Война и мир читать все тома. «Война и мир»: шедевр или «многословная дребедень»


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Еh bien, mon prince. Genes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous previens, que si vous ne me dites pas, que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocites de cet Antichrist (ma parole, j"y crois) - je ne vous connais plus, vous n"etes plus mon ami, vous n"etes plus мой верный раб, comme vous dites. [ Ну, что, князь, Генуа и Лукка стали не больше, как поместьями фамилии Бонапарте. Нет, я вас предупреждаю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого Антихриста (право, я верю, что он Антихрист) - я вас больше не знаю, вы уж не друг мой, вы уж не мой верный раб, как вы говорите. ] Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur, [ Я вижу, что я вас пугаю, ] садитесь и рассказывайте.

Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп , как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:

«Si vous n"avez rien de mieux a faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soiree chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmee de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer».

[ Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер. ]

Dieu, quelle virulente sortie [ О! какое жестокое нападение!] - отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.

Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [ Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, - сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.

Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? - сказала Анна Павловна. - Вы весь вечер у меня, надеюсь?

А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, - сказал князь. - Дочь заедет за мной и повезет меня.

Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d"artifice commencent a devenir insipides. [ Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны. ]

Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, - сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.

Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu"a-t-on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [ Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете. ]

Как вам сказать? - сказал князь холодным, скучающим тоном. - Qu"a-t-on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [ Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши. ] - Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.

Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.

В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.

Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n"est qu"un piege. [ Этот пресловутый нейтралитет Пруссии - только западня. ] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!.. - Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.

ЗАМЫСЕЛ

В 1855 году появилось объявление об издании «Полярной звезды». На обложке книги в круге восходящего солнца были изображены пять портретов казненных декабристов; под портретами топор и подписано: «25 июля 1826 года». Том помечен днем казни декабристов.

Над заглавием в тучах звезда.

Полярная.

Объявление было целым манифестом. Герцен говорил о восстании декабристов и о севастопольской кампании; спрашивал, неужели «севастопольский солдат, израненный и твердый, как гранит, испытавший свою силу, так же подставит свою спину палке, как и прежде .

В 1860–1861 годах Толстой совершил заграничную поездку и познакомился с Герценом.

В 1861 году 14 (26) марта Толстой пишет из Брюсселя Герцену, что он теперь только прочел шестую книгу «Полярной звезды» и в восторге: «Превосходная вся эта книга, это не мое одно мнение, но всех, кого я только видел» .

Крах николаевской России был очевиден для всех. Толстой пишет Герцену о сомневающихся людях - говорит и о новых силах, и о людях робких: «…эти люди - робкие - не могут понять, что лед трещит и рушится под ногами - это самое доказывает, что человек идет; и что одно средство не провалиться - это идти не останавливаясь».

Толстой вспоминает в письме имя Рылеева: «Ежели мыльный пузырь истории лопнул для вас и для меня, то это тоже доказательство, что мы уже надуваем новый пузырь, который еще сами не видим. И этот пузырь есть для меня твердое и ясное знание моей России, такое же ясное, как знание России Рылеева может быть в 25 году. Нам, людям практическим, нельзя жить без этого».

В письме Толстого не все решено - здесь много неясного. Николаевская эпоха оказалась мыльным пузырем, но отзвук разочарования попал и в характеристику нового мировоззрения.

Дальше он пишет: «Я затеял месяца 4 тому назад роман, героем которого должен быть возвращающийся декабрист. Я хотел поговорить с вами об этом, да так и не успел. Декабрист мой должен быть энтузиаст, мистик, христианин, возвращающийся в 56 году в Россию с женою, сыном и дочерью и примеряющий свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России».

От романа «Декабристы» осталось только начало; оно несколько пародирует либеральные увлечения эпохи «великих реформ». В длинном зачине, написанном периодами, говорится, что «все россияне, как один человек, находились в неописанном восторге» (17, 8).

Торжественные периоды и слово «россияне» звучат пародией на высокий стиль «Истории Государства Российского», написанной Карамзиным.

Ирония Толстого горька. Он говорит об этом восторге:

«Состояние, два раза повторившееся для России в XIX-м столетии: в первый раз, когда в 12-м году мы отшлепали Наполеона I, и во второй раз, когда в 56-м году нас отшлепал Наполеон III» (17, 8).

Толстой говорит о себе: «Пишущий эти строки не только жил в это время, но был одним из деятелей того времени. Мало того, что он сам несколько недель сидел в одном из блиндажей Севастополя, он написал о Крымской войне сочинение, приобретшее ему великую славу, в котором он ясно и подробно изобразил, как стреляли солдаты с бастионов из ружей, как перевязывали на перевязочном пункте перевязками и хоронили на кладбище в землю» (17, 8–9).

Так Толстой кратчайшими автобиографическими сведениями усиливает свою иронию и недоверие к эпохе «великих надежд».

Но ирония относится не столько к надеждам, сколько к робости надежд. Толстой идет к новому осмысливанию истории. Лед трещит, но Толстой идет в будущее.

Читая «Декабристов» сейчас, невольно удивляешься появлению знакомой для нас семьи Пьера Безухова. Пьер и Наташа, посланные Николаем на каторгу, возвращены после крымского поражения Александром II. Та характеристика, которую им дает Толстой, своей сочувственной ироничностью совпадает с раскрытием характеров в «Войне и мире».

