Художник Федотов: картины и их описание. Павел федотов "игроки" Павел андреевич федотов gamblers

Федотов - один из замечательнейших русских художников 1 половины 19 века, нежно мною любимый. Всегда вызывает у меня большое сострадание своей драматической участью. Его творчество последнего периода жизни называют "сюрреализмом 19 века". Именно тогда была написана картина "Игроки", в которую были вложены мрачные осознания русской реалии 40х годов 19 века.

П.А.Федотов
Игроки
1852г, холст, масло, 60.5 x 70.2 cм.

Несколько часов, проведенных во взаимном обмане, соперничестве и борьбе, в победах и поражениях, страстях и расчетах, игроки были вместе. Зеленый прямоугольник сукна соединял их маленький кружок, а свет свечи отгораживал от окружающего полумрака. Все эти часы тянулась тоненькая ниточка надежды, что-то могло вдруг перемениться, игра еще не была кончена. Но безумная ночь миновала, катастрофа свершилась. Выигравшие со своими тяжелыми головами, затекшими поясницами и ноющими суставами оказались в одном мире, а проигравший с охватившим его чувством полной безысходности - в другом, по ту сторону невидимой преграды, вставшей между ними. Свет, пространство и движение разделили их в картине.

Он, почти прижавшийся к стене в глубине комнаты, ярко освещен двумя свечами, стоящими на столе, и фигура его отбрасывает ту самую «двойную тень», образующую над ним подобие двойного темного нимба. Они, находящиеся ближе к зрителю и по эту сторону стола, предстают темными фигурами, то лишь отчасти тронутыми светом, то почти не освещенными - силуэтами.
Он спокоен и неподвижен. Они извиваются и шевелятся.

Сокрушенный и низвергнутый, он не рыдает, не хватается за голову, не вздымает лицо к потолку и не воздевает в ужасе рук. Он застыл, одна рука его продолжает сжимать стакан с вином, а вторая, беспомощно вывернутая ладонью вверх, покоится на столе - жест нелепый, но в нелепости своей убедительный. Проигравший почти смешон: недокуренная сигара глупо торчит из оскаленного рта, а лицо, и без того искаженное неестественным нижним светом, растянулось в гримасе, карикатурно напоминающей улыбку. Он похож на сумасшедшего и, видимо, близок к тому.
Безнадежность его жизненной ситуации так глубока, что лишила его способности действовать и погрузила в прострацию. Это покой безумия некий транс. Отрешенный, неподвижный и безмолвный, он как зритель, расположившийся в креслах партера, глядит на актеров, глядит на своих недавних партнеров со стороны, но скорее всего, не видит их, смотрит сквозь них, прямо на нас, как бы обращаясь к нам с истиной, внезапно открывшейся ему в высшем прозрении бреда, и нам они явлены такими, какими воспринимает их он своим внутренним взором.
Все трое отшатнулись, шарахнулись от сильного света, загадочно распространяющегося из центра комнаты и от Проигравшего, так резко освещенного этим светом. Их разбрасывает, как при действии центробежной силы, или, скорее, как при сильном взрыве; и двойные тени, стремительно разбегающиеся во все стороны, словно подсказывают пути их дальнейшего движения.

Все трое - чудовищные, уродливые фантомы, носители зла, выигравшие, но, одновременно, и проигравшие, наказанные за свою победу бесконечным страданием, непонятной нам, но ощутимой мукой. Они безлики. Не буквально, конечно: у каждого свое характерное лицо, свое сложение, своя повадка - но все это, в сущности, не важно для смысла картины. Все трое разные, но все как один, их можно было бы поменять местами, и картина осталась бы такой же. И все они страшны.

Они безжизненны. Что-то неестественное чудится в том, что все они разом начали тянуться и извиваться, так как если бы, скрежеща и скрипя, задвигались вдруг одновременно пущенные в ход три заводных механизма. Три нежити, три пустые души, срифмованные с тремя пустыми рамами, почему-то висящими на голой стене (самая крупная посредине, две поменьше по бокам от нее)-тремя зеркалами, в которых нечему отражаться, потому что, как давно известно, нечистая сила не имеет отражения.

Эскизы к картине:

Есть определенная закономерность в том, что в последних картинах Федотова еще более четко, чем раньше, проступают автобиографические черты. На этой основе он возвращается к темам самых ранних произведений, выполненных до ухода в отставку. При всем обаянии ранних произведений в них недостаточно сильно была выражена позиция художника, звучащая теперь более чем определенно. Так или иначе, все поздние работы носят автобиографический характер. А если этого нет в первоначальном замысле, то черты автобиографичности появляются в последующих вариантах. Так было с картиной «Вдовушка», где в предварительном рисунке в гусаре отсутствовали автопортретные черты, так было и с последней картиной Федотова «Игроки» (1851-1852, Киевский музей русского искусства), когда подготовительные рисунки для центрального персонажа не предполагали того сходства с художником, которое появилось в самой картине.

