам.

Эта система обучения создала путаницу в голове Лаврецкого. Когда этому герою исполнилось 24 года, Иван Петрович умер, и Лаврецкий поспешил поступить в университет. Он усердно взялся за перевоспитание самого себя. Лаврецкий ("Дворянское гнездо") не боялся насмешек товарищей; «он им казался каким то мудреным педантом, они в нем не нуждались и не искали в нем». Благодаря этому наш герой избег влияния «кружков», имевших влияние на Рудина и Гамлета Щигровского уезда. В Лаврецком не были развиты ни тщеславие, ни сентиментальность.

Ему, однако, не пришлось окончить университет. Он женился на Варваре Павловне и несколько лет жил за границей. Расставшись с женой, Лаврецкий тяжело страдал, но эти страдания но надорвали его. Он сумел уберечься от апатии, в которую зачастую впадают люди, обманутые жизнью. Однако жизнь становилась подчас тяжела у него на плечах - тяжела, так как пуста. Этим сознанием пустоты жизни Лаврецкий существенно отличается от Рудина, который долго не сознавал ее. Несчастье было полезно нашему герою. Оно смягчило его душу, он стал чрезвычайно добрым. Честная плебейская кровь, которая текла в его жилах, заставила его полюбить все родное. Сам Тургенев называет его славянофилом. Действительно, в споре с Паншиным Лаврецкий высказывает взгляды, которые напоминают славянофильское ученье.

Сближение с Лизой благотворно подействовало на нашего героя, он стал более религиозным. Детские верования жили в душе Лаврецкого, но европейское просвещение подавило их, так что Лиза считала его неверующим. «Лиза втайне надеялась привести его к Богу», - говорит Тургенев. Неверие Лаврецкого обусловливалось душевною усталостью и не было плодом нравственного разложения. При благоприятных условиях жизни его религиозное чувство опять пробудилось.

Любовь Лаврецкого к Лизе была чистою, целомудренною. Расставшись с ней, герой не переставал любить ее; образ Лизы навсегда остался в душе его. Таким образом, у Лаврецкого мы находим еще одну черту, которая была характерна для поколения 1840-х годов, против которой впоследствии так вооружается Базаров, - это культ любовного чувства, признание за ним первенствующего значения в жизни. Любовь играет решающее значение в его судьбе. Сам Лаврецкий ("Дворянское гнездо") очень хорошо понимает роковую роль для себя этого чувства, когда говорит: «На женскую любовь ушли мои лучшие годы», имея в виду свой несчастный брак с Варварой Павловной. Новая любовь, когда он сближается с Лизой, возрождает все его существо, но стоило ему только потерпеть и здесь неудачу, как он считает свою жизнь разбитой и сам читает себе отходную в конце романа.

К концу жизни Лаврецкий нашел, наконец, дело, которое дало ему некоторое успокоение: он стал хорошим хозяином и обеспечил быт своих крестьян. Но эта новая деятельность не возродила всего его существа. «Здравствуй одинокая старость! Догорай, бесполезная жизнь», - таковы последние слова Лаврецкого о конце романа; из них ясно, что он сознает себя непригодным к жизненной борьбе и уступает место молодому поколению.