Софья Андреевна Толстая в дневнике писала о том, что Ростовы - это семья Толстого, что Наташа - это Татьяна Кузминская. Сходство героев Толстого доходило, по словам его жены, до совпадения.

Но Толстой в романе «Декабристы» дал характеристику героям, как бы увидев их уже стариками. Действие романа как бы начато с конца. Но предположить, что Толстой в девочке Татьяне Берс увидал старуху Наталью Безухову (в «Декабристах» она носит имя Лабазовой), невозможно.

Судьба Пьера показана в «Декабристах» в конце, но это тот самый Пьер, который самоуверенно и восторженно пошел против Аракчеева, в то же время боясь Пугачева. Это тот самый Пьер, который будет разбит благоразумным помещиком, упрямым хозяином Николаем Ростовым.

Наметки будущего романа, вернее, разведка его будущего в то время шла и другим путем.

В юбилейном для Отечественной войны 1862 году Толстой напечатал в журнале «Ясная Поляна» три статьи под названием «Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы». Заглавие статьи и деление ее на три части тогда напоминали о трех «Севастопольских рассказах»: «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае» и «Севастополь в августе 1855 года».

Во второй статье Толстой описывает урок истории. Дело начинается с рассказа о Крымской кампании: «Я рассказывал историю Крымской кампании, рассказывал царствование императора Николая и историю 12-го года. Все это в почти сказочном тоне, большею частию исторически неверно и группируя события вокруг одного лица. Самый большой успех имел, как и надо было ожидать, рассказ о войне с Наполеоном. Этот класс остался памятным часом в нашей жизни. Я никогда не забуду его» (8, 100–101).

Толстой собирался напечатать этот рассказ и поэтому сократил его, передавая только впечатления слушателей. Дети были потрясены. Урок затянулся до ночи. Конечно, это не было конспектом «Войны и мира», но это был разговор человека, который в то время задумывал книгу. Это как бы предисловие к книге, причем в нем явственно сказываются и воспоминания о двенадцатом годе - о победе народа, и воспоминания о крымском поражении. Это та же тема, которая легла в основу недописанного романа «Декабристы». Декабристы и народ, судьба народа, которую подытоживают войны, народ и революция - была одной из тем «Войны и мира» в момент создания произведения.

«Я того мнения, что сила России не в нас, а в народе», - говорит в романе «Декабристы» состарившийся Пьер (17, 36). Толстой чем дальше, тем больше понимал силу народа и слабость декабристов, которым он сочувствовал, считая их железом среди мусора своего общества.

Силу народа, разбившего Наполеона, можно было понять, изучив эпоху 1812 года. Толстой от замысла «Декабристов» приходит к великому построению о борьбе народа с завоевателями.

ПОСТРОЕНИЕ «ВОЙНЫ И МИРА»

С эпохой Отечественной войны у Толстого разнообразные и близкие связи. Отец Толстого принимал участие в войне с Наполеоном, попал в плен, среди друзей отца были участники боев с Наполеоном; Толстой находился в таком расстоянии от наполеоновского нашествия, как нестарый писатель нашего времени от эпохи Великой Октябрьской революции. Он писал о не прошедшем прошлом.

В 1852 году в станице на берегу Терека молодой Толстой читал «Описание войны 1813 года» А. И. Михайловского-Данилевского. Он записал в дневнике: «Есть мало эпох в истории столь поучительных, как эта, и столь мало обсуженных» (46, 142).

Том первый

Часть первая

– Eh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens que si vous ne me dites pas que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j’y crois) – je ne vous connais plus, vous n’êtes plus mon ami, vous n’êtes plus мой верный раб, comme vous dites. Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur, садитесь и рассказывайте.

Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:

«Si vous n’avez rien de mieux а faire, Monsieur le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer»

– Dieu, quelle virulente sortie! – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках и звездах, с светлым выражением плоского лица.

Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.

– Avant tout dites-moi, comment vous allez, chèe amie? Успокойте меня, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.

– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно, имея чувство, оставаться спокойною в наше время? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?

– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.

– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fêtes et tons ces feux d’artifice commencent а devenir insipides.

– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.

– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu’a-t-on décidé par rapport а la dépêche de Novosilzoff? Vous savez tout.

– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu’a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les nôtres.

Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.

Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.

В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.

– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника. На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?.. Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцеву? Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и все хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уже объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n’est qu’un pièe. Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!.. – Она вдруг остановилась с улыбкой насмешки над своею горячностью.

– Я думаю, – сказал князь, улыбаясь, – что, ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?

– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de Mortemart, il est allié aux Montmorency par les Rohans, одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l’abbé Morio; вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?

– А? Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что-то и особенно-небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главной целью его посещения, – правда, что I’impératrice-merè желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C’est un pauvre sire, ce baron, а ее qu’il paraît. – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.

Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.

– Monsieur le baron de Funke a été recommandé а l’impératrice-mèe par sa soeur, – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d’estime, и опять взгляд ее подернулся грустью.

Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелкануть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.

– Mais а propos de votre famille, – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь, с тех пор как выезжает, fait les délices de tout le monde. On la trouve belle comme le jour.