Быть может, в «Игроках», где Федотов изображает не только себя в роли хозяина дома, но также и своего верного слугу и натурщика Коршунова, художник в той или иной степени осуществил свое представление о том, что «портрет должен быть исторической картиной, в которой изображаемое лицо было бы „действователем“: тогда только в нем будет смысл, жизнь и виден характер того, с кого пишут» (Лещинский Я.Д. Павел Андреевич Федотов. Художник и поэт. - М.;Л. 1946. С. 202.).

Правда, роль «действователя» - хозяина дома, играющего в карты, весьма опосредствованна. В акварели «Игра в карты», написанной более чем за десять лет до «Игроков», автор также поместил себя в центре композиции и, окружив себя друзьями по полку, создал замечательный групповой портрет. Теперь эта ситуация возникает как бы по воспоминаниям. Возможно, отсюда некоторая нереальность и растянутость времени, которая ощущается в картине. Все это очень напоминает атмосферу «Анкор, еще анкор!». Кроме того, эта замедленность во времени может объясняться и самим сюжетом «Игроков».

В «Игроках» жесты всех трех персонажей, окруживших главного героя, нарочито неустойчивы. Так косвенно передает художник свое личное ощущение «исполинского образа скуки», который столь прекрасно давал почувствовать Гоголь. В записных книжках Федотова есть замечательное сравнение человека со стаканом воды: оставь его стоять неподвижно, и в прекрасной прозрачной воде вслед за пузырьками воздуха образуется плесень.

Три игрока вокруг стола - это своего рода оправа вокруг федотовского автопортрета. В подготовительных рисунках к «Игрокам» художник часто пользуется манекенами и с пронзительной силой преодолевает неподвижность, «деревянность» своих «моделей». Здесь снова появляется необычная, как в портрете Флуга, коллизия, когда необходимо оживить застывшее, неподвижное. В рисунках, выполненных с манекенов, есть странная оцепенелость, скованность, делающая их похожими на своего рода оживленных «истуканов», роботов с внешними признаками людей.

Загянская Г. Павел Андреевич Федотов. - М., 1977. С.
=================================

Тема карточной игры волновала его ещё в тот период. когда он, молодым человенком, служил в Финляндском полку и наблюдал, как его товарищи транжирят время))

Обучение основам рисования

Как научить ребенка рисованию? Готовых рецептов в данном случае нет и быть не может. Обучение рисованию – это не менее творческий процесс, чем само изобразительное искусство. Для каждого ребенка, для каждой группы необходимо найти индивидуальный подход. Есть лишь некоторые общие рекомендации, выполнение которых поможет облегчить задачу педагога.

Рисуем красками

Для занятий с детьми младшего возраста, которые еще только начинают учиться рисовать, лучше всего использовать нетоксичные водорастворимые краски – акварельные и гуашь. Преимущества этих красок очевидны – для работы с ними используется вода, они легко отстирываются от одежды, и, самое главное, не вызывают аллергии и пищевых отравлений.

Искусство оригами

Психологам и педагогам давно известно, что работа руками и пальцами развивает у детей мелкую моторику, стимулирует активность тех участков головного мозга, которые отвечают за внимание, память, речь. Одним из вариантов такого полезного детского творчества является оригами – создание различных фигурок из бумаги. Для этого нужны лишь бумага и ножницы

.

Картина «Игроки» написана Павлом Федотовым в 1852 году. Художник передает впечатление от лица проигравшего, которого освещает двумя свечами, стоящими на игровом столике. Его партнеры, оказавшиеся победителями, теперь кажутся ему ужасными фантомами. Если раньше их объединяла игра, где каждый надеялся на удачу, и свет горящих свеч делился ими поровну – теперь проигравший оказался по одну сторону светового рубикона, а выигравшие, встав из-за стола, – по другую.
Неудачливый игрок, оставшийся за столом, выглядит отрешенно, и, конечно же, смешно: сжимая одной рукой бокал с вином, другую выворачивает ладонью вверх, явно выказывая свою беспомощность…
Трое выигравших запечатлены в неестественных позах, и оттого они кажутся бездушными призраками, извивающимися на фоне стены с пустыми рамками. Тем самым художник подчеркивает, что от людей, которые всю ночь провели за карточным столом, осталась лишь одна пустая оболочка…

ВЫГОДНОЕ предложение от интернет-магазина BigArtShop: купить картину Игроки художника Павла Федотова на натуральном холсте в высоком разрешении, оформленную в стильную багетную раму, по ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОЙ цене.