Герой романа Федор Иванович Лаврецкий духовно близок Тургеневу и симпатичен ему. Автор наделил героя незаурядным умом и чутким сердцем, вложил в его уста свои задушевные мысли о родине, об ушедшей молодости, о нравственном долге, о будущем России… Весь роман необыкновенно поэтичен. Салтыков-Щедрин писал, что видит в романе Тургенева “светлую поэзию, разлитую в каждом звуке”, что образы его “прозрачные, будто сотканные из воздуха”. Тургенев направил свой талант и мастерство на то, чтобы воспеть все лучшее, что он видел в передовой части дворянского класса, но он вынужден был признать, что в этой среде даже умные, честные, искренние и самоотверженные люди не способны бороться и побеждать в жизненной борьбе. Правда, Лаврецкий решил “пахать землю”, занялся хозяйством, “упрочил быт своих крестьян”. Тургенев с одобрением говорит об этой его деятельности, но не она является главным итогом романа, а слова Лаврецкого: “Здравствуй, одинокая старость! Догорай, бесполезная жизнь!”
В “Дворянском гнезде” Тургенев поднимает важные нравственные проблемы, тесно связанные с проблемами общественно-политическими. Показав в романе благородных людей из лучшей части либерального дворянства, автор не забывает о том, что подавляющее большинство дворян погрязло в разврате, пошлости, виновно в жестоких преступлениях против народа. В этих условиях, говорит своим романом Тургенев, не может быть счастлив человек с чуткой совестью и высокоразвитым чувством ответственности и долга. Таким человеком является в романе Лиза Калитина – самая поэтичная из всех тургеневских женщин. Как справедливо заметил Д. И. Писарев в статье “”Дворянское гнездо”. Роман И. С. Тургенева” (1859), Лиза ушла в монастырь не только для того, чтобы замолить свой грех любви к женатому человеку; она хотела принести собою очистительную жертву за грехи родных, за грехи своего класса. Но ее жертва ничего не может изменить в обществе, где спокойно наслаждаются жизнью такие пошлые люди, как Паншин и жена Лаврецкого Варвара Павловна. В судьбе Лизы заключен тургеневский приговор обществу, уничтожающему все чистое и возвышенное, что рождается в нем.
Тургенев сравнивает два типа героев, имевших важное значение в истории мировой литературы. К типу Гамлета Тургенев относит людей глубокого аналитического ума и горячего чувства, которые болезненно воспринимали недостатки окружающей жизни, но не находили решимости для настоящего дела и губили свою жизнь в бесплодных рассуждениях. Герой типа Дон-Кихота неколебимо верен идеалу, “самую жизнь свою он ценит настолько, насколько она может служить средством… к водворению истины, справедливости на земле”. К этим героическим, способным к самоотверженной борьбе людям писатель питал самое глубокое уважение: “…Когда переведутся такие люди, пускай закроется навсегда книга истории в ней нечего будет читать”.
Эта статья Тургенева явилась своеобразным комментарием к роману “Накануне”, написанному в 1859 году. Тургенев избирает положительным героем не дворянина, а революционера-разночинца. Инсаров, герой романа, не русский, а болгарин^. Русского революционера и его деятельность Тургенев в то время не мог бы показать по цензурным условиям, к тому же писатель не знал близко таких людей и считал, что Россия находится еще только “накануне” того дня, когда в ней появятся русские Инсаровы.
“В основание моей повести,- писал Тургенев И. Аксакову,- положена мысль о необходимости сознательно-героических натур… для того, чтобы дело продвинулось вперед”. Задача, которую поставил Тургенев, была очень трудна. Все тургеневские герои – художественное обобщение тех впечатлений, которые производили на писателя встречавшиеся ему в жизни люди, но Инсаров был исключением: человека, подобного ему, Тургенев в жизни не встречал. Это явилось причиной некоторой схематичности образа Инсарова.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