Меню статьи

Главные герои:

  • Пьер Безухов – молодой человек, незаконный сын графа Кирилла Безухова. Любимый положительный герой автора, который на протяжении романа проживает полную перемен и испытаний жизнь. После смерти графа Безухова, по завещанию отца получает огромное состояние и внезапно, неожиданно даже для себя становится очень богатым.
  • Анна Павловна Шерер – фрейлина и приближенная императрицы Марии Федоровны, хозяйка модного в Петербурге великосветского «политического» салона, в доме которой часто собираются гости. Женщина с устоявшимся мнением и традициями.

  • Анна Михайловна Друбецкая – княгиня, которая очень беспокоилась о своем сыне Борисе. Просила князя Василия замолвить слово перед государем, чтобы он был переведен в гвардию, и тот пошел ей навстречу. Сыграла решающую роль при решении о разделении наследства находящегося при смерти графа Кирилла Безухова.
  • Борис Друбецкий – сын Анны Михайловны. В первой главе показан как порядочный молодой человек, по милости государя переведенный в гвардию. Длительное время жил и получал воспитание у Ростовых.
  • Граф Илья Андреевич Ростов – отец большого семейства, бойкий, веселый, самоуверенный старичок. Любит жить на широкую ногу, устраивать пиры.
  • Наталья Ростова – жена Ильи Андреевича, женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо, изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек…» Графиня привыкла жить в роскоши и не умела экономить.
  • Николай Ростов – сын графа Ильи Ростова, человек с веселым и общительным характером, которому чуждо уныние. Желая быть полезным Родине, принимает решение уйти на войну.
  • Наташа Ростова – главная героиня романа. В первой части первого тома – тринадцатилетняя, по-детски непосредственная, веселая девочка с задорным характером, двоюродная сестра и хорошая подруга Софьи.
  • Соня Ростова – двоюродная сестра и подруга Наташи, добрая девушка, которая влюблена в старшего брата подруги – Николая Ростова и переживает по поводу того, что он уходит в армию.
  • Вера Ростова – нелюбимая дочь графини Ростовой. Девушка красивая и умная, но, несмотря на это, производит на всех окружающих раздражающее, неприятное действие. В своей семье Вера ведет себя гордо и надменно, указывает сестрам на их недостатки и умышленно создает им неприятности. Вера производит впечатление девушки холодной бездушной и бессердечной.
  • Николай Болконский – отставной генерал, отец семейства Болконских. В первой части предстает как умный человек, во всех поступках предпочитающий точность. Он любит свою дочь Марию, но воспитывает её в чрезмерной строгости.
  • Мария Болконская – дочь Николая Болконского, очень богатая и знатная дворянка, добрая и нежная, верующая девушка, любящая людей и старающаяся поступать так, чтобы никого не огорчить. К тому же, она умная и образованная, ведь уроки алгебры и геометрии преподавал ей сам отец.
  • Андрей Болконский – сын Николая Болконского. Этот герой, в отличие от отца, обладает не настолько жестким характером. Его поведение на протяжении романа меняется. В первой части первого тома предстает перед читателем как амбициозный и гордый молодой человек, который уходит на войну, невзирая на просьбы беременной жены. Андрей – искренний друг Пьера Безухова, желающий во всем ему помочь.
  • Маленькая княгиня, Елизавета – жена Андрея, женщина, любящая светское общество. Она милая, улыбчивая, красивая женщина, однако, очень переживает по поводу того, что её муж уходит в армию и оставляет её в трудном положении. Ведь Лиза ждет ребенка.
  • Князь Василий Курагин – важный чиновник, аристократ, влиятельный человек, который служит при императорском дворе и лично знаком с императрицей. Родственник графа Кирилла Безухова, претендующий на его наследство, которое, по сюжету повести, получил не он, а Пьер Безухов.
  • Элен Курагина – дочь князя Василия. Блестящая красавица Петербурга с неизменяющейся улыбкой. Делает большие успехи в свете, приобретает репутацию женщины умной, однако, между родными обнаруживает такие черты характера, как вульгарность, грубость и циничность.
  • Анатоль Курагин , сын Василия Курагина – отрицательный персонаж в романе «Война и мир». Ведет себя развязно, часто совершает непристойные поступки, хотя и относится к аристократам.
  • Марья Дмитриевна – женщина, знаменитая прямотой ума. Она говорит то, что думает. Её знают и в Москве, и в Петербурге, и в царских кругах. С этой героиней читатель впервые знакомится на именинах у Ростовых, которые воспринимают её как долгожданную гостью.

Глава первая

Первая глава повести Льва Николаевича Толстого «Война и мир» показывает светское общество. События начинаются в 1805 году. В доме фрейлины и приближенной императрицы Анны Павловны Шерер часто собираются гости. Вот и теперь первым к ней зашел князь Василий, весьма влиятельный человек. Между ними завязывается беседа, в которой касаются разных тем: обсуждают военные события, политику, также не забывают упомянуть о том, как устроить будущее детей. Анна Павловна не скрывает, что недовольна старшим сыном князя – Анатолем.