Картина Павла Федотова Игроки: описание, биография художника, отзывы покупателей, другие работы автора. Большой каталог картин Павла Федотова на сайте интернет-магазина BigArtShop.

Интернет-магазин BigArtShop представляет большой каталог картин художника Павла Федотова. Вы можете выбрать и купить понравившиеся репродукции картин Павла Федотова на натуральном холсте.

Павел Андреевич Федотов родился в Москве в 1815 году в семье титулярного советника. Его отец во времена Екатерины служил в армии, при выходе в отставку получил чин поручика и дворянство.

Павел в свои 11 лет был определен отцом в Первый Московский кадетский корпус, где проявил способности к военной службе, и в 1830 году был произведён в унтер-офицеры, а в 1832-м - в фельдфебели, и в том же году окончил курс с отличием.

Во время учебы увлекался математикой и химией, а в свободное время – рисованием.

В 1833 году Федотова произвели в первый офицерский чин, в 1834 он в звании прапорщика был направлен на службу в лейб-гвардии Финляндский полк в Санкт-Петербург, где прослужил 10 лет.

Через три года службы молодой офицер начал посещать вечерние уроки рисования в Академии художеств, упражнялся дома, рисуя портреты своих сослуживцев, сцены полковой жизни, карикатуры. Портреты получались очень похожими, но особенно хорошо выходил из-под кисти Федотова портрет великого князя Михаила Павловича, изображения которого охотно покупались.

Летом 1837 года Федотов написал акварельную картину «Встреча великого князя», за что сам князь пожаловал художнику бриллиантовый перстень. Этой наградой, по словам Федотова, «окончательно припечаталось в его душе артистическое самолюбие». После этого художник начал картину «Освящение знамён в Зимнем Дворце, обновлённом после пожара». Еще неоконченная картина была представлена великому князю, который в свою очередь показал её своему августейшему брату, результатом чего было высочайшее повеление: «предоставить рисующему офицеру добровольное право оставить службу и посвятить себя живописи с содержанием по 100 руб. ассигнациями в месяц».

После долгих раздумий Павел Андреевич решил все же воспользоваться царской милостью: подал прошение об отставке, и в 1844 году был уволен с чином капитана и правом носить военный мундир.

Несмотря на то, что теперь ему приходилось жить на скудную пенсию, любовь к искусству помогала настойчиво идти к намеченной цели - стать настоящим художником.

В первое время Павел Андреевич избрал для себя батальный жанр, но впоследствии нашел свое истинное призвание в жанровой живописи.

Помог художнику определиться в выборе баснописец Крылов, который видел некоторые работы Федотова и посоветовал ему заняться жанровой живописью. Послушавшись этого совета, Федотов написал маслом одну за другой две картины: «Свежий кавалер» и «Разборчивая невеста» и показал их Брюллову, всесильному в те годы в Академии художеств, который пришёл в восторг. Советом Академии Федотов был выдвинут на звание академика и получил денежное пособие, что позволило ему продолжить начатую картину «Сватовство майора»

После выставки этой картины Совет Академии единогласно признал художника академиком, имя Федотова стало известно широкой публике, в журналах появились хвалебные статьи критиков. Одновременно со «Сватовством майора» стало известно стихотворение, объяснявшее смысл этой картины, сочинённое самим художником. Тогда же и выяснилось, что Федотов с юных лет любил писать стихи, басни, романсы, которые сам перелагал на музыку…

Однако, несмотря на то, что к началу 1850 –х годов к художнику пришло заслуженное признание, успех омрачился повышенным вниманием цензуры, которое вызывала сатирическая направленность творчества Федотова и его принципиальность. От Федотова стали отворачиваться меценаты.

Заботы и разочарование вместе с постоянным напряжением ума, рук и глаз, особенно при работе в вечернюю и ночную пору, оказали разрушительное воздействие на здоровье Павла Андреевича. У художника ухудшилось зрение, он стал страдать приливами крови к мозгу, частыми головными болями, состарился не по годам, и в самом его характере происходила всё более заметная перемена: весёлость и общительность сменились задумчивостью и молчаливостью.

Весной 1852 года у Павла Андреевича обнаружились признаки острого психического расстройства. Окружающие стали считать его сумасшедшим.

Друзья и начальство Академии поместили Федотова в одну из частных петербургских лечебниц для душевнобольных, а государь пожаловал на его содержание в этом заведении 500 руб. Несмотря на это, болезнь прогрессировала, и осенью 1852 года знакомые выхлопотали перевод Павла Андреевича в больницу Всех скорбящих на Петергофском шоссе. Здесь Федотов и умер 14 ноября того же года, забытый всеми, кроме немногих близких друзей.