Лаврецкий Характеристика литературного героя ЛАВРЕЦКИЙ – герой романа И. С. Тургенева “Дворянское гнездо” (1859). Федор Иванович Л. – глубокий, умный и по-настоящему порядочный человек, движимый стремлением к самосовершенствованию, поисками полезного дела, в котором он мог бы приложить свой ум и Read More ......
Федор Иванович Лаврецкий глубокий, умный и по-настоящему порядочный человек, движимый стремлением к самосовершенствованию, поисками полезного дела, в котором он мог бы приложить свой ум и талант. Страстно любящий Россию и осознающий необходимость сближения с народом, он мечтает о полезной деятельности. Read More ......
Вся атмосфера “Дворянского гнезда” проникнута настроением увядания, исполнена поэзии заката. Пейзаж романя что преимуществу вечерний, закатный или ночной, освещенный лунным сиянием и мерцающими звездами. Картина дороги, убегающей вдаль, по которой едет Лаврецкий, гармонирует с его грустными воспоминаниями о тягостном прошлом, Read More ......
После выхода романа “Рудин” в январской и февральской книжках “Современника” за 1856 год Тургенев задумывает новый роман. Писатель очень долго обдумывал сюжет повести, в течение длительного времени не принимался за нее, все вертел сюжет в голове, как сам Тургенев напишет Read More ......
Особенно важны в романе эпизоды развязки и эпилога. Эти эпизоды призваны связать общественное “дело” Лаврецкого с идеей нравственного самоотречения и окружить эту идею ореолом трагизма. Внезапный приезд жены Лаврецкого разбивает его истинное счастье. Лиза идет в монастырь, Лаврецкий же остается Read More ......
Психологизм романа “Дворянское гнездо” огромен и очень своеобразен. Тургенев не развертывает психологического анализа переживаний своих героев, как это делают его современники Достоевский и Л. Толстой. Он ограничивается самым необходимым, сосредоточивая внимание читателя не на самом процессе переживаний, а на его Read More ......
“Дворянское гнездо” – роман о вечном, о долге и о любви. В нем затрагиваются необычайно актуальные в наше время проблемы глубоких и сильных духовных начал, свойственных русскому человеку: веры, любви к Родине, самоотверженного служения дому. В своем романе Тургенев размышляет Read More ......

Герой романа “Дворянское гнездо” Федор Лаврецкий

Задумал роман «Дворянское гнездо» Тургенев еще в 1855 году. Однако писатель испытывал в то время сомнения в силах своего таланта, накладывался и отпечаток личной неустроенности в жизни. Работу над романом Тургенев возобновил лишь в 1858 году, по приезде из Парижа. Роман появился в январской книге "Современника" за 1859 год. Сам автор в последствии отмечал, что "Дворянское гнездо" имело самый большой успех, который когда-либо выпал ему на долю.

Тургенев, отличавшийся способностью подметить и изобразить новое, нарождающееся, и в этом романе отразил современность, главные моменты жизни дворянской интеллигенции того времени. Лаврецкий, Паншин, Лиза – не отвлеченные образы, созданные головным путем, а живые люди – представители поколений 40-х годов XIX в. В романе Тургенева не только поэзия, но и критическая направленность. Это произведение писателя – обличение самодержавно-крепостнической России, отходная песнь «дворянским гнездам».

Рассмотрим идейное содержание и систему образов «Дворянского гнезда». Тургенев поставил в центр романа представителей дворянского класса. Хронологические рамки романа – 40-е годы. Действие начинается в 1842 г., а в эпилоге рассказывается о событиях, происшедших 8 лет спустя.

Писатель решил запечатлеть ту полосу в жизни России, когда в лучших представителях дворянской интеллигенции растет тревога за судьбы свои и своего народа. Тургенев интересно решил сюжетный и композиционный план своего произведения. Он показывает своих героев в самые напряженные переломные моменты их жизни.

После восьмилетнего пребывания за границей возвращается в свое родовое имение Федор Лаврецкий. Им пережито большое потрясение – измена жены Варвары Павловны. Уставший, но не надломленный страданиями Федор Иванович приехал в деревню, чтобы улучшить быт своих крестьян. В соседнем городе в доме у своей двоюродной сестры Марьи Дмитриевны Калитиной он встречается с ее дочерью – Лизой.

Лаврецкий полюбил ее чистой любовью, Лиза ответила ему взаимностью. Они были близки к счастью, Лаврецкий показал Лизе французский журнал, в котором сообщалось о смерти его жены Варвары Павловны. Но когда счастье было уже так близко, из Франции возвращается Варвара Павловна. А набожная Лиза просит Лаврецкого примириться с женой, а сама решает уйти в монастырь. Лаврецкий ничего не может противопоставить требованиям Лизы, примиряется с ее решением. Их любовь и их жизнь оказалась разбитой. В эпилоге Лиза оказывается смиренной монахиней, навестивший ее Лаврецкий молча, страдальчески посмотрел на нее он признает, что жизнь прожита бесполезно, напрасно.

Сам Федор Лаврецкий явился потомком постепенно выродившегося рода Лаврецких, когда-то сильных, незаурядных представителей этой фамилии – Андрея (прадеда Федора), Петра, потом Ивана.