Глава вторая

Гостиная Анны Павловны понемногу наполняется. Автор показывает различных по темпераменту людей, среди которых дочь Василия, Элен Курагина, «в шифре и бальном платье»; маленькая княгиня Лиза Болконская, которая вышла замуж в прошлом году; а также Пьер Безухов, представленный писателем как «массивный толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде…», который ни своим внешним видом, ни поведением не вписывался в избалованное светское общество. Этот неожиданный визит даже вызвал беспокойство Анны Павловны, которая, кратко поговорив с Пьером, сделала о нем вывод как о молодом человеке, не умеющем жить. Впрочем, и сам Безухов чувствовал себя неуютно среди такого высшего общества.

Глава третья

Сама же хозяйка демонстрирует гостям виконта, молодого человека, считавшего себя -знаменитостью и аббата, посетивших её, как «что-то сверхъестественно-утонченное». Снова обсуждаются разные темы, из которых предпочтение отдается грядущей войне с Бонапартом. Вдруг в гостиную входит новый гость – Андрей Болконский, муж маленькой княгини, которого Лев Толстой характеризует как полную противоположность супруги. Андрей удивлен, увидев Пьера Безухова в большом свете.

Глава четвертая

Князь Василий собирается уходить. Его останавливает одна из пожилых дам, присутствовавших на вечере у Анны Павловны, и начинает, выражая тревогу и беспокойство, умолять о своем сыне Борисе: «Что вам сто́ит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию?» Князь пытается возразить, говоря о том, что просить самого государя трудно, но княгиня Друбецкая (так звали пожилую даму) настойчива. И Василий, наконец, уступает мольбам, пообещав сделать невозможное.

Предлагаем ознакомиться с в романе Льва Толстого “Война и мир”.

Тем временем Пьер Безухов, вмешавшийся в разговор виконта о казни герцога Энгиенского, в глазах Анны Павловны совершает крайне неприличный поступок. Выражая свое мнение о том, что Бонопарт в этом случае поступил правильно, и возбужденно доказывая свою правоту, Пьер не замечает, как все больше и больше вызывает недовольство хозяйки и недоумение окружающих.


Разрядить обстановку невольно пытается князь Ипполит, решая рассказать публике очень смешной анекдот. И ему это удается.

Глава пятая

В этой главе, после первого предложения, в котором упоминается, что гости стали расходиться, автор приступает к описанию одного из главных героев – Пьера Безухова. Итак, какие прилагательные использует он, чтобы показать характер этой неординарной личности? Во-первых, неуклюжий. Во-вторых, рассеянный. Но эти, казалось бы, отрицательные качества становились незначительными в свете добродушия, простоты и скромности, которыми обладал этот молодой человек.
Анна Павловна подошла к Пьеру и мягко сказала о своей надежде на то, что он все-таки изменит свое мнение. Андрей Болконский, проходя мимо, напомнил другу, что ждет его у себя.

Через короткое время Безухов и Болконский встретились вновь – уже в стенах жилища князя Андрея. По описанию автора, понятно, что Пьер чувствовал себя здесь, как дома. Завязался непринужденный разговор, но Андрей Болконский дал понять, что детские рассуждения друга о Наполеоне ему не интересны.

Однако, последовал вопрос, для чего же он идет на войну, на который князь ответил: «Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь - не по мне!»

Глава шестая

В комнату вошла жена Андрея Болконского – маленькая княгиня Лиза. Между ней и Пьером тут же произошел диалог. Пьер со своей детской непосредственностью не преминул выразить свое мнение о том, что недоумевает, зачем Андрею идти на войну. Он затронул больную тему супруги Болконского, и поэтому в её лице нашел поддержку. Лиза боялась расставания с мужем – особенно сейчас, во время беременности. Отчаяние и страхи взяли верх, и она, не стесняясь Пьера, стала высказывать мужу все, что думает о его желании уйти в армию и бросить ее в такое сложное время. Безухов, невольно ставший свидетелем начинающегося скандала как мог пытался успокоить Лизу, но ему это мало удавалось. Наконец, жена Болконского утихла и смирилась. Друзья пошли ужинать.

И здесь, за столом, Андрей преподал Пьеру ценный урок о том, как нужно выбирать себе спутницу жизни. «Не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал все, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно, а то ты ошибешься жестоко и непоправимо» – убежденно говорил он другу. И над этими словами стоит задуматься тем, кто решился вступить в брак.

Андрей смотрел на Пьера добрыми глазами, но все же осознавал свое превосходство перед ним. Он настоятельно советовал другу оставить «все эти кутежи», говоря, что светское общество не подходит для такой натуры, как у него. И взял с друга честное слово, что он не будет ездить к Курагиным.

Однако, Пьер Безухов нарушил его сразу же, выйдя от Андрея. Молодой человек снова направился к Анатолю, чтобы еще раз испытать вкус беспутной жизни. Там играли в карты и много пили. Не удержался и Пьер и напился до того, что тоже стал делать недостойные поступки, граничащие с безумием.

Глава седьмая

Обещание, данное княгине Друбецкой, было исполнено. Князь Василий замолвил перед государем слово о её сыне, и тот был переведен в Семеновский полк прапорщиком.

Сама княгиня оказалась дальней родственницей Ростовых, у которых она временно снимала жилье и где воспитывался её сын Борис.