Текстура холста, качественные краски и широкоформатная печать позволяют нашим репродукциям Павла Федотова не уступать оригиналу. Холст будет натянут на специальный подрамник, после чего картина может быть оправлена в выбранный Вами багет.

Применявшееся лечение заключалось в следующем: «Его били в пять кнутов пять человек, чтобы усмирить»

Этюд для картины "Игроки", 1851-1852. Павел Федотов. Игрок, сидящий за столом. Игрок, заминающий поясницу. Синяя бумага на картоне, итальянский карандаш, мел. 31,3x35,5. Государственный Русский музей

Жизненный путь П. А. Федотова был небогат внешними событиями и недолог. Родился в семье бедного чиновника, в 1833 г. окончил кадетский корпус и в 18 лет получил чин прапорщика. До 1844 г. служил в лейб-гвардии Финляндского полка, затем вышел в отставку и обрёк себя до конца жизни на трудное существование художника-профессионала.

4.


Павел Федотов. Федотов и его товарищи по лейб-гвардии Финляндскому полку. 1840

С детства П. А. Федотов обладал незаурядными способностями. Изумительной была у него зрительная память: «…всякая страница, прочитанная им в то время, по несколько будто дней носилась перед его глазами» (Сомов, 1878: 3). Упомянув в разговоре какое-нибудь случайно увиденное лицо, Федотов мог тут же «на клочке бумаги нарисовать его» (Кузнецов, 1990: 138). Обладая весёлым и общительным нравом, художник охотно проводил время в кругу друзей, где пел, аккомпанируя себе на гитаре, сочинённые им песни и романсы. Артистическая натура будущего живописца сказывалась во всех проявлениях его школьной жизни. «Он участвовал, как тенор-солист, в хоре корпусных певчих и, познакомившись чрез это с нотами, почти без всякой посторонней помощи выучился играть на фортепьяно» (Сомов, 1878: 3). А в кадетском корпусе он уже был известен как портретист и карикатурист, хотя тогда своего призвания ещё не осознавал.

5.

С родными. Павел Федотов. Прогулка. 1837. Картон, акварель, графитный карандаш. Государственная Третьяковская галерея

Внешне П. А. Федотов был роста среднего, и, как он сам выражался, «…силою физической он никогда не хвалился, но, во время последней своей болезни мог руками выдёргивать из стен гвозди; и когда наконец принуждены были для безопасности связать его, он выдёргивал их зубами» (Толбин, 1854: 62). Имеющиеся портретные зарисовки, автопортреты и характеристики современников дают представление о телосложении, близком к атлетическому, и, скорее всего, «невропатической конституции».

6.

Павел Федотов. Офицер и денщик. Холст, масло. 1850/1850-1851 гг. Государственный Русский музей

Несмотря на представительную внешность (офицер лейб-гвардии!), семейная жизнь у художника не сложилась, и он остался холостым. Жил в последние годы одиноко, ухаживал за ним преданный ему денщик.

7.


Павел Федотов. Художник, женившийся без приданого в надежде на свой талант. Бумага, сепия, тушь, перо, кисть. 1846-1847. Государственная Третьяковская галерея

Первые признаки психического заболевания стали отмечаться за несколько лет до его полной манифестации. Уже с молодого возраста «к головной и глазной боли часто присоединялись… некоторое нервное расстройство и бессонница» (Дружинин, 1918: 52). По мнению биографа, «безумие давно уже исподволь подступало к нему, и если бы не обычная федотовская скрытность, это бы заметили гораздо раньше июня 1852 года!» (Кузнецов, 1990: 298). Федотов страдал также «приливами крови к мозгу, частыми головными болями. Друзья тревожились, замечая перемену в наружности и в самом характере художника, старевшего не по летам и становившегося более задумчивым… Впрочем, до весны 1852 г. в натуре Федотова не проявлялось ничего такого, что предвещало бы скорый, печальный конец…

8.

Павел Федотов. Автопортрет на листе с набросками. Бумага, графический карандаш. Конец 1840-х-начало 1850-х гг.

Его характер и поведение всегда отличались оригинальностью, а потому несколько новых странностей в его суждениях и поступках не могли внушить никому подозрения, что этот светлый ум готов помрачиться… Мало-помалу из общительного, разговорчивого человека Павел Андреевич превращался в молчаливого мрачного меланхолика. На него стала находить безотчётная томительная тоска, прежде совсем незнакомая этой бодрой натуре» (Сомов, 1878: 16).