Общность первых Лаврецких – в невежестве. В бумагах Петра Андреевича внук нашел единственную ветхую книжку, в которую тот вписывал то «Празднование в городе Санкт-Петербурге замирения, заключенного с Турецкой империей его сиятельством князем Александром Андреевичем Прозоровским», то рецепт грудного декохта с примечанием; «сие наставление дано генеральше Просковье Федоровне Салтыковой от протопресвитера церкви живоначальные Троицы Федора Авксентьевича» и т. п.; кроме календарей, сонника и сочинения Абмодика у старика не было книг. И по этому поводу Тургенев иронически заметил: «Читать было не по его части». Как бы мимоходом Тургенев указывает на роскошь именитого дворянства. Так, смерть княжны Кубенской передана в следующих красках: княжна «разрумяненная, раздушенная амброй a la Rishelieu, окруженная арапчонками, тонконогими собачками и крикливыми попугаями, умерла на шелковом кривом диванчике времен Людовика XV, с эмалевой табакеркой работы Петито в руках».

Приклонявшаяся перед всем французским Кубенская прививала и Ивану Петровичу такие же вкусы, дала французское воспитание. Писатель не преувеличивает значения войны 1812 г. для дворян типа Лаврецких. Они лишь временно «почувствовали, что русская кровь течет в их жилах». «Петр Андреевич на свой счет одел целый полк ратников». И только. Предки Федора Ивановича, в особенности его отец, больше любили иностранное, чем русское. Европейски образованный Иван Петрович, вернувшись из-за границы, ввел дворне новую ливрею, оставив все по-прежнему, о чем Тургенев не без иронии пишет: «Все осталось по-прежнему, только оброк кое-где прибавился, да барщина стала потяжелее, да мужикам запретили обращаться прямо к барину: патриот уж очень презирал своих сограждан».

И сына своего Иван Петрович решил воспитывать по заграничной методе. А это привело к отрыву от всего русского, к отходу от родины. «Недобрую шутку сыграл англоман со своим сыном». Оторванный с детства от родного народа, Федор лишился опоры, настоящего дела. Не случайно писатель привел Ивана Петровича к бесславной кончине: старик стал невыносимым эгоистом, своими капризами не дававшим жить всем окружающим, жалким слепцом, подозрительным. Смерть его явилась избавлением для Федора Ивановича. Перед ним вдруг открылась жизнь. В 23 года он не постеснялся сесть на студенческую скамью с твердым намерением овладеть знаниями, с тем, чтобы применить их в жизни, принести пользу хотя бы мужикам своих деревень. Откуда у Федора замкнутость и нелюдимость? Эти качества явились следствием «спартанского воспитания». Вместо того, чтобы ввести юношу в гущу жизни, «его подержали в искусственном уединении», оберегали его от жизненных потрясений.

Родословная Лаврецких призвана помочь читателю проследить постепенный отход помещиков от народа, объяснить, как «вывихнулся» из жизни Федор Иванович; она призвана доказать, что неминуема социальная гибель дворянства. Возможность жить за чужой счет приводит к постепенной деградации человека.