У Ростовых был большой праздник – день рождения мамы и дочки. Их обеих звали Натальями. Это стало поводом для намечающегося шумного веселья.

В беседе с гостями выяснялись некоторые подробности. Например, то, что Пьер Безухов – сын богатого графа Кирилла Безухова, оказывается, был незаконнорожденным, однако, самым любимым из детей, и так как граф уже сильно болел, окружающие догадывались, кому же достанется его огромное состояние – князю Василию или все-таки Пьеру.

Не преминули поговорить и о недостойном поведении Пьера, который, связавшись с дурной компанией, Долоховым и Курагиным, еще сильнее скомпрометировал себя, чем на вечере у Анны Павловны, когда спорил с аббатом о действиях Наполеона. История с медведем, на которого дебоширы привязали квартального и бросили плавать в Мойку, вызвала противоречивую реакцию окружающих – одни возмущались, а другие не могли сдержать смеха.

Глава восьмая

В этой главе читатель впервые имеет возможность познакомиться с Наташей Ростовой – одной из главных героинь романа «Война и мир». В начале романа она предстает тринадцатилетней девочкой, веселой и беззаботной. Автор описывает её «черноглазой, с большим ртом, некрасивой, но живой».


Наконец, в виду именин вся молодежь – и Наталья, и сын Анны Михайловны Борис, и старший сын графини Натальи, Николай, и племянница Ростовых София, и младший сын Петя – разместились в гостиной.
В конце главы автор упоминает о том, что Борис Друбецкий и Николай Ростов были друзьями детства.

Глава девятая

В начале этой главы описывается племянница Ростовых Соня, которая живет у них и с которой очень дружит Наталья.

Граф-отец сетует на то, что его сын Николай Ростов, подражая своему другу Борису, идет на войну, на что молодой человек возражает: «Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе…»

Однако, влюбленная в Николая Соня едва сдерживает слезы. Разговор снова заходит о детях, и графиня Наталья упоминает о старшей дочери Вере, неглупой, хорошо воспитанной, с приятным голосом, к которой она относилась строже, чем к младшей, но которая, в отличие от Натальи Ростовой, не производит столь приятного впечатления на окружающих. Эта девушка играет второстепенную роль в сюжете романа.

Глава десятая

Наташа Ростова, спрятавшись между кадками с цветами, становится невольной свидетельницей сцены, произошедшей между Софией и Николаем, который, признавшись девушке в любви, целует её. Сама Наташа, в то время думающая, что любит Бориса, позвала молодого человека к себе, «обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи, и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала… в самые губы».

Глава одиннадцатая

Графиня Наталья, которая долго не виделась со своей подругой Анной Михайловной, желает пообщаться с ней наедине. Однако, её дочь Вера находится в комнате. Приходится прямо сказать ей, что она лишняя и предложить пойти к сестрам.

В соседней диванной комнате сидят две пары – Борис и Наташа, а также Николай и Софья. Вера не понимает чувств молодых людей, и между сестрами происходит словесная перепалка. Однако, самоуверенная Вера не чувствует, что наговорила неприятностей, напротив, считает себя правой во всех поступках.

Тем временем в гостиной продолжается диалог между Анной Михайловной и графиней Натальей. Разговор сначала идет о службе в армии Николая Ростова, затем княгиня принимает решение поехать к графу Кириллу Безухову, чтобы, пока не поздно, похлопотать о содержании для его крестника Бориса – и сообщает об этом графине. Граф Ростов предлагает позвать Пьера Безухова на обед, который состоится по поводу именин в четыре часа дня.

Глава двенадцатая

Анна Михайловна с сыном заехали в широкий двор графа Кирилла, а затем зашли в дом. Швейцар доложил князю Василию об их прибытии. В комнате царила атмосфера печали, ведь старший Безухов был неизлечимо болен, уже при смерти. Дав короткие наставления Борису по поводу службы в армии, князь Василий стал слушать Анну Михайловну. «Его необходимо приготовить, ежели он так плох» – убеждала она, и князь снова понял, что от этой женщины, которая так настаивает на своем, не так-то легко отделаться. А княгиня Анна Михайловна, попросив Бориса пообщаться с Пьером Безуховым и передать ему приглашение на именины Ростовых, расположилась в кресле. Она приняла твердое решение – «помогать ходить за дядюшкой».

Глава тринадцатая

Пьер Безухов остановился в доме своего отца. История, рассказанная про его непристойное поведение, была справедливой, и поэтому отношение к незаконному сыну графа Кирилла Безухова не отличалось доброжелательностью. На вопрос: «Могу я видеть графа?» последовал неприветливый, отрицательный ответ, и Пьеру, не получившему ожидаемого, пришлось уйти к себе в комнату.

Когда Безухову неожиданно нанес визит Борис, тот сначала удивился, хотя и встретил его дружелюбно и просто. «Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать» – сообщил гость после неловкого молчания, которое показалось долгим.

Молодые люди стали беседовать, и Друбецкому удалось опровергнуть предположение, что они с матерью хотят «получить что-нибудь от богача».

Борис Друбецкий Пьеру очень понравился, он расположился сердцем к этому умному и твердому характером молодому человеку.

Анна Михайловна сообщила князю о решении подготовить умирающего Кирилла Безухова.