9.

Голова слуги. Этюд к картине Игроки. 1851

Первый приступ болезни у художника описан довольно подробно. «Весной 1852 г. о Федотове между близкими его знакомыми стали ходить слухи, что он не совсем нормален. Затем мне сообщили, — пишет в своих воспоминаниях Л. М. Жемчужников, — что Федотов пропал из города, забрав деньги, которые заработал, что он сорит деньгами, покупая всякий вздор, и щедро раздавал их направо и налево… Между прочим, он заказал себе гроб и примерял его, ложась в него» (Жемчужников, 1971: 112, 114). Другой биограф добавляет: «В середине лета недуг Павла Андреевича развился вполне и его ясный наблюдательный ум помрачился. Несколько дней ходил он по петербургским улицам и окрестностям, покупал в разных магазинах драгоценные вещи для какой-то воображаемой свадьбы, загадочно говорил о каком-то своём счастии» (Толбин, 1854: 60). Живописец побывал в различных домах у знакомых и в каждой семье посватался, вызвав полное недоумение хозяев. Затем долго рассуждал, как будет строить свою будущую семейную жизнь, а потом неожиданно исчезал и больше не появлялся. Вскоре академию известили из полиции, что «при части содержится сумасшедший, который говорит, что он художник Федотов» (Шкловский, 1965: 184).

10.


1852 год. Свидание Льва Жемчужникова и Александра Бейдемана с Павлом Федотовым в частной лечебнице. П. Марков. Гравюра с рисунка по сепии А. Бейдемана / via P. Утгоф. Гравюра на дереве по рисунку П. Ф. Маркова, с сепии А. Е. Бейдемана и М. Жемчужникова (?).

П. А. Федотов был помещён в «частное заведение для страждущих душевными болезнями» венского профессора психиатрии Лейдесдорфа, расположенное близ Таврического сада, и находился там два месяца. К этому периоду относится известное посещение художника его друзьями Л. М. Жемчужниковым и А. Е. Бейдеманом, которые оставили не только воспоминания об этой встрече, но и несколько зарисовок больного. Вот как описывает Жемчужников это свидание, давая яркое представление о содержании психически больных в то время. «Мы вошли в чулан под лестницу: тут в углу сверкнули два глаза, как у кота, и мы увидели тёмный клубок, издававший несмолкаемый, раздирающий крик и громко, быстро сыпавшуюся площадную брань. …Из тёмного угла, как резиновый мяч, мигом очутилась перед нами человеческая фигура с пеною у рта, в больничном халате со связанными и одетыми в кожаные мешки руками, затянутыми ремнями, и притянутыми к спине плечами. Ноги были босы, тесёмки нижнего белья волочились по полу, бритая голова, страшные глаза и безумный свирепый взгляд» (Жемчужников, 1971: 115). «Кругом на стенах, обтянутых клеёнкой, был виден след на высоте головы: Федотов бился о стену» (Шкловский, 1965: 187).

11-12.

А. Е. Бейдеман. Свидание с П. А. Федотовым в больнице. 1852 // М. Жемчужников. Свидание с П. А. Федотовым в больнице. 1852. via

Применявшееся лечение заключалось в следующем: «Его били в пять кнутов пять человек, чтобы усмирить» (Жемчужников, 1971: 116).

Судя по описаниям посещавших его друзей, художник испытывал не «тихие или отрадные иллюзии», а устрашающие галлюцинации, видел «чудовищные сцены и образы. …Иногда Федотов воображал себя богачом, скликал вокруг себя любимых особ, говорил о том, что нужно превратить Васильевский Остров в древние Афины, столицу художества и веселия, наполненную мраморными дворцами, садами, статуями, храмами и пантеонами» (Дружинин, 1918: 59).

В лихорадочных разговорах Федотова, которые приобрели навязчивый характер монолога, постоянно присутствовали бред собственного величия и маниакальная идея своей «высокой миссии в мире». Когда психическое состояние больного ещё больше ухудшилось, он в сентябре того же 1852 г. был переведён в больницу «Всех скорбящих» на Петергофской дороге. Обстановка там была немного благоприятнее, но это только временно улучшило состояние художника. При очередном посещении друзей их не пустили к больному, сказав, что «он в бешенстве кричит и буйствует, носится с мыслями в небесном пространстве с планетам и находится в положении безнадёжном» (Жемчужников, 1971: 120).

13.