Федор Лаврецкий воспитывался в условиях надругательства над человеческой личностью. Он видел, как его мать, бывшая крепостная Маланья, была в двусмысленном положении: с одной стороны, ее официально считали женой Ивана Петровича, перевели на половину хозяев, с другой стороны, относились к ней с пренебрежением, в особенности ее золовка Глафира Петровна. Петр Андреевич называл Маланью «сыромолотная дворянка». Сам Федя в детстве чувствовал свое особое положение, чувство приниженности угнетало его. Над ним безраздельно господствовала Глафира, мать к нему не допускали. Когда Феде шел восьмой год, мать умерла. «Память о ней, - пишет Тургенев, - об ее тихом и бледном лице, об ее унылых взглядах и робких ласках навеки запечатлелась в его сердце». В детские годы Федя должен был задумываться о положении народа, о крепостном праве. Однако его воспитатели делали все возможное, чтобы отдалить его от жизни. Воля его подавлялась Глафирой, но «… по временам находило на него дикое упрямство». Воспитанием Феди занимался сам отец. Он решил сделать его спартанцем. «Система» Ивана Петровича «сбила с толку мальчика, поселила путаницу в его голове, притиснула ее». Феде преподносились точные науки и «геральдика для поддержания рыцарских чувств». Отец хотел сформировать душу юноши на иностранный образец, привить ему любовь ко всему английскому. Именно под влиянием такого воспитания Федор оказался человеком, оторванным от жизни, от народа. Писатель подчеркивает богатство духовных интересов своего героя. Федор является страстным поклонником игры Мочалова («не пропускал ни одного представления»), он глубоко чувствует музыку, красоты природы, словом, все эстетически прекрасное. Лаврецкому нельзя отказать и в трудолюбии. Он очень прилежно учился в университете. Даже после женитьбы, прервавшей почти на два года учебу, Федор Иванович вернулся к самостоятельным занятиям. «Странно было видеть, - пишет Тургенев, - его могучую, широкоплечую фигуру, вечно согнутую над письменным столом. Каждое утро он проводил за работой». И после измены жены Федор взял себя в руки и «мог заниматься, работать», хотя скептицизм, подготовленный опытами жизни, воспитаньем, окончательно забрался в его душу. Он стал очень равнодушен ко всему. Это явилось следствием оторванности его от народа, от родной почвы. Ведь Варвара Павловна оторвала его не только от занятий, его работы, но и от родины, заставив его скитаться по западным странам и забыть о долге перед своими крестьянами, перед народом. Правда, с детства его не приучили к систематическому труду, поэтому временами он находился в состоянии бездействия.

Лаврецкий сильно отличается от героев, созданных Тургеневым до «Дворянского гнезда». К нему перешли положительные черты Рудина (его возвышенность, романтическое устремление) и Лежнева (трезвость взглядов на вещи, практицизм). Он имеет твердый взгляд на свою роль в жизни – улучшать быт крестьян, он не замыкается в рамки личных интересов. Добролюбов писал о Лаврецком: «… драматизм его положения заключается уже не в борьбе с собственным бессилием, а в столкновении с такими понятиями и нравами, с которыми борьба, действительно, должна устрашать даже энергического и смелого человека». И далее критик отмечал, что писатель «умел поставить Лаврецкого так, что над ним неловко иронизировать».

С большим поэтическим чувством Тургенев описал возникновение любви у Лаврецкого. Понявший, что он крепко любит, Федор Иванович повторил многозначительные слова Михалевича:

И я сжег все, чему поклонялся; Поклонился всему, что сжигал… Любовь к Лизе – это момент его духовного возрождения, наступившего при возвращении в Россию. Лиза противоположна Варваре Павловне. Она-то смогла бы помочь развернуться способностям Лаврецкого, не помешала бы ему быть тружеником. Сам Федор Иванович думал об этом: «…она не отвлекала бы меня от моих занятий; она бы сама воодушевила меня на честный, строгий труд, и мы пошли бы оба вперед, к прекрасной цели». В споре Лаврецкого с Паншиным раскрывается его безграничный патриотизм и вера в светлое будущее своего народа. Федор Иванович «заступался за новых людей, за их убеждения и желания».

Утратив личное счастье вторично, Лаврецкий решает выполнять свой общественный долг (как он его понимает) – улучшает быт своих крестьян. «Лаврецкий имел право быть довольным, - пишет Тургенев, - он сделался действительно хорошим хозяином, действительно выучился пахать землю и трудился не для одного себя». Однако это было половинчато, это не заполняло всей его жизни. Приехав в дом Калитиных, он задумывается о «деле» своей жизни и признается, что оно было бесполезным.

Писатель осуждает Лаврецкого за печальный итог его жизни. При всех своих симпатичных, положительных качествах главный герой «Дворянского гнезда» не нашел своего призвания, не принес пользу своему народу и даже не добился личного счастья.

В 45 лет Лаврецкий чувствует себя состарившимся, неспособным к духовной деятельности, «гнездо» Лаврецких фактически прекратило свое существование.