Глава четырнадцатая

Графиня Ростова после отъезда Анны Михайловны долго сидела сама, а потом позвонила служанке и приказала позвать мужа. Сжалившись над бедной подругой, она решила помочь ей финансово, и с этой целью попросила у супруга пятьсот рублей. Он, расщедрившись, дал семьсот. Когда вернулась Анна Михайловна, новенькие ассигнации уже лежали под платком на столике.

Вот Борису от меня, на шитье мундира – произнесла графиня, доставая деньги и давая подруге.

Глава пятнадцатая

Наконец, гости начали съезжаться на именины. Уже сидело в гостиной немало тех, кто приехал поздравить виновников торжества, но более всего ожидали Марью Дмитриевну, женщину, знаменитую прямотой ума и простотой обращения, которую знала и Москва, и Петербург, а также в царских кругах.

Собравшиеся гости предпочитали разговаривать на военную тему. Вначале прислушивались к беседе, которая происходила между старым холостяком по фамилии Шиншин, который приходился двоюродным братом графини и поручиком Бергом, офицером семеновского полка. Затем приехал Пьер Безухов, и хозяйка, сказав ему несколько ничего не значащих фраз, взглядом попросила Анну Михайловну занять молодого человека.

Наконец, прибыла Мария Дмитриевна, которая «достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно-сиявшей и разрумянившейся Наташе» вдруг повернулась к Пьеру и стала его журить за непристойное поведение, которое молодой человек позволил себе в недавнее время. В конце концов, гости разместились за столами. «Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов…»

Глава шестнадцатая

На мужской половине стола разговор шел все более оживленно. Один из гостей – полковник – утверждал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и настаивал: «Мы должны драться до последней капли крови», Шиншин же недоумевал, зачем вообще воевать с Бонопартом.

Граф Николай заметил, что его сын тоже идет в армию. «А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На все воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует» – громко сказала Мария Дмитриевна. Вдруг раздался детский голосок Наташи Ростовой: «Мама! какое пирожное будет?»

На удивление, даже Мария Дмитриевна не рассердилась, увидев такую бестактность, но рассмеялась непосредственности девочки, а за нею – все гости.

Глава семнадцатая

Праздник был в самом разгаре. Вдруг Наташа обнаружила отсутствие своей двоюродной сестры и любимой подруги Сони и, оставив гостей, пошла её искать. Она увидела девочку лежащей «ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке» и горько плачущей. Причиной слез было то, что её Николенька уходит в армию, но не только это. Оказалось, Соню до глубины души ранили слова Веры, старшей сестры Наташи Ростовой, которая грозилась, что покажет маменьке стихи Николая и называла её неблагодарной.

Добрая Наташа успокоила подругу, и та снова стала веселой. Девочки вернулись в зал. Гости много танцевали, шутили, радовались такому замечательному мероприятию, проводимому в честь именин дорогих Натальи старшей и Натальи младшей. По всему было видно, что праздник удался.

Глава восемнадцатая

В то время, как в доме Ростовых царила радость, семья Безуховых переживала тяжелое горе, приближение скорой утраты: с графом Кириллом случился шестой удар. В приемной комнате собрались люди, в том числе и духовник, готовый соборовать умирающего.

«Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны», где, по описанию автора, «было темно, и хорошо пахло куреньем и цветами».

Василий вызвал девушку, которую он называл Катишь (это была его кузина Катерина Сергеевна), на серьезный разговор. Обсуждали завещание графа Кирилла и очень боялись, что все наследство может отойти его незаконному сыну Пьеру.

Князь Василий справедливо опасался этого, Екатерина же поначалу возражала: «Мало ли он писал завещаний, но Пьеру он не мог завещать! Пьер незаконный», но затем, узнав, что в силу письменного обращения графа, государь может удовлетворить его просьбу по поводу усыновления, тоже не на шутку встревожилась.

Василий с Катишь стали продумывать план, чтобы уничтожить завещание на имя Пьера, более того, хотели создать такую ситуацию, чтобы его аннулировал сам Кирилл Безухов. Бумага лежала под подушкой умирающего, в мозаиковом портфеле, и до неё так желали добраться княжна Екатерина и князь Василий.

Глава девятнадцатая

Анна Михайловна оказалась дальновидной женщиной. Она предполагала, что разгорится борьба по поводу наследства и поехала к Безуховым, срочно вызвав Пьера. Молодой Безухов боялся предстоящего свидания с умирающим отцом, но понимал, что это необходимо.

Княгиня и сын графа Кирилла вошли в приемную. Пьер, повинующийся своей руководительнице, сел на диванчик. Взгляды всех бывших в комнате устремились на этого молодого человека. Но в них было участие, даже уважение, и молодой Безухов почувствовал, «что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой-то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги».

«Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте» – решительно позвала Анна Михайловна Пьера, и он вошел в комнату, где лежал умирающий отец.

Глава двадцатая

Перед взором Пьера, который хорошо знал обстановку комнаты отца, предстала печальная картина: лежащий под образами отец «с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно-благородными крупными морщинами на красивом красно-желтом лице»; духовники, готовые соборовать отходящего в мир иной; две младшие княжны, Катишь со злобным выражением лица; Анна Михайловна, какая-то неизвестная дама; князь Василий, который постоянно крестился правой рукой, и другие.