Этюд для картины "Игроки", 1851-1852. Павел Федотов. Потягивающийся игрок. Государственный Русский музей

Периодически П. А. Федотов успокаивался, разговаривал с посетителями, делал зарисовки, которые находятся в Государственном Русском музее, и даже учил рисовать других больных. Интересно воспоминание одного приятеля художника, навестившего его в мае 1852 г. Федотов прочитал ему сочинённую в больницу басню «Слон и Попугай». «Эта басня отличалась… необыкновенной странностью основной мысли и беспорядком в сочетании идей» (Дитерихс, 1995: 134) и свидетельствовала о том, что мышление Федотова было уже окончательно нарушено. В сделанных им рисунках привлекает внимание проявление подсознательных (вытесненных) влечений художника: «Даже в сумасшедшем доме, находясь фактически по ту сторону жизни, он механическим движением карандаша лихорадочно чертил на попавшемся под руку лоскутке бумаги ордена - кресты, звёзды, ещё кресты: стыдное, потаённое вырывалось наружу» (Кузнецов, 1990: 166).

14.


Этюд для картины "Игроки", 1851-1852. Павел Федотов. Игрок, сжимающий голову руками. Государственный Русский музей

Умер П. А. Федотов в середине ноября 1852 г. от присоединившегося плеврита («водяной болезни»). За несколько дней до смерти он окончательно пришёл в сознание, «пожелал приобщиться Святых тайн, прочитал письмо, полученное незадолго от отца, обнял своего верного денщика Коршунова… и долго, долго плакал» (Толбин, 1854: 61-62). Художник послал сторожа за товарищами, чтобы проститься и с ними, но те опоздали…

В качестве причин заболевания Федотова современники предполагали и переутомление от беспрерывной работы, и неудачную любовь, и борьбу с материальными лишениями. Все эти факторы в большей или меньшей степени имели место, но не могли явиться причиной ТАКОГО психического расстройства.

Психическая болезнь Федотова началась задолго до её первых, бросившихся всем в глаза проявлений. Заболевание, на которое наложила свой отпечаток преморбидная личность художника (аффективные колебания со склонностью к гипоманиакальности), развивалось и усиливалось постепенно. Только к концу 1840-х годов сформировался ясно очерченный характерологический сдвиг («Он давно уж перестал быть тем общительным человеком, каким его знавали в юности» (Кузнецов, 1990: 264)). Известно, что личность человека относится к числу наиболее устойчивых свойств психики и её радикальное изменение, как правило, свидетельствует о начале прогредиентного процесса. К сожалению, в это время художник в силу, возможно, уже болезненных переживаний («молчаливый, мрачный меланхолик» (Сомов, 1878: 16)), «вовсе отставший… от светских забав» (см.: Кузнецов, 1990: 110) ограничивался общением со своим малограмотным слугой, и более подробных сведений о нём в этот период не осталось.

15.

Этюд для картины "Игроки", 1851-1852. Павел Федотов. Игрок, сидящий за столом. Стул

Первый замеченный окружающими болезненный приступ развился остро, в силу чего Федотов был задержан полицейскими, и возникла необходимость в немедленной госпитализации. Находясь во власти бредовых идей, он совершал нелепые, неадекватные поступки, нереально оценивал ситуацию: в частности, говорил о предстоящей свадьбе и покупал драгоценности (незадолго перед этим художник пережил неудачно закончившийся роман с Ю. Тарновской).

16.

Этюд для картины "Игроки", 1851-1852. Павел Федотов. Игрок, сидящий за столом. Государственный Русский музей

Учитывая свидетельства очевидцев, можно сделать вывод, что клиническая картина болезни у Федотова определялась грёзоподобным фантастическим бредом с обильными конфабуляциями. Говоря современным языком, речь могла идти об ориентированном онейроиде, включавшем в себя элементы «шизофренического реквизита»: бред особого значения, галлюцинации, ощущение зависимости от внешних сил. Фантастический бред имел космическую фабулу («носится мыслями в небесном пространстве с планетами»), галлюцинации представлены «чудовищными сценами и образами», заметен и экспансивный бред («воображал себя богачом»). <...>

На полотнах художника, написанных до манифестации заболевания, нельзя заметить такого убедительного влияния психопатологических переживаний, как это можно видеть на картинах Франсиско Гойи, М. А. Врубеля, М. К. Чюрлёниса, Уильяма Блейка, Эдварда Мунка и других. Впрочем, о картине «Игроки», первые этюды которой относятся к 1851 г., биограф замечает: «Подобный рисунок мог быть исполнен только в бреду» (Кузнецов, 1990: 280).

17.

Павел Федотов. Николай I смотрит на Федотова в лупу. Набросок, сделанный художником во время пребывания в больнице Всех скорбящих в Петербурге. 1852. Бумага, карандаш. Фрагмент листа неправильной формы 43,х35,2. Государственный Русский музей

Однако рисунки Федотова, сделанные в больнице, представляют уже явный интерес для психиатра. Так, на одном из них изображён царь Николай I, который через лупу внимательно разглядывает художника.