В эпилоге романа герой появляется постаревшим. Лаврецкий не стыдится прошлого, он не ждет ничего от будущего. «Здравствуй, одинокая старость! Догорай, бесполезная жизнь!» - говорит он.

«Дворянское гнездо» (1859). Федор Иванович Лаврецкий - глубокий, умный и по-настоящему порядочный человек, движимый стремлением к самосовершенствованию, поисками полезного дела, в котором он мог бы приложить свой ум и талант. Страстно любящий Россию и осознающий необходимость сближения с народом, он мечтает о полезной деятельности. Но его активность ограничивается лишь некоторыми переустройствами в имении, и, хотя Лаврецкий далек от фразерства Рудина, он не находит применения своим силам. Поэтому «школьное» литературоведение обычно относит его к типу «лишнего человека».
Сын помещика и крепостной крестьянки, Лаврецкий был рано разлучен с матерью, его воспитание зависело от капризов отца. Уже в сознательном возрасте Лаврецкий старается заполнить пробелы своего образования, в 23 года поступает в университет. В чем-то герой Тургенева предвосхищает Пьера Безухова. Как и Пьер, Лаврецкий вступает в свет, где влюбляется в ветреную красавицу Варвару Павловну, женится на ней и скоро обнаруживает неверность жены. Разрыв с женой дает герою возможность вернуться в Россию.
Уникальность натуры Лаврецкого подчеркивает сопоставление с другими персонажами романа. Его искренней любви к России противопоставляется снисходительное пренебрежение, которое демонстрирует светский лев Паншин. Друг Лаврецкого, Михалевич, называет его байбаком, который лежит всю жизнь и только собирается работать. Тут напрашивается параллель с другим классическим типом русской литературы - Обломовым И.А. Гончарова .
Важнейшую роль в раскрытии образа Лаврецкого играют его отношения с героиней романа Лизой Калитиной. Они чувствуют общность своих взглядов, понимают, что «и любят и не любят одно и то же». Чувство, возникающее между ними, глубоко поэтично, в него вплетаются мотивы прелестной звездной ночи, необыкновенной музыки, сочиненной старым музыкантом Леммом. Любовь Лаврецкого к Лизе - это момент его духовного возрождения, наступившего при возвращении в Россию.
Трагическая развязка любви Лаврецкого - внезапно возвращается жена, которую он считал умершей, - не оказывается случайностью. Герой видит в этом возмездие за свое равнодушие к общественному долгу, за праздную жкзнь его дедов и прадедов. Постепенно в герое происходит нравственный перелом: равнодушный до того к религии, Лаврецкий приходит к идее христианского смирения. В эпилоге романа герой появляется постаревшим. Наш герой не стыдится прошлого, но и не ждет ничего от будущего. «Здравствуй, одинокая старость! Догорай, бесполезная жизнь!» - говорит он.
Образ Лаврецкого, как и весь роман, был очень приветливо встречен современниками. Критики либерального лагеря (например, Павел Васильевич Анненков, Александр Васильевич Никитенко) отметили художественные достоинства романа, радикалы анализировали главным образом его социальные аспекты. Так, Н.А. Добролюбов в статье «Когда же придет настоящий день?» (1860) отнес Л. к людям «рудинского закала», историческая роль которых уже исчерпана.
Образ Лаврецкого несколько раз появлялся на сцене. Наиболее интересные постановки - в Александрийском театре в Петербурге (1894), в московском Малом театре (1895), в Ленинградском театре драмы имени Пушкина (1941) с Н.К. Симоновым в роли Лаврецкого.

Ссылки по теме:
Обломов - герой романа И.А. ...
Пьер Безухов - герой романа-эпопеи Л.Н....
Рудин - герой романа И.С. ...

Случайные ссылки:
Интеркуррентное заболевание - случайно...
Ужовниковые - небольшой порядок папорот...
Шлифование (шлифовка) - удаление неровн...
Йодоформ . Лекарственный препарат йода -...
Кутеней , река в Канаде и США, протекает...
Одонтофобия - боязнь обращения к стомат...
Форсунка - устройство для распыления жи...

Запросы для разгадывания кроссвордов и сканвордов