Пьер приблизился к кровати отца. «Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем выражении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном».

Глава двадцать первая

В приемной уже не было никого, не считая князя Василия со старшей княжной, которая при виде входящей Анны Михайловны с Пьером прошептала, что не может видеть эту женщину.

Катерина уже держала в руках мозаиковый портфель, который желала отобрать Анна Михайловна, настойчиво и притворно-ласково убеждая княжну не сопротивляться. Две женщины пытались выхватить спорную вещь друг у друга. Борьба продолжалось до тех пор, пока средняя княжна не выбежала из комнаты, где умирал граф. Катерина выронила портфель, который тут же схватила Анна Михайловна и пошла с ним в спальню.
Очень скоро она сообщила Пьеру, что его отец скончался.

Глава двадцать вторая

В имении старого князя Николая Болконского с нетерпением ожидали приезда молодого князя Андрея и его жены, княгини. Сам Николай отличался непростым характером, признавая за добродетели только деятельность и ум. Воспитанием младшей дочери Марьи он занимался сам, распределяя её жизнь таким образом, чтобы девочка не проводила время в праздности. Отец сам преподавал ей уроки алгебры и геометрии. Главной чертой этого пожилого человека была точность, доведенная до крайности.

В день приезда молодых князь Николай передал дочери письмо от Жюли Карагиной, подруги княжны, в котором сообщалось о том, что Пьер Безухов сделался графом, получив и титул, и практически все наследство от отца, став владельцем одного из крупнейших состояний в России. Кроме того, она рассказала о замысле Анны Михайловны устроить супружество Марьи с Анатолем Курагиным. В свою очередь княжна написала ответное письмо, в котором выражала жалость и к внезапно ставшему богатым Пьеру Безухову, и к князю Василию, оставшемуся ни с чем.

Девушка также сокрушалась по поводу войн, которые ведут между собой люди и печалилась, что так происходит. «… Человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга» – искренне выражала она свое мнение в письме подруге.

Глава двадцать третья

Наконец-то князь Андрей Болконский со своей женой переступили порог дома своих родителей. Однако, в это время отец, князь Николай, спал и даже приезд таких дорогих гостей не мог стать поводом для того, чтобы нарушить столь привычный распорядок дня.

Почивать отцу осталось двадцать минут, и поэтому он предложил жене пойти сначала к княжне Марье.

По всей видимости, маленькая княгиня была в доме родителей мужа впервые, поэтому, увидев роскошную обстановку, не удержалась от восклицания: «Это дворец!»

Увидев, что Мария упражняется в игре на фортепиано, гости хотели неслышно выйти, но тут их заметила мадмуазель Бурьен, компаньонка княжны Болконской, и стала выражать восторг по поводу того, что долгожданные родственники, наконец, приехали.

Брата с женой увидела и Мария и присоединилась к радости по поводу их визита. Не остался в стороне и князь Николай, и хотя выражал свои эмоции более скупо, все же по причине приезда сына находился в хорошем расположении духа. И снова пошли разговоры на военную тематику, так волновавшую в то время людей.

Глава двадцать четвертая

Наконец, наступило время обеда, и князь Николай пошел в столовую, где его уже ожидали княжна Мария, мадмуазель Бурьен и архитектор князя, почему-то допускаемый к столу, хотя он был вовсе не из знати. Все расселись, и снова зашел разговор «о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях…»

Глава двадцать пятая

На следующий день князь Андрей собирался уезжать. Он волновался. Вот как описывает автор настроение молодого человека в то нелегкое время: «Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было идти на войну, грустно ли бросить жену, - может быть, и то и другое…»

Вдруг послышались шаги княжны Марии. Она была огорчена, ведь так хотела поговорить с братом наедине. Смотрела на него – и не узнавала в этом сильном и мужественном молодом человеке своего прежде шаловливого братишку.



Сестра призналась, что сразу полюбила его жену Лизу, которая, по её мнению, была еще ребенком, но вдруг увидела презрительное и ироническое выражение, промелькнувшее на лице Андрея. Однако, он был очень рад общению с милой сестрой. Беседа протекала мирно и когда Мария упомянула о мадмуазель Бурьен, брат не преминул заметить, что она ему очень не нравится. Однако, добрая княжна попыталась оправдать компаньонку в его глазах, ведь она – сирота и так нуждается в хорошем к себе отношении.

Вдруг последовал вопрос, обескураживший Марию. Речь шла о том, как относится к ней отец, ведь было видно, что сестра Андрея страдала от тяжелого и крутого характера любимого папы. Более всего девушку удручало, что отец не верит в Бога. «…Как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться?» – сокрушалась она по поводу его религиозного мировоззрения.