18.

Увеличительное стекло могло являться символом как повышенного внимания со стороны окружающих (идеи отношения, бред значения), так и признаком идей самоуничижения и самоумаления. Психическое заболевание в какой-то степени позволило художнику выйти на новый уровень творческого самовыражения.

О картинах последних месяцев жизни биограф пишет: «Ничего хотя бы приближающегося к ним не знало русское искусство ни до Федотова, ни ещё долгое время после него. …безумие… подчас бывало способно снять или ослабить предрассудки, сдерживающие самовыражение художника» (Кузнецов, 1990: 284).

19.


Павел Федотов. Игроки. Эскиз-вариант композиции

Если попытаться вместить приведённую клиническую картину в нозологические рамки, то можно предположить, что Федотов страдал приступообразной шизофренией с синдромом острого чувственного бреда с онейроидно-кататоническими включениями. <...>

20.


Павел Федотов. Игроки. 1852. Холст, масло. Киевский музей русского искусства

Наличие психической аномалии у гениального человека не свидетельствует ни о чём другом, кроме его личного неблагополучия. Психиатру особенно интересны те случаи, в которых прослеживается чёткое влияние психической патологии на творческий процесс. Причём не в виде его прекращения или разрушения (это естественно и понятно), а в виде усиления своеобразия творчества, резкого изменения его содержания. Все основные живописные полотна Федотова не несут каких-либо следов психического расстройства, так как были созданы до манифестации психотической симптоматики. Но в рисунках, которые он делал в последние месяцы жизни в психиатрической лечебнице, ясно видны его бредовые переживания. Если бы интеркуррентное соматическое заболевание не привело к летальному исходу, то вполне вероятно, что после установления стойкой ремиссии художник попытался бы выразить и на большом полотне свой вновь приобретённый — пусть и болезненный! — опыт нового восприятия мира. Картина «Игроки» подтверждает такое предположение.

21.


А так в искусство вмешивается политика: картина Павла Федотова «Игроки» из Киева на выставку в Москву не приехала - вместо оригинала баннерная интерьерная распечатка. Фрагмент экспозиции выставки «Павел Федотов. Театр жизни. К 200-летию со дня рождения » в Третьяковской галерее (25 февраля - 14 июня 2015) с увеличенной репродукцией картины «Игроки». Фотография: Екатерина Алленова/Артгид.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Дитерихс, Л. К. (1995) П. А. Федотов. Его жизнь и художественная деятельность // А. А. Иванов. П. А. Федотов. В. Г. Перов. И. Н. Крамской. СПб. : «ЛИО Редактор». Биографическая библиотека Ф. Павленкова.
Дружинин, А. В. (1918) Воспоминание о русском художнике Павле Андреевиче Федотове. М.
Жемчужников, Л. М. (1971) Мои воспоминания из прошлого. Л. : Искусство.
Кузнецов, Э. Д. (1990) Павел Федотов. Л. : Искусство.
Сомов, А. И. (1878) Павел Андреевич Федотов. СПБ. : Типография А. М. Котомина.
Толбин, В. В. (1854) Павел Андреевич Федотов. СПб. : Пантеон. Т. XIII. Январь. Кн.I.
Шкловский, В. В. (1965) Повесть о художнике Федотове. М. : Молодая гвардия.

Источники :
Текст: Шувалов А. В. О психической болезни русского художника П. А. Федотова. Статья полностью: characterology.ru. Первоначальная публикация: Независимый психиатрический журнал. 1995. № 4. С. 56-59.
Некоторые иллюстрации: Артгид

Про Павла Федотова ранее :

«Игроки»

Павел Федотов – Евгений Замятин
1851–1921

Конец творческого пути русского художника Павла Андреевича Федотова – многотрудного, новаторского, трагичного – завершается удивительной работой, несущей в себе некую тайну, мучительную загадку, оставшуюся неразрешённой и по сегодняшний день.
Это – картина «Игроки», написанная в 1852 году – последний год жизни художника. Считающаяся неоконченной, долгое время неизвестная зрителю, она сначала находилась в частной коллекции, а сейчас хранится в собрании Киевского музея русского искусства.
Жанровая сцена с банальным сюжетом, заключённом в самом названии, знакомом, много раз обыгранном и пересказанном как в литературе, так и в живописи, вдруг оборачивается непонятной жутью, как будто художник неожиданно для самого себя подошёл к запретной черте, за которую страшно заглянуть.
Кажется, пробила полночь, и обыденность, понятность мира и вещей, переданные через конкретные предметы: стол, стул, бутылка, свечи в подсвечниках в руках слуги, шторы на окнах – перестали существовать. Исчезли изображения в рамах, таинственно засветилось зеркало, остолбенел слуга, и три фигуры игроков, обступившие проигравшего хозяина, в котором мы узнаём черты самого автора, закорчились, забились в судорогах, раскрывая свою нечеловеческую сущность. Со странной улыбкой на всё смотрит главный персонаж, ещё не веря в ужасное превращение, не осознавая непоправимости случившегося. Мир страшный и безжалостный, как эти чёрные, неумолимые тени, подступил к человеку, вдавил в стену, не оставляя жизненного пространства. Быть может, художник запечатлел момент, когда уклад простой привычной жизни рушится, становясь вечно длящимся кошмаром. И мы, вслед за автором, вступаем в мир теней, призраков, фантомов, мир, искажённый бессмысленностью происходящего, бессмысленностью самого бытия, постепенно превращающегося в небытие.
Наиболее сильно это ощущение передано в серии подготовительных рисунков к картине, выполненных на белой, серой, а чаще всего на синей бумаге итальянским карандашом, иногда с применением цветного, и датированных 1851–1852 годами. Остановимся на самых выразительных из них – эскизе и двух этюдах из ГРМ, где так пронзительно звучит тема духовной опустошённости и убивающей скуки.
Штрих итальянского карандаша под рукой художника, где-то уплотняясь, сгущаясь, где-то едва скользя по поверхности листа, рождает эти причудливые, расплывающиеся силуэты, как бы выхваченные из мрака неверным светом свечи.
Некие фигуры, некое событие в некой среде… На краю стола – бутылка, за бутылкой – колеблющееся пламя свечи; вокруг – люди-тени: странные, скрюченные, безликие, зловещая тень без головы… Человеческие фигуры, оцепеневшие в неестественных позах, навечно застывшие на плоскости листа синей бумаги, превращённой в пространство, пронизанное чувством тревоги и безнадёжности. Единственный живой объект этих сцен – заслонённая бутылкой горящая свеча, будто тайный свидетель остановившегося времени. Ощущение бреда, абсурда. Непостижимость происходящего выводит его за рамки реального понимания вещей, за рамки конкретного времени, эпохи, века…
На протяжении всей жизни Федотов много и плодотворно рисовал. Принцип изучения натуры с карандашом в руках позволил художнику накопить громадный этюдный багаж. Он жадно впитывал окружающую жизнь: «...писцы, отправляющиеся в должность; финляндские солдатики, скидавшие по старой памяти перед ним шапки; потом хозяйки в сопровождении горничных, идущие к рынку; художники, подвигающиеся по направлению к Академии; разносчики и купечество окрестностей Андреевского рынка» (Цит. по изд.: Художественная галерея. Федотов. № 141. С. 20.) – находили своё воплощение в многочисленных карандашных зарисовках, отличающихся любовной передачей бытовых подробностей, тонко подмеченной характерностью персонажей, остроумной трактовкой жизненных коллизий. В подготовительных же рисунках к «Игрокам» мы увидели трагическую сторону творчества Федотова – его внутреннюю драму, душевное смятение, его неприятие сегодняшней действительности.
Личная жизнь художника пересеклась с жестоким законом времени. Дело петрашевцев (1845–1849), участниками которого были писатели, учёные, офицеры – люди круга Федотова, со многими из них он был знаком; грозовые раскаты европейской революции 1848–49 гг. – та политическая атмосфера, в которой возник и развился конфликт художника с окружающим миром. Тогда «николаевская эпоха вступила в своё последнее и, может быть, самое страшное пятилетие» (Кузнец Э.Д. Федотов. М., 1990. С.13). И блистательное, весёлое искусство Федотова, вдруг стало неуместным и даже опасным. Федотова отвергают. «Прежде художник любил этот мир и находил в нём красоту, теперь он, живя в нём, проклинает его» (Сарабьянов Д.В. Федотов и русская художественная культура 40-х годов XIX века. М.: Искусство, 1973. С. 59).
Сигнальный огонь бедствия, поданный зажжённой свечой Федотова, оповещавший о гибели человеческой души, ответно засветился спустя почти 70 лет, в далёком 1921-м, когда в Россию железной поступью пришла революция 1917 года, полностью изменив жизнь страны. Тогда, в 21-м, другой русский художник – писатель Евгений Замятин, принял этот сигнал тревоги, откликнувшись знакомой темой «Игроков» на одном из листков своих записных книжек, где он фиксировал страшные будни гражданской войны...