Часть первая

I

— Eh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens que si vous ne me dites pas que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j"y crois) — je ne vous connais plus, vous n"êtes plus mon ami, vous n"êtes plus мой верный раб, comme vous dites. Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur, садитесь и рассказывайте. Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех: «Si vous n"avez rien de mieux à faire, Monsieur le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer». — Dieu, quelle virulente sortie! — отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках и звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми, тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване. — Avant tout dites-moi, comment vous allez, chère amie? Успокойте меня, — сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка. — Как можно быть здоровой... когда нравственно страдаешь? Разве можно, имея чувство, оставаться спокойною в наше время? — сказала Анна Павловна. — Вы весь вечер у меня, надеюсь? — А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, — сказал князь. — Дочь заедет за мной и повезет меня. — Я думала, что нынешний праздник отменен, Je vous avoue que toutes ces fêtes et tous ces feux d"artifice commencent à devenir insipides. — Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, — сказал князь по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили. — Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu"a-t-on décidé par rapport à la dépêche de Novosilzoff? Vous savez tout. — Как вам сказать? — сказал князь холодным, скучающим тоном. — Qu"a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les nôtres. Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов. Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться. В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась. — Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника. На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?.. Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцеву? Ничего. Они не поняли, они не могли понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и все хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уже объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него... И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n"est qu"un piège. Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!.. — Она вдруг остановилась с улыбкой насмешки над своею горячностью. — Я думаю, — сказал князь, улыбаясь, — что, ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю? — Сейчас. A propos, — прибавила она, опять успокоиваясь, — нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de Mortemart, il est allié aux Montmorency par les Rohans, одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l"abbé Morio; вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете? — А! Я очень рад буду, — сказал князь. — Скажите, — прибавил он, как будто только что вспомнив что-то и особенно-небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главной целью его посещения, — правда, что l"impératrice-mère желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C"est un pauvre sire, ce baron, à ce qu"il paraît. — Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону. Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице. — Monsieur le baron de Funke a été recommandé à l"impératrice-mère par sa sur, — только сказала она грустным, сухим тоном. В то время как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d"estime, и опять взгляд ее подернулся грустью. Князь равнодушно замолк, Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелкануть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его. — Mais à propos de votre famille, — сказала она, — знаете ли, что ваша дочь, с тех пор как выезжает, fait les délices de tout le monde. On la trouve belle comme le jour. Князь наклонился в знак уважения и признательности. — Я часто думаю, — продолжала Анна Павловна после минутного молчания, придвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, — я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам дала судьба таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, — вставила она безапелляционно, приподняв брови), — таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не сто́ите. И она улыбнулась своею восторженной улыбкой. — Que voulez-vous? Lafater aurait dit que je n"ai pas la bosse de la paternité, — сказал князь. — Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас... Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился. — Что ж мне делать? — сказал он наконец. — Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbéciles. Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль — беспокойный. Вот одно различие, — сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что-то неожиданно-грубое и неприятное. — И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, — сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза. — Je suis votre верный раб, et à vous seule je puis l"avouer. Мои дети — ce sont les entraves de mon existence. Это мой крест. Я так себе объясняю. Que voulez-vous?.. — Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе. Анна Павловна задумалась. — Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля. Говорят, — сказала она, — что старые девицы ont la manie des mariages. Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne, которая очень несчастлива с отцом, une parente à nous, une princesse Болконская. — Князь Василий не отвечал, хотя с свойственной светским людям быстротой соображения и памятью движением головы показал, что он принял к соображению это сведенье. — Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит сорок тысяч в год, — сказал он, видимо не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал. — Что будет через пять лет, ежели это пойдет так? Voilà l"avantage d"être père. Она богата, ваша княжна? — Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse comme les pierres. У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня. — Ecoutez, chère Annette, — сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему-то книзу. — Arrangez-moi cette affaire et je suis votre вернейший раб à tout jamais (рап — comme mon староста m"écrit des донесенья: покой-ер-п). Она хорошей фамилии и богата. Все, что мне нужно. И он с теми свободными и фамильярными грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону. — Attendez, — сказала Анна Павловна, соображая. — Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille que je ferai mon apprentissage de vieille fille.

Ну, князь, Генуя и Лукка — поместья фамилии Бонапарте. Нет, я вам вперед говорю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого Антихриста (право, я верю, что он Антихрист), — я вас больше не знаю, вы уж не друг мой, вы уж не мой верный раб, как вы говорите (франц.). (В дальнейшем переводы с французского не оговариваются. Здесь и далее все переводы, кроме специально оговоренных, принадлежат Л. Н. Толстому. — Ред. ) Я вижу, что я вас пугаю. Если у вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер. Господи, какое горячее нападение! Прежде всего скажите, как ваше здоровье, милый друг? Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны. Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцева? Вы все знаете. Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли, и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши. Этот пресловутый нейтралитет Пруссии — только западня. Кстати, — виконт Мортемар, он в родстве с Монморанси чрез Роганов. аббат Морио. вдовствующая императрица. Барон этот ничтожное существо, как кажется. Барон Функе рекомендован императрице-матери ее сестрою. много уважения. Кстати, о вашем семействе... составляет наслаждение всего общества. Ее находят прекрасною, как день. Что делать! Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви. дурни. Я вас... и вам одним могу признаться. Мои дети — обуза моего существования. Что делать?.. имеют манию женить. девушка... наша родственница, княжна. Вот выгода быть отцом. Бедняжка несчастлива, как камни. Послушайте, милая Анет. Устройте мне это дело, и я навсегда ваш... как мой староста мне пишет. Постойте. Лизе (жене Болконского). Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девицы.